Столкнувшись с первых дней жизни в России с неприязнью родственников и придворного окружения, Александра Федоровна не старалась ничего никому доказать. Она окружила себя простыми и искренними людьми, которым и открывала свою душу. Но молва о ней, постепенно проникая в великосветские салоны и в виде сплетен расходясь в народе, приобретала всё более причудливые и нелепые формы: в природной застенчивости Императрицы видели гордость и чопорность, ее редкое появление на публике связывали с психическим заболеванием.

Рассматривая личность Александры Федоровны сквозь призму истории, мы видим парадоксальный случай: большинство современников Императрицы были уверены, что хорошо знали ее, но в действительности не знали о ней правды, доверяя уродливым мифам. Какой же была супруга последнего Императора России?

Приехав в Россию из Германии незадолго до кончины Государя Александра III, 22-летняя Александра не имела достаточного времени освоиться в новых условиях. Ее августейшая свекровь, Вдовствующая Императрица Мария Федоровна была коронована лишь в 33 года, к этому времени уже почти 15 лет живя в России. Для молодой Императрицы же все было новым, всему приходилось учиться уже находясь на виду у всей страны.

«Императрица вовсе не желала замкнутой жизни и не старалась избегать людей, как это было принято утверждать, — пишет флигель-адъютант Государя полковник Мордвинов. — Наоборот, с самого начала она старалась сойтись возможно ближе со своими новыми родственниками и со своей новой средой, столь не похожей на ее прежнюю». Но хотя Александра Федоровна искренне старалась постичь новые для нее язык, культуру и обычаи, для великосветского окружения она так и осталась чужой, «немкой».

«Что бы Алике ни делала, все, по мнению двора Мама, было не так, как должно быть, — вспоминает Великая княгиня Ольга Александровна. — (…) В период Ее пребывания в Аничковом дворце — я это помню, — стоило Алике улыбнуться, как злюки заявляли, что Она насмешничает. Если у Нее был серьезный вид, говорили, что Она сердится».

Александра Федоровна быстро поняла, что не изменив себе она не сможет войти в круг людей, живущих сплетнями и пересудами. Она не хотела играть на публику, она старалась быть искренней перед своей совестью. «Я не виновата, что застенчива, — признавалась она ближайшей подруге Анне Вырубовой. — Я гораздо лучше чувствую Себя в храме, когда меня никто не видит; там Я с Богом и народом…». Но ни искренность, ни религиозность новой Императрицы «не пришлись» к Высочайшему Двору.

Один из самых распространенных мифов об Императрице — это заблуждение о ее стремлении править Россией вместо Государя, захватить все бразды правления в свои руки. «Плодородной» почвой для этих заблуждений служит переписка августейших супругов рубежа 1916–1917 годов, где Александра Федоровна иногда позволяет себе возражать мужу и пытается давать ему советы, как поступить в решении важных государственных вопросов.

Но если мы действительно вчитаемся в слова Императрицы, то увидим в них лишь искренний порыв помочь супругу в трудное для страны время. «Если бы Я только могла больше Тебе помочь, Я так усердно молюсь, чтобы Бог дал мне мудрость и разумение, чтобы быть Тебе настоящей помощницей во всех отношениях», — пишет она Государю.

В мирные и спокойные годы Императрица всячески избегала политики. Впервые ей пришлось вмешаться в государственные дела осенью 1900 года, когда внезапно и очень тяжело заболел Император. По его просьбе в те тревожные дни Александра Федоровна все срочные новости принимала сама. «Государыня, — отмечал тогда генерал А.Н. Куропаткин, — встала между Государем и делами. В случае важных известий я и Ламздорф посылаем записки на ее имя, а она сама докладывает Государю».

Во время революции 1905 года Императрица впервые пытается помочь Государю уже по своей личной инициативе, понимая, как тяжело ему находить нужных людей и выбирать правильные решения. «Моему бедному Ники слишком тяжело нести этот крест, тем более что рядом с ним нет никого, кто мог бы оказать ему реальную поддержку или на кого он мог бы полностью положиться, — писала она в те дни своей сестре Виктории Баттенберской. — (…) Коленопреклоненно я молю Господа наделить меня мудростью, которая позволила бы мне помочь мужу в решении этой нелегкой задачи».

Искренне пыталась Государыня помочь мужу и в годы Первой мировой войны, особенно в то время, когда его, как Верховного главнокомандующего, ждали неотложные дела в действующей армии. «Война создавала внутри государства напряженное состояние, и не упрекать, а в большую заслугу необходимо ставить Государыне Ее желание помочь Императору, — пишет генерал П.Г. Курлов. — Но и эта близость проявлялась Государыней с крайней осторожностью и тактичностью (…) Мы не найдём ни одного факта, что в последнее время перед революцией Императрица взяла всю государственную власть в свои руки».

Нельзя сказать, что слухи о нездоровье Императрицы не имели фактической основы. Но и здесь мы отчетливо видим, как беззастенчиво придумывались самые невероятные легенды, каких уродливых «чудовищ» рождало помутненное сознание общества того времени.

«Бывали дни, когда казалось, что ее состояние безнадежно… она постепенно теряла психическое равновесие» — поверяла своему дневнику новые сплетни об Императрице Великая княгиня Мария Павловна. «Царица страдала припадками в крайне тяжелой форме… услуги врачей были тщетны. Государь был в отчаянии. Ожидал, что Императрица сойдет с ума» — вторил ей депутат Государственной Думы монархист Пуришкевич.

Как это часто бывает, правда оказывается намного проще и естественней нелепых слухов. Государыня действительно много и тяжело болела. С юности она страдала сильными болями в ногах и спине, так что ей часто приходилось неделями находиться в постели. «Извини за то, что пишу карандашом, но я лежу на софе на спине, стараясь не двигаться. У меня были сильные боли, ночь прошла плохо, так как я просыпалась от каждого движения», — читаем мы в одном из писем Государыни августейшему супругу.

Родив и воспитав 5 замечательных детей, Императрице приходилось каждый раз преодолевать свои немощи, которых с годами становилось все больше. У Царицы было больное сердце, но она не позволяла себе жаловаться, наоборот — как могла, утешала своих чад, сетуя, что не может быть всегда с ними рядом. «Мне очень жаль, — пишет Александра Федоровна старшей дочери Ольге, — что я не могу больше времени проводить с вами и читать, и шуметь, и играть вместе — но мы должны всё вытерпеть. Бог послал нам крест, который нужно нести. Я знаю, это скучно иметь маму-инвалида, но всех вас это учит быть любящими и мягкими».

Слухи о психической болезни Императрицы так и остались слухами: «…Говорить о ее психическом расстройстве нет фактических оснований, — пишет биограф Царской Семьи историк К.Г. Капков. — Подобные данные отсутствуют в архивах медицинской части Императорского двора (если бы таковые имелись, уже при советской власти их не преминули бы опубликовать)».

Ровно такими же «пустышками» оказались и разговоры о невротической религиозности Императрицы. «Вера ее всем известна, — свидетельствует протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский. — Она горячо верила в Бога, любила Православную Церковь, тянулась к благочестию, и непременно к древнему, уставному; в жизни была скромна и целомудренна».

Во время Первой мировой войны, когда большая часть народа сражалась с врагом на фронте и в тылу, находились и те, кто вел разрушительную работу, распространяя упаднические настроения. Их мишенью вновь становится Императрица.