Литературная деятельность Уайльда была чрезвычайно многообразна. Он проявил свое дарование в таких жанрах, как роман, новелла, сказка, трагедия, комедия, — и все, что он писал, было в своем роде блестяще. Подлинный мастер слова, тонкий стилист, Уайльд, однако, привлек к себе, внимание не одним лишь внешним изяществом своих произведений. Его творчество было глубоко содержательным, он затронул многие жизненные вопросы, хотя делал это в манере необычной. Чаще всего он пользовался двумя приемами: либо рассказывал историю необыкновенного содержания — сказку, фантазию, легенду, либо как из рога изобилия сыпал неожиданными парадоксами.
Круг идей, интересовавших писателя, был довольно широк, но в особенности волновали его вопросы, связанные с духовным миром человека. Что дает людям высшую радость? — вот вопрос, больше всего волновавший Уайльда. Его ответ гласил: красота! Не труд, не любовь, не борьба, а именно красота.
«Для меня красота — это чудо из чудес. Только ограниченные люди не судят по внешности. Настоящая тайна мира заключается в видимом, а не невидимом». Этот, парадокс Уайльда выражает центральную идею всего творчества писателя.
Уайльд тонко чувствовал красоту. Все уродливое и безобразное настолько отталкивало его, что он полушутя, полусерьезно советовал даже нищих одевать в живописные лохмотья. Он был сторонником так называемого «чистого» искусства или «искусства ради искусства». Он считал, что искусство целиком формирует человека и что не оно подражает жизни, а жизнь — искусству. Люди, говорил Уайльд, подражают любимым литературным героям, и распознавать красоту человек научается лишь благодаря художникам, которые открывают или создают ее в своих картинах.
Сам он стремился к тому, чтобы его произведения прежде всего доставляли удовольствие своей красотой. Надо отдать ему должное: действительно, Уайльд писал красиво и изящно. Иногда, правда, вместо красоты мы замечаем у него «красивость», но такие случаи сравнительно редки, и пряная красота, присущая некоторым описаниям в романе «Портрет Дориана Грея» или драме «Саломея», в комедиях не встречается.
Слов нет, этой красоты Уайльд достигал тем, что исключал из поля внимания уродливые стороны действительности. Это, конечно, ограничивало его палитру. Но красивое в произведениях Уайльда доставляет истинное удовольствие, и читателя не надо при этом предупреждать, что в жизни не всегда так бывает.
Однако Уайльд любил также изображать в прикрашенном виде темные, дурные страсти, как это можно видеть в романе «Портрет Дориана Грея» и в трагедиях.
Постоянное восхищение Уайльда всем красивым может встретить лишь одобрение. Но здоровую мысль о ценности прекрасного он выразил в столь крайней форме, что не всякий с ним согласится. Уайльд противопоставил красоту истине я морали. Для него она нечто существующее независимо и от того и от другого. Он с задором утверждал, что они не только несовместимы, но даже враждебны друг другу.
Столь странная позиция Уайльда представляла собой вызов ходячим буржуазным понятиям его времени. Уайльд ревностный противник мещанского представления как о пользе, так и о нравственности. Но в пылу полемики против буржуазных извращений истины и морали он вообще отвергал идею о взаимном значения друг для друга различных жизненных принципов. Красота, по мнению Уайльда, существует сама по себе, истина и мораль тоже не согласуются друг с другом. То, что общество считает моральным, может не соответствовать истине — это наблюдение Уайльда охватывает действительное положение вещей в лицемерном буржуазном обществе. Он вообще сумел подметить много реально существующих противоречий между принципами и жизненной практикой, между показной и оборотной стороной общества, в котором он жил.
Вот почему, даже не соглашаясь с Уайльдом, когда он пытается сформулировать свои общие принципы, мы ощущаем, что какая-то доля истины есть в его парадоксальных утверждениях. Взятые в качестве законов жизни, они, с нашей точки зрения, неверны, но как наблюдения над положением вещей в мире, где царят ханжество и лицемерие, они таят в себе правду, иногда даже очень горькую.
Самая замечательная черта дарования Уайльда — остроумие. Юмор его не столько английский, сколько ирландский. В этом легко убедиться, сопоставив его с Бернардом Шоу, другим ирландцем, обогатившим английскую драму нового времени. Обоим была присуща склонность к парадоксам — остроумному подчеркиванию противоречий жизни, при котором кажущееся правильным и общепринятое преподносится так, что мы видим нелепость и неразумность этого. И наоборот, то, что принято считать дурным, оказывается если не хорошим, то, во всяком случае, приятным. Соль парадоксов Уайльда в том, что они в забавной форме высмеивают предрассудки, лицемерие, пошлость.
Парадоксы Уайльда почти всегда являются эффектным вызолом, который он бросает обществу и господствующим в нем понятиям. Блестящие по форме, остроумные, полные наблюдательности, они небезобидны. Злоба, с которой его преследовали и топтали английские мещане всех рангов, когда он поскользнулся на жизненном пути, объяснялась не столько их высокой нравственностью, сколько обидой на то, что писатель выставил их на посмешище.
Уайльд не принадлежит к числу перворазрядных гениев, которые, как Шекспир или Л. Толстой, стали великими учителями жизни. Создания его пера лишены всеобъемлющей полноты и великих прозрений о сущности жизни. Как сатирик он не равен ни Свифту, ни Щедрину, ни Шоу, ибо никогда не горел негодованием против социального зла и не бичевал пороков, искажающих человека. Но в своем роде он блестящий мастер, и, зная точно меру его дарования, границы его кругозора, читатель и зритель всегда получит удовольствие от знакомства с произведениями Уайльда.
