Но едва она остановила свой выбор на одном из юношей, пленившем ее статью и горячим взором, как на сад налетела черная тень, принеся с собой ураганный ветер, град, бурю. Небо обрушилось на землю расплавленным серебром молний, и потоки воды захлестнули остров. За раскатами грома Ди отчетливо слышала чей-то довольный дьявольский смех и бессильно грозила неведомо кому кулаком. А потом все закончилось. Воды сомкнулись над островом. Ди взлетела ввысь, крича от горя и отчаяния. Тот же голос, что показывал ей красоты райского сада, с печалью сообщил о гибели прекрасной земли от рук злокозненного демона Махиши и спросил ее, готова ли она вступить в войну с бесчисленными сподвижниками демона, расселившимися по свету после того, как Великая Черная Мать отомстила Махише, убив его и тело разрубив на части. Ди, не колеблясь, ответила: «Да!».

Голос спросил, готова ли она верить, что, когда последний приспешник демона будет убит, потерянный рай возродится в еще большем великолепии и вся земля станет благословенным краем. Ди без тени сомнения ответила: «Да!»

И в третий раз голос спросил, готова ли она довериться ему, голосу, и беспрекословно выполнять все его требования, не спрашивая о смысле их и причинах, но зная, что они подчинены одной-единственной и великой цели искоренения зла на земле. И снова Ди ответила: «Да!», дрожа от нетерпения.

А как же иначе?! Как могла она сказать «нет», отказаться от предлагаемого, огорчить, а может, даже и – страшно представить! – оскорбить своим отказом обладателя голоса, ведь он был средоточием, самой сердцевиной нового мира, открывшегося ей и так жестоко загубленного, обезображенного, томящегося под спудом демонских чар. Голос был осью и голос был богом. Создавшим все и ее саму в том числе. Он показал ей истинную красоту и любовь мира и он сам был этой красотой и любовью. Подчиняться, покоряться ему – счастье. Умереть ради него – блаженство. Убивать ради него – наслаждение. И пусть все демоны мира трепещут перед рабой совершенной, не знающей границ любви!

Тем временем реальность принялась напяливать на себя старые лохмотья. Завеса опускалась, и из тени выплывали очертания капища Черной матери. Перед собой Ди увидела фигуру, закутанную в мантию величия, осиянную светом неземным. Вокруг головы искрилось багрово-красное колесо нимба. Ди в благоговейном ступоре попыталась упасть ниц и распластаться, но сильная рука подхватила ее и подняла. И голос, тот же самый голос, далекий и одновременно близкий, возвестил:

– Теперь ты должна доказать свою преданность мне, свое желание обрести землю обетованную и готовность сделать для этого все, что велю тебе я с одобрения и согласия нашей Матери, Махадеви.

– Я докажу, – ответила Ди, и свой собственный голос показался ей точно таким же далеким и близким, плывущим откуда-то извне.

– Хорошо, – сказал Убивец (ибо это был он – преображенный, богоподобный). – Тогда возьми вот это.

Он протянул ей черный шейный платок. Ди сразу узнала его – тот самый, символическое орудие Воплощения, аркан для ловли трусливых душ.

– Это румаль – единственное оружие тхагов. Каждый вступающий в братство бхаттоти должен показать, на что он способен. Видишь этого бедного, невинного агнца?

Он протянул руку, и Ди послушно повернула голову. У стены капища застыл в коленопреклоненной позе неофит в белых одеждах. Глаза его бессмысленно смотрели вперед, руки безвольно повисли, и только легкое покачивание тела из стороны в сторону свидетельствовало о том, что это не статуя раненого юноши, запечатленного в мраморе за миг до падения.

– Вижу, – ответила Ди.

– Знай же, что твои глаза обманывают тебя. Под этой невинной внешностью, под видимым покровом, вызывающим жалость и сострадание, скрывается демонское отродье, душа, порабощенная злом. Ты знаешь, что нужно делать, не так ли? Иди же и освободи эту несчастную, томящуюся в плену душу!

Последние слова прозвучали невыносимо торжественно и громко, как грохот небесной колесницы, влекомой в горнем эфире сбесившимися божественными жеребцами. Ди бесстрашно глядела на оборотня в ангельском облачении. Как хорошо, что сейчас она убьет паразита, присосавшегося к чистой, светлой душе, и тем самым спасет ее для Воплощения и дальнейшей вечности бессмертия! При этом вовсе не казалось странным и удивительным превращение неофита, совсем недавно повторявшего за Убивцем страшную клятву тхага, в демона, подлежащего искоренению. И не такие еще чудеса в мире случаются.

Она приблизилась к оборотню и примерившись, обернула платок вокруг его шеи. Нехитрое это дело – накинуть удавку и затянуть концы, однако требует хватки и сноровки. С первого раза у нее ничего не получилось. Руки плохо слушались, и казалось, что под платком не шея, а деревянное дышло. Да ведь не зря же говорят: было бы желание – остальное приложится. А желания у Ди в этот момент было хоть отбавляй. В памяти мелькали картинки: круговерть обезумевших от страха душ, истаивающий от порочной душевной хвори Йаа, фанатичный театр, толпа линчевателей, не ведающих собственного убожества, – а руки тянули концы румаля, и Ди шептала почти молитвенно: «Потерпи… Потерпи немножко…» Несчастный хрипел, багровел, таращил глаза, но по-прежнему стоял неподвижно, с тупой покорностью принимая назначенное.

И вдруг что-то случилось. Воздух быстрее молнии прорезала какая-то блестящая штуковина и аккуратно воткнулась в горло Убивца. Тот всхлипнул и стал оседать на пол. В тот же миг за глотку схватился один из адептов – из его шеи торчала рукоять ножа, а изо рта хлынула кровь. Потом что-то стремительное прокувыркалось от входа в капище за спину другого адепта. Долю секунды спустя и этот рухнул наземь со сломанной шеей.

Ди с откровенным идиотизмом в глазах еле поспевала за событиями. Сообразила только, что трое уже как будто мертвы, несмотря на предполагаемое бессмертие, и этот внезапный шквал смертоубийства еще не закончился.

Из двоих оставшихся один встал наизготовку, приняв позу каратиста, и злобно хакнул. Незваный гость успел сделать пробный выпад, как сзади на него налетел второй и зажал его шею рукоятью священного заступа. Каратист сию секунду ринулся в атаку, но был жестко отброшен ударом обеих ног противника. В следующее мгновение тот, который держал заступ, кувырком полетел на землю и лезвие мотыги захлебнулось его кровью, забившей фонтанчиком из горла.

Последний адепт хищно прыгнул вбок и выхватил нож из глотки мертвого собрата. Но неизвестный из клана суперменов не дал ему и крупицы шанса: коротким ударом в пах согнул настырного пополам, затем – кувырок вперед, поворот с заходом в тыл противника, и собственная рука адепта с помощью другой, более умелой руки, чертит ножом на его же шее широкую улыбку – от уха до уха.

После чего супермен оборачивается к Ди, орет:

– Ты что, ополоумела?! – и одним движением рвет удавку с горла ее жертвы.

Несчастный закланный агнец заваливается набок, не подавая признаков жизни.

Ди ошарашенно хлопает глазами и медленно ворочает извилинами, узнавая в супермене, только что отправившем на тот свет пятерых, бывшего «цыпленка» Ники.

Потом обводит диким взглядом капище, тела убитых, шестого, которого она, кажется, удавила собственными руками, тихонько икает и, продолжая ничего не понимать, плавно шмякается на землю.

И только сейчас ей становится по-настоящему страшно.

Никита опустился возле задушенного юнца и надавил на шею пальцами. «Живой». Потом поднял голову, повел носом. «Дерьмо!» Встал и, подойдя к костру, своротил треножник с варевом, разметал ногами огонь, затоптал угли. Ди продолжала икать, сидя на полу, испуганно обхватив колени руками.

«Что… что это?» – «Не знаю. Вроде не конопля. Другое что-то. Посильнее, надо полагать». Никита шагнул к ней и протянул руку. «Пойдем». Но Ди не шелохнулась. Она смотрела мимо него – круглыми, как большие пуговицы, глазами – и заметно дрожала. «Что это?» – повторила она. Никита повернул голову. Над телом Убивца расползался красноватый туман, выплывающий из раны на шее. Через несколько секунд туман собрался в густое облако, а затем расточился, исчез без следа. «Прокаженная душа. Пойдем отсюда». Ди взяла протянутую ладонь, Ник рывком поставил ее на ноги. «А… это?» Не сводя глаз со страшного мертвеца, она прикоснулась к своей шее. «Лабрис. Двойной топорик. Хорошая штука. Удобная как раз для таких случаев. Из чистого серебра».