– Это одно звание, что князь! А на деле опять мы по вашей воле ходи!

– И звание – неплохо для человека, чей дед был простым хирдманом и получил меч из рук моего стрыя.

– Так и мы… – Грозничар начал горячиться, – не зря меч носим! И владеем им не хуже иных! Не желаем мы больше у стремени вашего ходить! Хотите мир сотворить как равные – тому быть. А не хотите – мы, черниговские, вам более не слуги!

– Погоди, Грознята! – примирительно окликнул Мистина и встал. – Веришь, значит, что меч твой и удача посильнее Ингваровых будут?

– А нет – пусть мое же оружие поразит меня! – запальчиво ответил тот.

– Оружия не надо, мы ведь свойственники, – так же спокойно продолжал Мистина. – Иди со мной на поле. Одолеешь – будет все, как ты сказал. А не одолеешь – стало быть, не срок тебе от стремени Ингварова отходить.

– Ты что же, – Грозничар удивился, – на поле меня зовешь?

– А ты худо слышишь?

– Хорошо я слышу! Не запугаешь ты меня, хоть тебя и цесарь греческий боится! – Грозничар опомнился и снова приосанился: – Хочешь поля – будет поле!

В гриднице не смолкал гул. Киевские бояре смотрели с любопытством, дружинные хранили спокойствие. Свенельд и Радорм вышли из-за стола и направились к черниговцам – обсудить условия.

Эльга, заранее знавшая о такой возможности, выпрямилась, положив руки на подлокотники. Мистина взглянул на нее и, перехватив ее взгляд, чуть заметно приподнял брови и мимоходом коснулся белой костяной рукояти скрамасакса на поясе.

Избыгнев и Дорогожа предлагали провести поединок на площадке Святой горы – все же это был божий суд.

– Вы за права земель и родов своих бьетесь, самое место для этого – перед богами! – говорили они, и Милогость с Богонегом, черниговские бояре, согласно кивали.

– Пока еще нет, отцы мои, – возражал Мистина. – Пока еще и я, и Грознята – мы оба люди Ингвара. Мы – его дружина. Я одолею – он в дружине и останется. Он одолеет – в другой раз сам Ингвар с ним будет биться, и уже на ратном поле. А пока дело наше дружинное, и решать мы его будем перед дружиной.

– А богам и здесь видать, – подхватил Грозничар.

Эльга улыбнулась и показала на поврежденный Олегов щит на стене: дескать, вот кто на тебя смотрит! Грозничар перехватил ее взгляд, нахмурился и отворотился.

– Нужно тебе время? – спросил его Мистина. – Только знаешь, судьба не всегда подготовиться дает.

– Вы вон к походу своему два года готовились, да вас «олядный огонь» врасплох застал! А я хоть сейчас готов!

Мистина улыбнулся и стал расстегивать пояс – тот самый, усаженный серебряными бляшками, с двумя узорными «хвостами».

Эльга не хотела смотреть, как он раздевается – казалось, все в гриднице по ее лицу поймут, что она уже это видела. Но не могла отвести глаз. Вместе с новым светло-желтым кафтаном на куницах, греческой сорочкой полосатого шелка, с узорной отделкой на груди Мистина как будто снимал с себя человеческие обычаи, освобождая скрытую стихийную силу.

И ничего прекраснее вместилища этой силы она в жизни своей не видела.

Эльга перевела взгляд на Грозничара. Тот держался уверенно, однако ей думалось, что в душе он далеко не так спокоен. Он ведь сам сказал, что греческий поход спасла удача Мистины. А с ним-то ему и предстояло тягаться.

Всякий, кто взглянул бы на них двоих, сказал бы, что противники один другого стоят. Мистина в свои двадцать пять находился в самом расцвете сил, но Грозничар был старше всего-то на пару лет и у себя в дружине достойных соперников не имел. Ниже ростом, он был тем не менее широк в плечах и очень силен.

Для поединка годилось место между двумя очагами – там как раз оказалось двенадцать шагов в длину и почти столько же в ширину между стенами. Столы разобрали и вынесли. Эльге с ее места на возвышении было хорошо все видно, а свидетели из бояр и дружины встали по всем четырем сторонам, чтобы не упустить ни единого движения.

Не собираясь убивать друг друга – свояки все же, – биться условились без оружия. Побежденным будет считаться тот, кто не сможет подняться – или признает себя побежденным. Когда Свенельд, держа в руках цепь с торсхаммером и костяного ящера, которые ему отдал на время поединка сын, огласил это последнее условие, на лице Грозничара появилось выражение упрямства: дескать, что хотите делайте, а признания такого от меня не дождетесь! Эльга невольно глянула на Мистину: сняв даже обереги, чтобы противнику не за что было ухватиться, он завязывал повыше свои длинные волосы. И не только она – чуть ли не все в гриднице в это время смотрели на его шрамы. Тот, что на груди, уже был заметен только вблизи, но тот, что начинался на левом плече и уходил на лопатку, был толще и багровой неровной чертой выделялся на коже с уже побледневшим загаром греческого лета.

– Ну, иди сюда. – Выйдя в круг, Мистина приветливо улыбнулся Грозничару и даже поманил его к себе, как нянька манит едва вставшее на ножки дитя. – Я целовал клинок, что сверну шею любому, кто посягнет на права моих князей, – добавил он, не уточняя, к кому из трех князей это относилось. – Но ради нашего свойства я тебя в живых оставлю, не бойся.

Лицо его с этой улыбкой сияло красотой и лукавым вызовом. Эльга в душе содрогнулась, даже с испугом почувствовав, как сильно ее влечет к нему; запылало лицо, и она лишь надеялась, что на нее в эти мгновения никто не посмотрит.

– Чего лыбишься – зубы береги! – Грозничар в ответ оскалился из-под вислых усов, тем не менее зорко следя за каждым движением противника.

Как бойцы, они друг друга не знали: им никогда не приходилось сталкиваться ни в сражениях, ни в упражнениях.

– Давай, Свенельдич, вдуй ему! – как всегда в таких случаях, вопили из толпы отроков.

Мистина шагнул вперед и с широким замахом ударил, метя в ухо. Все оценили – бил на этот раз лишь для затравки, раззадоривая соперника. Грозничар легко уклонился, а потом вдруг пригнулся и бросился вперед, норовя ухватить Мистину за ноги и повалить. Более высокий рост и длина конечностей давали Свенельдичу преимущество, и его-то Грозничар намеревался отнять. Мистина с трудом ушел от захвата – рванув в сторону и с силой отпихнув противника обеими руками.

Грозничар проскочил мимо, развернулся и тут же получил прямым ударом в переносицу. Всплеснув в воздухе руками, он опрокинулся и полетел спиной на гридей. Его подхватили, не дав упасть, и толкнули вперед. Пользуясь этим толчком для разгона, Грозничар вновь ринулся на врага. Ловко проскочил под кулаком, пролетевшим на самой макушкой, пихнул Мистину плечом в грудь, а затем врезал правой с разворота, снизу вверх.

Под крик толпы Свенельдич прокатился по полу, но тут же вскочил. Эльга, закусив губу, сумела смолчать, но тут же подумала: зря. Этими усилиями сохранять невозмутимость она, пожалуй, выдаст себя вернее, чем волнением. И еще раз подумала: слава чурам, людям сейчас не до нее.

И тут же у нее перехватило дыхание – у Мистины из разбитого носа кровь текла и капала на грудь. Пристально и безжалостно глядя на противника, он слизнул кровь с губ. Теперь в его лице уже не было ни лукавства, ни призыва – ничего человеческого.

Вновь сойдясь на середине круга, бойцы молотили друг друга кулаками, словно дубинами. Оба сыновья воинских родов далеко не в первом поколении, они с детства были приучены упорно стремиться к победе, не обращая внимания на боль и кровь. Никто даже не думал о том, чтобы уступить – пока не вышибут дух из груди и свет в глазах не померкнет.

Вокруг вопили и кричали, подзадоривая бойцов, но те уже ничего вокруг не видели и не слышали. Дыхание с хрипом вырывалось из запаленных глоток, и теперь уже оба были залиты кровью из собственных носов.

Наконец Мистина изловчился и ловким ударом в челюсть опрокинул Грозничара на пол. Хотел навалиться сверху, но тот отбросил его, ударив обеими ногами в живот, а сам вскочил и резко выбросил руку. Лишь вбитая намертво привычка спасла Мистину: он пригнул голову, как бы принимая удар на венец шлема, и горсть золы с очага, брошенной в глаза, лишь засыпала волосы и затемнила без того измазанное кровавыми соплями лицо.