Подумав, Александра Филипповна решила перебраться из холодного и промозглого Петербурга в Москву, где, как ей казалось, будет как-то спокойнее и уютнее. Всё же столица была Европейской, лощёной, но совершенно бездушной, а вот её сестра дышала старым патриархальным духом. В Москве был приобретён небольшой ампирный особняк, чудом сохранившейся в тихом запущенном парке.

Парк, как и особняк, привели в порядок. Баронесса продолжила свою нелёгкую деятельность по привлечению клиентов, желавших узнать, что им судьба готовит и это выходило у неё неплохо. Капиталы приумножались, годы пролетали один за другим, Кирхгофша, как предсказательницу называли за глаза, казалось, сумела остановить время. Люди несли ей деньги, а она не отказывала им в советах, иногда иносказательных, иногда загадочных, но чаще всего невероятно прямолинейных, в которые и верить не хотелось, но, тем не менее, всё сказанное сбывалось.

По всей видимости, прожитые годы давали себя знать. Всё чаще стали звучать странные слова, которые никто так и не мог разгадать. Сараево, Россия, война, смерть. Через десятилетия восстанет мёртвый император с женой, детьми и слугами, невинно убиенными вместе с ними, ещё кровь, брат убивает брата, отец сына, дочь предаёт мать, облако, как гриб, над Японией.

Тут бы следовало задуматься, ведь предсказания престарелой баронессы, хотя иногда и иносказательные, всегда сбывались. Но нет. Старуху сочли выжившей из ума, и поток клиентов почти иссяк. Забыли бы о великой предсказательнице, если бы не её последнее пророчество, как всегда запутанное, но именно оно опять вернуло веру в неё. В свои владения только что вступил 1894 год. В январе к Александре Филипповне пришёл на приём мало кому известный чиновник, решивший узнать, куда же пропало завещание, оставленное его недавно почившим отцом. Вот было оно, а потом исчезло. Проблема была довольно быстро решена. Расплатившись, Иван Никанорович собрался уходить, как был остановлен гадалкой.

-Постой, голубчик, подожди, не торопись. Послушай старуху. Хочу кое-что тебе сказать.

Чиновник, уже открывший дверь кабинета, застыл на месте, думая, что потребовалось гадалке. Та продолжила.

-Ведомо мне, что на престол вскоре вступит Николай Кровавый. Отец его, хоть и могуч телом, но духом ослаб. Недолго ему осталось, ой недолго.

-Царь наш батюшка, слава Всевышнему, от болезни оправился. Здоров, помирать не собирается

-Да ты погоди. Упадёт жёлтый лист в Крыму, а с ним и Александр упадёт. Запомни три цифры, один, четыре, семь. Потом придёт время антихриста. Спасться надо всем. А теперь иди.

С сентября по совету врачей монарх находился в царской резиденции в Ливадии, в Крыму (болели почки). Там несколько недель под контролем лучших отечественных и европейских медиков он боролся за жизнь. Развязка наступила 20 октября: в 14 часов 07 минут император скончался.

Вот это странное предсказание вновь вернуло клиентов к баронессе. Правда, пока никто не понял, почему она названа Николая Второго Кровавым. (После событий на Ходынском поле Николай получил это прозвище от радикальной оппозиции. Тогда погибло более 1300 человек и несколько сотен получили увечья).

Вроде бы и карты в руки, но тут предсказательница всё чаще стала отказывать клиентам, какого бы звания они не были. А виной всему были видения, касающиеся её сына и его семьи. Тут всё понятно, но вот всплыло имя самогонщицы Нюрки, её дочери Александры и какой-то девицы, жившей в период непонятного НЭПа. Александра Филипповна нутром чувствовала, что все эти люди связаны с ней, даже больше, они её близкие и не совсем, но, тем не менее, родственники. Так и жила она вплоть до того момента, когда вновь подтвердились её предсказания по поводу Сараево. Был убит эрцгерцог Фердинанд и его жена София, что привело к началу войны, в которую и была втянута Россия. Наступили трудные времена. Начались перебои с продуктами, появились беженцы из районов, затронутых войной. Во многих семьях скорбели по погибшим отцам, мужьям, сыновьям, братьям. К гадалке выстроилась очередь из тех, кто хотел узнать о судьбе своих близких. Не все могли получить радостные известия. Часто случались обмороки, истерики, сыпались проклятия. В своих бедах люди стремились обвинить баронессу. И вот один из таких не совсем уравновешенных людей пронёс с собой пистолет и, получив от гадалки, печальное известие, застрелил её. К сожалению, на этот раз дар предвидения молчал. Что же, и такое может случиться.

Глава 1.

Только всё начинается.

Москва. Десятые годы двадцатого века.

На одной из центральных улиц города расположился особняк барона Кирхгофа. На дворе был июнь 1896 года. Филипп Аркадьевич, глава семейства, нервно расхаживал в гостиной, ожидая, когда же его супруга разрешится от бремени. Пошёл третий час, как повитуха скрылась за дверью спальни. Роды были тяжёлыми.

Барон молился, умоляя сохранить жизнь любимой супруги и ещё не родившемуся ребёнку.

-Скорее бы, - не успел подумать Филипп Аркадьевич, как услышал торопливые шаги, приближающиеся к гостиной. Сердце зашлось в бешеном галопе, - неужели всё? Амалии больше нет? Почему не слышно детского плача?

Секунда, вторая, третья и вот на пороге появляется Елизавета, личная горничная жены.

-Говори, - вскочив с кресла, - Филипп Аркадьевич бросился навстречу женщине, - говори же.

-Поздравляю, господин, у вас дочь.

-Что с Амалией?

-Всё хорошо. Она и малышка чувствуют себя хорошо.

Хозяин особняка сорвался с места и поспешил к жене. Вскоре он держал посапывающий комочек в руках, вглядываясь в сморщенное личико дочери.

-Сашенька, - услышал он слабый голос жены.

-Что Сашенька?

-Наша дочь Сашенька. Ты не против?

Передав ребёнка заранее нанятой няньке, присел на кровать, взял жену за руку, с нежностью посмотрел на неё, затем наклонился и поцеловал.

-Как красиво звучит. Александра Филипповна Кирхгоф.

Минуло четырнадцать лет, когда произошло событие перевернувшее жизнь, как Сашеньки, так и жизнь всего семейства Кирхгоф. В январе Семён, брат Александры, заявил, что собирается поступать в Николаевский кадетский корпус в Санкт-Петербурге.

-Нет!- вскрикнула сестра и упала, потеряв сознание.

Был срочно вызван семейный доктор, определивший почему-то нервическое истощение организма и прописавший полнейший покой, по крайней мере, на неделю, как он сказал, на неделю, не менее.

Александру перенесли в её комнату и оставили под присмотром Глафиры, её няньки, которая практически и занималась её воспитанием с раннего детства. Конечно, были и учителя, среди прочего и заграничные, обучавшие свою подопечную языкам и хорошим манерам. Теперь девушка свободно могла изъясняться на нескольких языках: немецком, французском, английском. Так уж вышло, к языкам у неё открылись способности.

-Что же ты не бережёшь себя, моя касатка,- погладив Александру по голове, тихонько прошептала добровольная сиделка.

-Нянюшка, это ты? – в удивлении произнесла девушка, - что ты здесь делаешь?

-Да вот, отец твой приставил доглядеть за тобой.

-А зачем? Что случилось?

-Неужели не помнишь, как закричала «нет», услышав о желании брата отправиться в военное училище.

-Нет, что-то не помню такого. Так что же случилось потом?

-Ты упала в обморок, послали за доктором. Он прописал тебе недельный отдых. Так ты и очутилась у себя в комнате. Мне же велено оберегать тебя сердечную.

Александра присела на кровати, попыталась встать, но тут её накрыла необычайная слабость, и как будто кто-то подселился к ней в голову. Она услышала голос, принадлежавший явно старухе и велел тот голос прогнать Глафиру, поскольку необходимо было этому голосу поговорить с девушкой.

-Нянюшка, шла бы ты к себе. Со мной всё в порядке. Спать хочется, сил нет. Иди уж. Только дай морсу испить.

-Сейчас принесу, подожди чуток, - Глафира метнулась на кухню и вскоре принесла графин с напитком, поставив тот на стул рядом с кроватью.