В этот день я снимал в основном на цветную пленку по причине плохой освещенности. На черно-белую пленку хорошо снимать при ярком солнце, когда есть контрастный переход от света к тени. Это важно не только для оптического эффекта, но и для более отчетливой прорисовки деталей. А в облачные дни очень трудно получить удачные черно-белые снимки индустриальных объектов, в особенности, когда пользуешься маленьким аппаратом; он, естественно, не в состоянии дать четкого изображения мелких деталей. На цветную же, с другой стороны, в пасмурную погоду легче снимать, чем в солнечную, потому что для цветной пленки не требуется контрастности света и тени. На цветной пленке разные цвета сами производят нужный контраст. А если вам не требуется сочная цветовая гамма для журнальной обложки, то даже и в мерзкую погоду на "Кодакхром" можно заснять замечательные кадры.

Заморосил дождь, но не настолько сильный, чтобы заставить нас искать укрытие. Мы закончили съемки к двум часам, не сделав перерыва на обед. Всю обратную дорогу в город я промучился мыслью - давать или не давать на чай нашему водителю, но решил обойтись простым рукопожатием с Линдстремом, нашим гидом, которого я поблагодарил за все заботы. Потом я сунул пожилому водителю пять крон - это соответствует одному доллару, - что, похоже, не слишком его обрадовало, но он, во всяком случае, не швырнул деньги на асфальт.

- Давай поедим где-нибудь в городе, - предложил я Лу, притащив в номер все свое барахло, - а то я уже начал уставать от гостиничной кухни.

- Ладно, - согласилась она, - только подожди минутку, пока я переодену носки и счищу грязь с ботинок.

Я отправился к себе мыться, а также заняться подменой отснятых пленок на чистые. Потом я пошел за машиной. Терпеть не могу, когда я на задании, садиться в машину, простоявшую какое-то время без присмотра. Так что прежде чем сесть за руль, я первым делом тщательно осматриваю салон. Мое "вольво" всю эту ночь провело неизвестно где.

На гостиничной парковке "вольво" стояло в полном одиночестве - ну, если не считать мотоцикла "триумф". Я обошел крошечный седан вокруг и заглянул внутрь. Там ничего не было, кроме не то одеяла, не то пледа, щедро предоставленного мне вместе с машиной прокатным бюро. Одеяло-плед, брошенное на заднее сиденье, съехало на пол. Я решил проверить дверцы. Обычно если в машину подкладывают мину, то вам сначала дают возможность сесть за руль, а потом уж взлететь на воздух - ведь воздействие взрывчатки на жертву достигает максимального эффекта в замкнутом пространстве.

Я открыл дверцу - никаких последствий. Я открыл капот. Небольшой четырехцилиндровый движок, на мой взгляд, выглядел вполне нормально. Я не заметил подозрительных проводков, подсоединенных к стартеру или к клапанам. Я присел на корточки, чтобы посмотреть, на месте ли тормозные колодки. Все было в порядке. Вот только из коробки дифференциала что-то капало. Я зашел сзади к багажнику, подставил руку под капли и посмотрел на ладонь. Растекшаяся по моей ладони жидкость не была похожа на масло. Жидкость была текучая и ярко-красного цвета, точно кровь. Нахмурившись, я снова нагнулся и увидел, что капает вовсе не из коробки дифференциала. Течь была чуть впереди. Жидкость капала сквозь щели в полу на карданный вал и стекала назад...

Он лежал на полу "вольво" в узком проеме между передними и задними сиденьями, сложив руки на животе. Признаюсь, я его сразу и не узнал. Он лежал, скрючившись, так что и лица не было видно. К тому же прошло уже достаточно времени с тех пор, как мы с ним работали вместе. На нем была совсем простая одежда - не то что тогда, когда он навестил меня в номере стокгольмского отеля в ночь убийства Сары Лундгрен. Это был Вэнс. Стащив с него одеяло, я был уверен, что он мертв, хотя кровь обычно так весело из трупов не вытекает - ведь сердце перестает гнать ее по сосудам.

Я потянулся к его запястью, чтобы нащупать пульс, но не смог разомкнуть ему руки. Ясное дело: он просто был убежден, как всякий человек с простреленными кишками, что ему надо обхватить свой живот и не дать внутренностям вывалиться наружу. Возможно, он был прав. Стрелявший всадил в него не одну пулю.

- Вэнс, - позвал я. - Вэнс, это Эрик! Мне показалось, что он меня не слышит. Но потом его веки дрогнули.

- Прости... Кровь везде, - прошептал он. - Мне неловко...

- Да, - сказал я. - Давай-ка я отвезу тебя в больницу. Там будешь хохмить.

Он слабо покачал головой.

- Времени нет... отвези меня... где можно... поговорить.

- К черту разговоры. Продержись, пока я не найду место, куда тебя можно отвезти.

- Эрик! - сказал он окрепшим голосом. - Я хочу тебе доложить. Я ждал несколько часов в надежде, что ты придешь прежде... прежде...

- Ладно, черт с тобой, докладывай, только побыстрее!

- Жених, - зашептал он. - Зовут Карлссон. Большие связи на континенте. Рауль Карлссон. Коротышка...

Не желая, чтобы он понапрасну тратил силы, я прервал его:

- Не надо. Я уже встречался с этим джентльменом. Что тебе удалось выяснить о Веллингтоне?

Если уж этому упрямому служаке так важно было все мне выложить, я мог по крайней мере поторопить его. Но он, похоже, меня не слышал. Он уже думал о своем.

- Ни при каких условиях не предпринимай никаких шагов, - шептал он. - Это приказ. Это приказ. Податливая, мирная овечка в Вашингтоне. Как может защитить себя человек, если ему запрещено убивать?! Он был такой квелый - точно засахаренный сироп. Отличная американская поговорка, а? Представляешь, я не был в Штатах с самого конца войны. Вечно эти новые задания, переезды с места на место... Он был как... Я прострелил ему плечо. Больше я ничего не мог сделать - согласно этим дурацким инструкциям. Ни при каких условиях... Почему бы им просто не приказать нам совершить самоубийство?

- Кто это был? - спросил я. - Кто тебя подстрелил, Вэнс?

Он покачал головой.

- Никто. Некто с пистолетом. Не теряй времени и сил на его поиски. Просто всади одну пулю в Каселиуса за меня, когда придет время. - Его лицо исказила гримаса боли. - Что-то я забыл. Ах да, Веллингтон. Ты хотел узнать о Веллингтоне...

- Забудь о Веллингтоне, - сказал я. - Тебя надо срочно отвезти к врачу.

- Нет, - прошептал он. - Нет. Это важно. Я должен сказать тебе о Веллингтоне. Берегись... Веллингтон... - он глубоко вздохнул. Вдруг его глаза широко раскрылись, и он улыбнулся широкой кровавой улыбкой. - Как же это скверно, Эрик. Теперь мы никогда не узнаем.

- Не узнаем чего, Вэнс?

- Не узнаем, смог бы ты... отвезти меня... Потом он умер. Невидящий взгляд его широко раскрытых глаз был устремлен мимо меня. Вероятно, он уже ничего не видел, но гарантировать я этого не мог, ибо ни разу еще не был на том свете. Вэнс, мужественный парень, силился сделать свой последний в жизни доклад, но так и не успел его закончить. Тут мне пришло в голову, что я ведь даже не знал его настоящего имени. Я выпрямился и взглянул на „ свои ладони. Они были ярко-красными. М-да, обычно кровь и не бывает другого цвета.

Услышав за спиной шаги, я обернулся и увидел, что от дверей отеля ко мне бежит Лу.

- Что случилось, Мэтт? У тебя такое лицо. Что с тобой?

Я медленно зашагал ей навстречу. Она остановилась, запыхавшись от бега.

- В машине мертвый, - сказал я. - Нам надо сообщить в полицию.

- Мертвый? - вскрикнула она. - Кто? Мэтт, что у тебя с руками?

Она рванулась было мимо меня, чтобы заглянуть в окно "вольво", но я загородил ей дорогу.

- Я не хочу, чтобы ты видела. Это ужасно, Лу. Иди обратно в отель. Я иду за тобой.

- Мэтт...

- Если ты будешь спорить со мной, куколка, я тебе башку отверну. Повернись и иди. Это был классный парень. Ему будет неприятно оказаться рядом с таким барахлом, как ты.

Она побледнела, раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но потом передумала. Она медленно повернулась и зашагала к отелю. Идя следом за ней, я говорил: