— Гав-гав… — все ещё заикалась подследственная.

— О, да ты прямо как моя бывшая.

— Ррр! — возразила почти что опрашиваемая.

Так они и закружили по коридору, сорвав оглушительные аплодисменты психов. Кто-то даже выкрикнул:

— Браво!

А другой подскочил и сообщил:

— Это, товарищи, прогресс! Сегодня танцуют двое, а завтра вся страна. И вот уже весь мир танцует под нашу музыку! Осталось только ритм подобрать!

Вновь аплодисменты.

Как вдруг все психи замолкли, повернув головы к экрану. Реклама закончилась. Сериал продолжился.

Петрович вытащил блокнот и сделал пометку.

— Эльвирус Гаврилы, значит, — пробормотал он. — А я к вам по делу. Допросить вас нужно. Как свидетеля.

Старушка встрепенулась. В её глазах мелькнула осмысленность вместо ярости, а после танца даже дыхание сбилось и заикание прошло. Даже рычать расхотелось. Может и вправду пойти с человеком стремянку поискать?

В этот момент из телевизора заиграла музыка, по экрану побежали титры. Пациенты все как один протянули:

— Ну-у, когда уже этот сериал закончится? — и начали потихоньку приходить в себя.

Теперь они были не застывшими мумиями, а вполне живыми людьми. Это участкового даже обрадовало. Все лучше, чем безмолвное, неподвижное безумие.

К Петровичу подскочила пожилая дама в бигуди. И принялась дуть в погон. Она была невысокого роста и почему-то подпрыгивала всё время, будто вместо ног у неё стояли пружинки.

«Наверное, хотела казаться выше, а каблуки отобрали», — решил участковый.

— Свидетеля? — произнесла она. — А возьмите меня в свидетели! Обожаю свадьбы! Шампанское, конкурсы, тамада, драки! Возьмите меня, а не её!

Тут она показала на соседнюю старушку и заявила:

— Она же страшная, как смерть. А мне скоро снова восемнадцать!

— А меня мама не пустит, ме! — завила старушка-оппонент и показала язык.

— А меня мама отпустит, честное пионерское! — парировала первая старушка. — Я даже спрашивать не буду. Уйду из дома и всё тут. Вместе за мороженным пойдём.

В этот момент её крючковатые пальцы вцепились в лацкан пиджака участкового. Петрович растерялся, попытался вырваться, но хватка была мёртвой. Или сиди смирно или погонов лишат.

— А кто женится? — спросила пациентка с двумя косичками, как у школьницы, которая и показывала язык.

Школьницей она уже давно не была. Косички её давно подёрнуло сединой, затем сплошняком тонировало. А вот голос был нарочито писклявым и противным, как трение пенопласта о стекло.

— Чур, я! — заявила она.

— Нет, я! — запрыгала третья. — Я хочу замуж! Принцы так и не появились. Были одни кони. Да и те на любителя — ни седла, ни подков.

Последняя дама выглядела моложе остальных, а ещё изрядно полнее. От каждого её прыжка как по мнению участкового сотрясались стены.

Видимо, от резонанса, лацкан пиджака выскользнул из цепких пальцев старушки-пленительницы. Петрович обрёл свободу, а дама в бигуди тут же уцепилась за пухлую старушку.

— За Горбачёва пойдёшь? — произнесла она. — Будешь первой леди. Свидетель вон уже имеется. Спроси его о подковах. Подковы ведь к счастью!

— Кто пойдёт за Горбачевым, тот придёт к светлому будущему! — пообещал крикливый старичок. — Перестроимся в дороге, переобуемся у светлого порога. А там, товарищи, и до коммунистических идеалов рукой подать! Всем хлеб по три копейки и бензин по десять за литр! И никаких платёжек по ЖКХ сверх тарифов! Только молока за вредность по бидону! Кукурузу вот всю соберём, подсолнухами всё засадим и в путь.

— Почему подсолнухами? — не понял участковый.

— Потому что плевали мы на тех, кто плевал на Перестройку! — ответил пылко пациент.

Психи вновь зааплодировали.

— Дурдом какой-то, — тихо выругался Петрович, а затем обратился к Эльвире. — Мы могли бы поговорить наедине? Тут же просто невозможно находиться.

— А у нас тут секретов нет, — вновь встряла назойливая дама в бигуди. — Тут говорите, всё как есть. Тут выкладывайте! Иначе хуже будет.

Остальные психи, взявшись за руки, пустились в пляс. Они напевали мелодию из только что окончившегося сериала. Слова явно выдумывали на ходу. Там было и про тридцать три коровы, и про пенсию, и про шоколадные реки и молочные берега.

В целом текст не имел никакого смысла, пока один из психов не выдал относительно-осмысленное:

А я уеду вдаль на синем москвиче.

И попиликаю, пусть люди машут мне.

В моём кармане зла не хватит на двоих.

Всё фиолетово. Я самый стильный псих.

Творчество бурлило бы и продолжалось, но тут из палаты номер шесть вышла техничка. В одной руке её была швабра, в другой ведро. Во взгляде пылал праведный гнев.

Она перехватила швабру так, будто в руке её оказался карающий меч. И пошла в атаку на расшалившихся пациентов.

— А ну пошли отседова! — прокричала грозная техничка. — Расшумелись тут! Сейчас доктор придёт, во-от такой укол всем поставит!

Размер шприца она продемонстрировала шваброй. И дозы там хватило бы на всю больницу. Но больных психиатрического стационара на Садовой так просто было не напугать. Они сделали ещё один круг по коридору, покрикивая «я — свидетель!», «за мной, товарищи!», «33 коровы!», «дорогу молодым!», и только затем скрылись за дверью одной из палат.

Ор их не утихал, только отдалился.

— Там натопчут, помою, тут топчут, — вздохнула техничка. — Когда же всё это кончится и всем выдадут белые носки?

В коридоре остались только участковый с Эльвирой да обслуживающий персонал со шваброй. И техничка переключила внимание на них.

— И тапочки? — ухмыльнулся участковый.

— Какие тапочки, малахольный? — нахмурилась уборщица. — Вы чего тут стоите? Марш отсюда! Повадились тут бардак мне разводить. Уколы не пугают, так я вам клизму попрошу назначить.

Она вновь погрозила шваброй.

Петрович, будучи под сильным впечатлением от размера клизмы, даже не нашёл, чем возразить. Абсолютно растерянный, он взял под руку Эльвиру и повёл в палату, пока процедуру не начали.

— А теперь рассказывайте, что видели. Всё по порядку, — с места в карьер взял участковый, едва они остались наедине.

Он хотел покончить с допросом как можно скорее, пока не заразился безумием. Судя по всему, оно передавалось здесь по воздуху. Воздушно-капельным путём.

— А вы, собственно, кто? — поинтересовалась Эльвира.

— Участковый Афанасий Петрович. Капитан, — тут же расставил всё по полочкам он. — При исполнении, предупреждаю. Так что котлет мне не предлагайте. И до Парижа мне гулять времени нет.

— Да нет у меня никаких котлет. Даже загранпаспорт не заводила, — припомнила опрашиваемая. — Чего вам от меня надо?

— Я по поводу странных жильцов по улице Садовой. Вы были у них?

— А участковых кладут в какую палату? — на всякий случай поинтересовалась Эльвира, по старой привычке налаживая полезные связи.

Петровичу пришлось показать удостоверение. Старушка долго всматривалась в фото, читала, шевеля тонкими губами, затем отдала, пожав плечами.

— Всё хорошо, — кивнула она. — Тут тьмы нету. Нету же?

— Нету, — подтвердил Петрович. — Светло, как днём.

— А девочки есть? — на всякий случай уточнила Эльвира.

— А вот про девочек я и хотел узнать.

Участковый вблизи смог разглядеть, что никакая она не старуха. Не молодая, конечно, но совсем не старая. Просто волосы седые, и круги под глазами, как будто не спала несколько суток.

Взгляд ещё презрительный, как будто ненавидит весь белый свет. Иногда он меняется тихим ужасом. Но его ещё успеть заметить надо.

— Про девочек не знаете, — ответила она и кивнула на удостоверение. — И про палату у вас здесь ничего не написано. Странный вы.