И это делало их самой страшной эмоцией из всех, потому что от слез было не убежать. Единственное, что вы могли сделать — это надеяться, что в вас достаточно частичек, чтобы собрать их, когда это наконец пройдет.

Так что да, у нас были не самые лучшие отношения.

Но я был в долгу перед ней. Так что ради Хэдли я буду стоять там до конца ночи, собирая осколки, пока она будет поглощена задачей их потерять.

Она плакала у меня на груди, обхватив руками мою талию и запустив руки в рубашку.

— Кейвен, — прошептала она.

— Шшш, я держу тебя. Все в порядке. Все хорошо. Ты в порядке. Розали тоже, — пробормотал я ей в макушку.

— Я замерла, Кейвен. Я просто стояла там. У нее шла кровь, а я ничего не делала.

Я был мудаком, но облегчение нахлынуло на меня, как теплая летняя волна. Она не потерялась в этом торговом центре. Она была в моих объятиях, в той ванной, и ее переполняло сожаление о том, что она не могла контролировать.

Я провел рукой по ее позвоночнику, и надавил на плечи, чтобы прижать ее ближе.

— Ты позвала меня.

— А потом я просто стояла там.

— Да. Ты стояла там, отбиваясь от демонов, после того как узнала, что я забрал ее.

Не усложняй это в своей голове.

Она внезапно откинула голову назад, в ее покрасневших глазах отразилось удивление, когда она искала мое лицо.

— Что?

Я не отпускал ее только потому, что не был уверен, что закончил собирать ее осколки, а не потому, что мне нравилось, как изгибы ее тела прижимаются к моему.

Нет. Это была Хэдли.

Ничего из этого не имело значения.

Или по крайней мере я притворился, глядя на нее, так близко, что чувствовал каждый ее выдох.

— Когда ей было девять месяцев, мы с Йеном смотрели игру «Джетс». Она только-только начала подтягиваться ко всему. Я заплатил компании, чтобы они пришли и обезопасили мою квартиру для ребенка. Они все тщательно продумали. Серьезно, я неделю не мог открыть шкафы… — я улыбнулся воспоминаниям, но именно почти незаметный изгиб ее рта — на который я точно не смотрел — ослабил боль в груди. — У меня был большой кофейный столик, от которого мне посоветовали избавиться, потому что она могла удариться головой об углы. Поэтому, будучи хорошим отцом, я заменил его огромным кожаным пуфиком и купил деревянный поднос для хранения пультов и прочего. В общем, мы с Йеном смотрели игру, а она ползала вокруг, играя у наших ног. В следующее мгновение она начала кричать, а когда я поднял голову, у нее во рту была кровь, размазанная по всему лицу.

Хэдли обмякла в моих руках, но я нежно сжал ее и продолжил говорить.

— Она каким-то образом забралась на другую сторону пуфика и, когда ее маленькие ножки подкосились, Розали шлепнулась ртом на поднос, — я закрыл глаза, чувствуя, как желчь ползет по горлу. — Я растерялся, увидев ее. Моя малышка вся в крови, и я не мог… Я просто отключился. Я не мог сформулировать рациональную мысль о том, как все исправить, но я знал, что должен что-то сделать. Я вскочил, поднял ее с пола и сделал единственное, что пришло мне в голову, чтобы ей стало лучше… — я прочистил горло, чтобы дать себе секунду на, чтобы эмоции улеглись в моем голосе. — Я передал ее Йену.

Ее лицо смягчилось.

— О, Кейвен.

— Да. Это было плохо. То есть… это не было плохо. Через две секунды она уже была в порядке, а он кормил ее маленькими слойками. Но я не был в порядке. И в основном потому, что я чувствовал, что подвел ее.

Она смотрела на меня с почти гипнотическим пониманием. Настолько, что я не пошевелился, когда ее рука скользнула по моей груди, а гладкие подушечки пальцев прошлись по шее, где она большим пальцем провела по нижней части моей челюсти.

— О, Кейвен.

Почему она повторяла мое имя?

Почему мне чертовски нравилось слушать как она произносит мое чертово имя, словно гласные и согласные были собраны вместе с единственной целью — соскочить с ее языка?

Мне нужно было пространство.

Но я притянул ее еще ближе.

— Мы не нормальные люди, Хэдли. У нас никогда не будет нормальной реакции на такие вещи, как разбитая губа или порезанный палец. Но мы любим ее, и я понял, что какая-то часть меня всегда будет заботиться о ее безопасности. Даже если это означает, что я не буду за нее все исправлять.

— А что, если у меня нет этой возможности?

— Есть. Потому что четыре года назад ты отдала ее мне.

Она глубоко вдохнула, и в этот момент чары были разрушены. Она покраснела, и ее руки опустились. Это был правильный поступок — абсолютно, на сто процентов, для нас обоих. Нам нужно было расстояние, чтобы вспомнить, кто мы, черт возьми, такие, и, что еще лучше, кем мы, черт возьми, не были.

И это были два человека, стоящие в туалете, в нескольких минутах от того, чтобы совершить что-то очень глупое — и, скорее всего что-то очень невероятное.

Хэдли всегда была великолепна, и я знал, что всегда буду испытывать к ней определенное влечение, зная, что нас связывало в прошлом.

Но это не то, кем Хэдли и Кейвен когда-либо будут в будущем. Независимо от того,

насколько сильно мое тело протестовало, когда я освободил ее.

— Нам, наверное, стоит пойти проверить ее, — прошептала она, отступая.

— Да, — я провел большим пальцем по плечу. — Я оставлю тебя на несколько минут. Дайте мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Я повернулся и открыл дверь.

— Эй, Кейвен?

У меня не было сил снова посмотреть на нее.

— Да? — ответил я, устремив взгляд на ручку двери.

— Спасибо, — ее голос оборвался.

Я не заслужил благодарности, но мог сделать так, чтобы она знала, что я всегда буду рядом.

Повернув голову на бок, я поймал ее взгляд.

— В любое время, Хэдли. Если тебе когда-нибудь понадобится кто-то, кто сможет понять, я буду рядом. И не только из-за Розали.

Она кивнула, в ее глазах сверкнуло глубочайшее сожаление.

— Ты тоже, хорошо? Я здесь, если тебе когда-нибудь понадобится поговорить… или что-то в этом роде.

Или что-то в этом роде. Именно этого я и боялся.

Выходя из ванной, мне определенно хотелось согласиться на её предложение.

Блядь. Моя. Жизнь.

Глава 22

Кейвен

— Папочка, смотри! — крикнула Розали, когда я добрался до верха лестницы. Она просунула руки и ноги между дверными косяками, взбираясь на самый верх.

— Слезай оттуда, — проворчал я, приближаясь к ней.

— А ты знал, что я так могу?

Я перекинул ее через плечо и отнес в спальню.

— Я знаю, что ты только что разбила губу, и я надеюсь, что к сегодняшнему списку травм не добавится перелом ноги.

Она подпрыгнула на своей двухместной кровати, когда я осторожно переложил ее на нее.

— Хэдли ушла?

— Да. Она сказала, чтобы я передал тебе от нее «пока».

— Почему она сама мне не сказала?

Потому что она плакала, и никто из нас не хотел объяснять тебе почему. Да, и еще был тот маленький факт, что я не мог оторваться от нее и чуть не задохнулся от желания поцеловать ее в этой чертовой ванной. Поэтому, когда дверь открылась, мы оба бросились оттуда в разные стороны, как две одичавшие кошки. Ну, знаете. Как обычно.

Я присел на край ее кровати, сбив примерно двенадцать плюшевых игрушек.

— У нее… была неотложная ситуация, и ей пришлось уйти.

— Что за ситуация?

— Это связано с искусством.

— Какого рода искусство?

Я ущипнул себя за переносицу. В моей голове все еще царил беспорядок после момента с Хэдли. Я не был готов к допросу.

— Краска.

— Что случилось с ее краской?

— Ее… кошка опрокинула краску. Она попала на ковер, сработала сигнализация, и ей пришлось спешить домой, чтобы вычистить его, пока краска ее высохла. Будем надеяться, что все обойдется.

Она сузила глаза.

— У Хэдли нет кошки.

Я ткнул пальцем в ее живот.

— Ты этого не знаешь.

Она заерзала и рассмеялась.

— Знаю… У нее на них аллергия. Поэтому я никогда не заведу ни одного кота на своей ферме. Но у нее нет аллергии на лам и эму, так что я могу завести их сколько угодно.