– Да.

– А вот шиш вам. – Она резким движением подхватила с пола свой пояс, так что из него высыпалось несколько монет, и с силой затянула на себе. – Никуда я отсюда не пойду. Некуда мне идти. И места мне нигде нет.

Он шагнул к ней, взял за плечи и встряхнул – несильно, но ощутимо, достаточно для того, чтобы вправить женщине мозги и дать ей понять: не она здесь решает.

– Прошу тебя. Иначе…

– Что иначе?… – Ди не желала сдаваться.

Он зажал ее губы своими, не давая говорить. Он был жесток и нежен одновременно. Ди растаяла, обмякла в его руках.

– Иначе тебя изгонят из города, как изгоняют смутьянов и одержимых, – отчеканил он затем. – Я должен буду сделать это.

Ди ошарашенно смотрела на него.

– А как… как их изгоняют?

– Их бросают в море с высокой скалы.

Он отпустил ее плечи и подобрал свой плащ – измятое ложе страсти. Сделал два шага, уходя. Потом обернулся.

– Я мог бы полюбить тебя.

Еще три шага.

– А Он сказал тебе, кто я? – опомнившись, остановила его Ди.

Пауза. Потом ответ, которого она никак не могла ожидать от него.

– Ты – перекресток дорог. Ты могла бы быть хорошей блудницей, но ты не блудница.

Он уже подходил к башенке с люком, когда Ди крикнула вдогонку:

– Если ты знал, что я не из Храма, то почему лег со мной?… – и осеклась, осознав глупость вопроса.

В последний раз он повернулся к ней, прежде чем скрыться в глубине Башни.

– Именно поэтому. Потому что ты не блудница. – И, помолчав, добавил: – Моя жена скоро разродится от бремени.

Ди осталась наедине с надвигающейся ночью.

Так это правда, замороженно думала она. Перекресток дорог. Она – сплетенье судеб. Собиратель их и хранитель. Но не тело ее – точка скрещенья? Так он сказал. Не блудница, раскрывающая объятья для страждущих. Другое. А что – другое?

Ди подобрала монеты и затолкала обратно в пояс. Лишь теперь рассмотрела их как следует – но не увидела знакомых черт. На монетах было вычеканено совсем другое лицо – не того, кто отверг ее дважды за два дня. Не того, кого она тоже могла бы полюбить.

Она даже не знает его имени, как и он – ее. Когда они были вместе, это казалось излишним. Теперь – нет. Без имени нет памяти.

Выждав время, чтобы он успел покинуть Башню, Ди тоже пустилась в обратный путь. Узкая, крутая лестница в колодце Башни освещалась редкими тусклыми лампами. Наверное, их зажгли днем специально для них – пришедших говорить с Богом. Путь вниз был долгим, хотя и несравнимым с тем, что пришлось проделать с утра. Ди считала ступеньки. Их оказалось ровно пятьсот.

Ночевала она на берегу, устроив гнездышко в полуразбитой рыбачьей лодке. Возвращаться в лачугу с оставленной одеждой не рискнула.

На следующий день ее взяли под стражу и немедленно вынесли приговор: женщина, обманным путем завладевшая одеждами храмовой блудницы и выдававшая себя за блудницу, должна быть изгнана из города с позором и ввергнута в пучину морскую.

Исполнением приговора занялись тотчас же. Усадили на телегу, связали руки-ноги, на голову надели красный мешок и повезли. Ехали долго. Когда колеса перестали громыхать, действие повторилось в обратном порядке: сняли дурацкий колпак, развязали, спустили с телеги и подтолкнули к краю обрыва. Потом зачитали «права»: если не утонет и выплывет, преследовать ее не станут – при условии, что она больше никогда не войдет в город, который изгнал ее.

Ди вяло кивнула, потом посмотрела вниз. И отшатнулась – море было чудовищно далеко внизу. Впрочем, это только показалось ей. Один из мечников-палачей острием клинка вернул ее на место, на самый край скалы. Ди набралась смелости и глянула еще раз. Плоскость моря теперь была ближе, но все равно внушала ужас – Ди не знала, умеет ли плавать. Эта информация стерлась вместе с остальной памятью.

В последний раз Ди посмотрела на здешнее солнце, плывущее в обратную сторону.

И этот перевернутый мир, где даже цари – ряженые, смеет заявлять ей, что она не на своем месте?! Этот фальшивый мир смеет извергать ее из себя?!

Но в этот момент на нее накатило внезапное отрешенное спокойствие. Наверное, смеет – почему же нет? Наверное, она ошибалась, полагая, что можно подогнать искусственный мир под себя, перекроить его под свои желания и потребности. Должно быть, любая перевернутая реальность обладает собственной упругостью – и скорее она возьмет над тобой верх, чем ты над ней. Маски всесильны. Да. Они могут все. И прогонять тоже. Они очень капризны – как слишком избалованные дети.

Мечники принялись колоть ее, понуждая броситься вниз. Как дикое загнанное животное. Крепко зажмурившись, Ди прыгнула.

Пятки ожгло водной твердью. Удар оглушил, затемнил сознание. Немного побарахтавшись, Ди начала тонуть. Она ничего не видела, ничего не чувствовала – только темнота и абсолютный, нечеловеческий, запредельный покой. Покой смерти.

И в темноте – внезапное яркое пятно видения. Ди увидела себя. Она шла самой себе навстречу. На ней были одежды служителя Другого. Их чистый белый цвет заполнил все вокруг. И тьма стала светом.

Откуда-то пришло понимание, что Другой исполнил ее просьбу – показал ей, кто она.

Видение исчезло. Тьма снова сгустилась, объяла ее чернильной чернотой. И в этой чернильнице кто-то схватил ее поперек туловища, обвил сильными, мускулистыми щупальцами. Ди увидела прямо перед собой два горящих красным огнем огромных глаза. Она завизжала, забыв напрочь, что делать этого не следовало. Ногти впились в плоть чудовища и бессильно царапали. Сознание погасло.

Ди лежала животом на чьем-то колене и мучительно выкашливала из себя соленую воду. Кто-то сверху приговаривал: «Вот и умница. Вот и хорошо. Дыши глубже».

Ди дышала и отплевывалась. Потом попыталась перевернуться. Чьи-то руки ей помогли и заботливо усадили. «Ты?» Вяло выдохнула, не имея сил изумиться. «Я». Никита был мокрый с головы до пяток, как и она сама. Вода стекала с одежды и без следа уходила в горячий прибрежный песок. С его и ее одежды. На ней были брюки и белая блузка, бесстыдно обрисовавшая кончики грудей. Ди смущенно отлепила мокрую ткань от тела.

«Что у тебя с лицом?» Никита вытер тыльной стороной ладони щеку, смазав полоску крови. «Пустяк. Поцарапался. Тебе уже лучше?» – «Да, нормально». Ответ получился автоматическим – Ди внимательно разглядывала царапины. Их было четыре, и они тянулись параллельно по всей щеке. Она перевела взгляд на свои руки. Но вода вымыла кровь из-под ногтей, ничего не осталось. Ди виновато закусила губу. «Это я тебя так? Мне показалось, что меня схватил здоровенный осьминог. Я жутко перепугалась». – «Все нормально, забудь».

Она торопливо разлепила карман мокрых брюк и достала мокрый носовой платок. Осторожно вытерла кровь. Он мотнул головой. «Надо сухим. По мокрому так и будет течь». Ди развела руками. Сухим здесь был только песок. Она огляделась. Дикий пляж на окраине города. Вокруг никого. Чуть в стороне на полсотни метров в море вклинилась одинокая скала. Никита проследил за ее взглядом.

«Я не совсем уловил, как это произошло. Сначала я не видел тебя, а потом ты вдруг свалилась в воду. Зачем ты это сделала, ты же не умеешь плавать? Во всяком случае, не умела раньше. Или ты…» Он с подозрением посмотрел на нее. Она возмущенно отвергла его предположение: «Глупости. Если я решу заняться суицидом, в любом случае топиться не собираюсь… Слишком мокро. И не люблю утопленников. Я просто… поскользнулась». И в свою очередь уставилась на него с подозрением. «А как ты здесь оказался?».

Он широко и невинно улыбнулся. «Гулял. Удачно совпало, да?» Ди согласилась. «Ага. Куда уж удачней. А ты всегда так… приходишься к месту и ко времени?» – «Стараюсь. Не люблю промахиваться. Только в яблочко. Разве это плохо? Ты даже спасибо не сказала. Я же мог утонуть вместе с тобой». Шутливая обида – но под ней Ди уловила нотки ожидания чего-то большего, чем простая благодарность. «Спасибо. Извини, у меня мозги еще ходуном ходят».