Анна отложила ручку и задумалась. Ей снова попались сведения об Александре Филипповне Кирхгоф, девушке лет двадцати восьми и были эти сведения не совсем хорошими. Александра продолжила своё подпольное производство винно-водочной продукции и после окончания НЭПа. Кто-то донёс на неё, девушку хотели арестовать, а вот арестовали ли, обнаружить не удалось, поскольку её следы затерялись на задворках истории. Жаль, мало удалось узнать о полной тёзке. Надо посмотреть, как там матушка со Степанидой.

Александра не успела дойти до двери, как раздался взрыв, дверь слетела с петель и обрушилась на неё. Как оказалось, Анна забыла выключить свой самогонный аппарат, вот он-то и взорвался, отправив обитателей квартиры на небеса.

Пролог 2

Москва. Девяностые годы девятнадцатого века.

На одной из центральных улиц города расположился особняк барона Кирхгоф. На дворе был июнь 1894 года.

Филипп Аркадьевич, глава семейства, нервно расхаживал в гостиной, ожидая, когда его супруга разрешится от бремени. Пошёл третий час, как повитуха скрылась за дверью спальни. Роды были тяжёлыми.

Барон молился, умоляя сохранить жизнь любимой супруги и ещё не родившемуся ребёнку. Если всё благополучно закончится, то это будет второй малыш. Первенцу исполнилось семь лет. Семён рос смышлёным мальчишкой. Домашние учителя не могли не заметить его увлечений всем, что было связано с военным делом. Мальчик старательно штудировал труды великих полководцев прошлого. В детской был поставлен специальный стол, на котором тот проводил с помощью оловянных солдатиков самые настоящие военные баталии. В этот день мальчишку забрали к себе родители баронессы Амалии Борисовны фон Бельц в замужестве Кирхгоф. Барон подошёл к окну, на улице зарядил надоедливый моросящий дождь.

-Скорее бы, - не успел подумать Филипп Аркадьевич, как услышал торопливые шаги, приближающиеся к гостиной. Сердце зашлось в бешеном галопе, - неужели всё? Амалии больше нет? Почему не слышно детского плача?

В бессилии барон опустился в кресло и с ужасом уставился на открывающуюся дверь. Секунда, вторая, третья и вот на пороге появляется Елизавета, личная горничная жены.

-Говори, - вскочив с кресла, - Филипп Аркадьевич бросился навстречу женщине, - говори же.

-Поздравляю, господин, у вас дочь.

-Что с Амалией?

-Всё в порядке. Она и малышка чувствуют себя хорошо.

Хозяин особняка сорвался с места и поспешил к жене. Вскоре он держал посапывающий комочек в руках, вглядываясь в сморщенное личико дочери.

-Сашенька, - услышал он слабый голос жены.

-Что Сашенька?

-Наша дочь Сашенька. Ты не против?

Передав ребёнка заранее нанятой няньке, присел на кровать, взял жену за руку, с нежностью посмотрел на неё, затем наклонился и поцеловал.

-Как красиво звучит. Александра Филипповна Кирхгоф.

Амалия с облегчением вздохнула и откинулась на подушку. Слава богу, всё закончилось. Теперь надо познакомить сына с сестрой.

Прошло четырнадцать лет. Много воды утекло с тех пор. Семён сразу и безоговорочно взял опёку над своей сестрой, а когда она чуть подросла, привлёк её к своим военным играм и как родители не настаивали, чтобы Александра играла, как и все девочки, с куклами, та отдавала предпочтение оловянным солдатикам. Брата она боготворила безоговорочно. Даже родителей она не слушалась так, как его. Любила она того беззаветно и часто покрывала его шалости. К сожалению Александры, в тринадцатом году братик переехал в Санкт-Петербург в здание по улице Офицерской, где размещался Николаевский кадетский корпус. Неподалёку расположились и казармы.

В корпусе не было бесплатных мест для  кадетов, а плата за обучение была значительно выше, чем в других подобных заведениях. Воспитанников заранее приучали к понятию «реверса» в кавалерии, то есть по уставам офицер в кавалерии обязан был содержать себя пристойным образом, в том числе, иметь собственную лошадь и сбрую, а также седло к ней. Для этого ему ещё со времён училища назначался «реверс» – платёж в форме денежного взноса или заклада, позволяющий в случае необходимости покрыть расходы по уплате долгов офицера. Барон Кирхгоф был человеком достаточно состоятельным и мог позволить себе оплатить за обучение сына. Только вот Александре было грустно без брата, с которым она теперь виделась только во время кратковременных визитов Семёна в Москву.

Вот такие дела были в семье барона. Всё было бы хорошо, но наступил страшный год: 28 июня 1914 года член организации «Черная рука» движения «Молодая Босния» Гаврило Принцип убил эрцгерцога Франса Фердинанда с супругой. Фердинанд был наследником австро-венгерского престола, поэтому резонанс у убийства был громадный. Это был повод Австро-Венгрии напасть на Сербию. На следующий день, 29 июня был убит французский политик Жан Жорес, который активно выступал против войны и имел большое влияние во Франции. За несколько же недель до убийства эрцгерцога было покушение на Распутина, который, как и Жорес, был противником военных действий. Россия должна была выполнить союзнические обязательства перед Сербией, но не торопила события. Реакция последовала только два дня спустя – 31 июля, когда в стране была объявлена всеобщая мобилизация, в жернова которой попали и кадеты Николаевского кадетского корпуса. Семён не мог остаться в стороне. Приехав в Москву, он сообщил родителям о своём решении отправиться на фронт. Александра попыталась отговорить его, но тот стоял на своём и в августе на Николаевском вокзале его проводили всей семьёй. Через год пришла телеграмма, в которой говорилась, что Семён скончался, получив тяжёлые ранения. Саша как будто потеряла смысл жизни. Она больше никогда не увидит своего братика. Её старались утешить, но она практически ни на что не реагировала и вскоре записалась на курсы сестёр милосердия, а в начале шестнадцатого года, оставив записку родителям, отправилась на фронт. Родители Александры запаниковали. Старший сын погиб, они даже не знали места его захоронения. Теперь вот дочь выкинула такой фортель. В своей записке она написала, что не верит в гибель Семёна. А уж если так случилось, что брат скончался, она всенепременно постарается отыскать место его захоронения. В Москве становилось неспокойно, начались перебои с продуктами. Впрочем, семью барона Кирхгоф это пока не коснулось, но на семейном совете было принято решение перебраться в подмосковное имение, где можно было переждать смутное время.

Александра не знала об этом и все письма с фронта направляла на московский адрес, родители же переживали, не имея никаких известий от дочери. На фронте дела шли с переменным успехом, но среди солдат началось брожение. В ротах появились так называемые пропагандисты из большевиков, призывавшие не подчиняться офицерам, покидать поля сражений и отправляться по домам. Таких активистов отслеживали, предавали военно-полевому суду, а затем расстреливали. Однако эти же пропагандисты и положили начало брожению в умах солдат, в основном набранных из крестьян, рабочих и ремесленников.

Александра работала в полевом госпитале санитаркой. Она выполняла несложные обязанности: делала перевязки, раздавала прописанные врачом лекарства, а когда просили, писала солдатам письма домой. Утешала раненых перед операцией, в общем, делала то, что и должна была делать обычная сестра милосердия.

Тем не менее, солдатам пришлась по душе эта бесхитростная девушка, всей душой переживавшая за них. Шло время, брожения в армии всё нарастали. Однажды там, где находилась Александра, солдаты взбунтовались, отказываясь подчиняться офицерам. Началось массовое дезертирство, некоторых офицеров подняли на штыки. Медиков пока не трогали, но однажды в палатку, где находилась Саша, ворвались трое пьяных солдат. От расправы девушку спасли её подопечные, но далее оставаться в лазарете стало не безопасно. Убили хирурга, двух сестёр милосердия изнасиловали. Один из выздоравливающих предложил Александре уехать с ним в деревню, откуда та смогла бы пробраться в Москву. Шура колебалась, как же она может бросить на произвол судьбы своих раненых, но тут пришло известие из столицы: 15 марта в ходе Февральской революции (оказалось, что была и такая) российский император Николай II отрекся от престола.