Пахомов Иван Иванович. Год рождения 1912. Дата посещения медпункта – январь 2002 года. Жалобы на кашель.

Брагина Анна. Год рождения 1908. Дата посещения медпункта – май 2002 года. Жалобы на общую слабость…

Подойдя к столу, я перебрал лежащие там бумаги. Всего шесть постоянно встречающихся фамилий пациентов. Лишь двое из них были рождены в конце тридцатых годов двадцатого столетия, а другие четверо пришли в этот мир еще до революции. Сколько же мировых потрясений выпало на долю этих людей? Через что они прошли?

Судя по всему, они и были последними жителями этой окончательно умершей вместе с ними деревни. Положив бумаги на стол, я придавил их заполненным какими-то пузырьками с лекарствами кюветом, вышел из медпункта и плотно прикрыл за собой дверь.

Шагая к машине, я уже твердо знал, что покупать здесь участок не стану. И не стану я покупать землю в других мертвых деревушках. Я просто не хочу хозяйничать во дворах и домах, что умерли вместе со своими прожившими здесь всю жизнь хозяевами, и сейчас медленно разрушаются и уходят в землю – будто природа устроила им затянувшиеся на десятилетия похороны…

И пусть это быть может очень глупо, но я не хотел быть тем, кто разрушит заполненный личными вещами чужой старый дом, вместе с его резными фронтонами и покосившемся, но все еще гордым кованым флюгером.

Глава третья.

Благополучно добравшись до заправки, отмыв там машину – и себя заодно – я залил бензин, купил кофе и неспешно вернулся на тот самый перекресток и парковку, где провел ночь. Там, задумчиво перекусывая и прихлебывая остывший бодрящий напиток, я вспомнил все советы бывалого деревенского мужика, после чего вооружился маркером и… безжалостно вычеркнул из своего списка все сомнительные варианты.

Сначала под уничтожение попали все расположенные в глухих деревнях участки, следом эта же участь постигла места, слишком удаленные от асфальтированных дорог, а потом я вообще выбросил из списка любые земли, где имелись древние бревенчатые постройки. В результате из более чем двух десятков вариантов у меня осталось всего два и ближайший находился в семи километрах. Помня о то и дело пропадающей сотовой связи, я заранее забрался на сайт этого поселка, отыскал контактный номер, позвонил и через пять минут уже выдвинулся к цели. Меня обещали встретить у шлагбаума и показать все четыре последних оставшихся участка, но надо было торопиться – потемневшее небо обещало проливной ливень, а погодное приложение радостно подтверждало этот диагноз.

В поселке с благозвучным названием Старые Пруды, действительно граничащим с парой прудов, за которыми лежало старое и выглядящее полумертвым село, меня дожидалась невысокая полноватая женщина лет сорока. Она села в салон, молча кивнула, но едва перед нами поднялся шлагбаум, на меня внезапно обрушился настолько бурный поток слов, что я смог вставить пару фраз только минут через пять, когда мы доехали до первого варианта. Он мне не понравился сразу – скошенный квадрат, зажатый среди соседских заборов, общая площадь десять соток, а метрах в двадцати собственно въезд в сам поселок и тут же рядом несколько забитых до отказа мусорных контейнеров. Я отрицательно покачал головой, в меня ударил новый поток слов, но я расслышал лишь их часть – мимо проезжал тяжело нагруженный щебнем красный Камаз. Но кое-что я все же из ее вопросов услышал и торопливо вставил главное слово: глушь. Замолчав на полуслове, она, смешно наклонив голову к плечу, некоторое время что-то соображала, потом вдруг заулыбалась и удивительно величаво махнула рукой – трогайте мол, сударь и вон в ту сторону.

И через четверть часа я, стоя по колено в колючих зарослях посреди настоящего молодого березового леса, задумчиво оглядывался, а говорливая женщина курила у машины, давая мне время принять решение.

Двадцать с лишним соток, заросший березами и осинами участок граничит с лесополосой, посреди которой бежит извилистый овраг. Соседи уже имеются, но пока только поставили ограды и больше ничего – с двух сторон рабица, с третьей сплошной забор из металла, с четвертой пока ничего – там овраг. А за оврагом щебневая дорога, ведущая к асфальтированному шоссе, расположенному в трех километрах. Цена шестьсот тридцать тысяч рублей, но как мне уже пообещали, если оплачу сразу, то сделают солидную скидку. Электричество уже подведено – машина запаркована как раз у столба – установку электрического щитка и счетчика оплачивать отдельно, помимо этого есть ежемесячные коммунальные платежи, правление поселка занимается вывозом мусора, чисткой снега в зимнее время, поддержанием дорог в исправном состоянии и еще много чем, хотя я не особо слушал, поглощенный созерцанием кусочка дикой природы, который мог стать моим, стоит мне только сказать «да».

А что тут думать?

Беру.

Продравшись к машине и собрав на себя массу колючек, я подтвердил свое желание владеть этой землей, если мне дадут обещанную скидку – причем ее я потребовал с удивительной для себя решительностью. Видимо, напутственное слово тракториста Николая «не верить ценам и торговаться до тех пор, пока холка и яйца не взмокнут» глубоко запали мне в сердце. Честно говоря, я вообще не верил в реальность хорошей скидки, но к собственному изумлению сбил цену до пятисот пятидесяти тысяч, после чего женщина внезапно призналась, что это максимальный лимит и ниже опускать просто нельзя. Да и в целом удивляться скидке не стоит – владельцы поселка нацелены на получение выгоды от регулярных коммунальных платежей от трех сотен участков, а продажа земли должна лишь отбить их собственные затраты на покупку этой территории, ее межевание, прокладку дорог и электрификацию. На этой волне чистосердечных откровений я выяснил у закурившей и вдруг ставшей выглядеть очень устало женщины, что вообще-то ехать подписывать договор купли-продажи надо в Москву, а их офис аж на севере столицы, но если туда позвонить и твердо заявить о своем нежелании ехать, документы подпишут там и пришлют сюда в поселок, где я подпишу их со своей стороны. Потом, дней так через пять, когда приедет представитель, надо ехать в Ясногорск – небольшой краевой городок, расположенный в восьмидесяти километрах, где уже все оформлять окончательно. Ну а землей я могу заниматься хоть прямо сейчас – достаточно перечислить на счет фирмы задаток в тридцать тысяч, чтобы подтвердить серьезность намерений.

Хочу ли я заняться почти своей землей вот прямо сейчас?

Глупый вопрос. Тридцать тысяч ушли с моего счета на чужой сразу же, как только в небольшом офисе рядом со шлагбаумом мне дали доступ к их «вай-ваю» – как его назвал небритый пузатый мужичок, сидевший за компьютером. Он же «перекрасил» квадратик моей земли на схеме поселка в желтый, тем самым бронируя ее за мной до подписания договоров. Глянув через его плечо, я убедился, что практически все участки уже были купленными. Хотя домов и заборов я в поселке видел не так уж и много, а многие наделы представляли собой лес.

Мне торжественно пожали руку, угостили теплым кофе «3 в 1»; подарили запаянный в пленку и невероятно твердый тульский пряник; за пятьсот рублей продали карту-ключ, чтобы открывать шлагбаум; впихнули в руки десяток рекламных брошюр от строительных фирм и вдвое больше визиток с крупными надписями вроде «Конский навоз – делаем сами!» и «Бани под ключ – привезем! Не парься!»; после чего пожелали всяческих удач и выпроводили.

Некоторое время я стоял с недопитым кофе в одной руке и каменным тульским пряником в другой, чувствуя некоторое огорчение. Вот и свершилось, но все произошло как-то слишком буднично что ли… И что точно отсутствовало в этом приобретении, так романтичность первооткрывателя – так как я представлял ее себе изначально. Вот я с топором и мачете прорубаюсь по заросшей узкой дороге и наконец за поворотом взгляду открывается мрачный бревенчатый дом с наглухо закрытыми ставнями и я, оглядев его, роняю сквозь зубы решительное «Беру!», стоящему за моей спиной подслеповатому старичку проводнику… Но этого не случилось. Все произошло столь же просто и быстро как в продуктовом магазине у кассы. Шлеп, звяк, пакет нужен? – и готово.