Факел усмехнулся.

- Даст Бог, у старосты покормят, - сказал он. – Пойдем, проведаем этого Василия Никаноровича. Думаю, уже пора.

- Давно пора, - ответил я, и глянул на часы. - Если повезет, аккурат к ужину поспеем.

Факел усмехнулся, и согласился, что вообще было бы неплохо. Однако он имел в виду, что пора бы уже позадавать старосте кое-какие вопросы. Дело у Факела всегда на первом месте.

Приехав в управу, мы сдали лошадку с бричкой на попечение тощего господинчика, а сами поднялись на второй этаж. Симпатичная машинистка, наморщив лоб, перекладывала бумаги. Это выражение сосредоточенной задумчивости ей очень шло. Печатная машинка была накрыта тряпичным чехлом.

Дверь в кабинет отворилась и оттуда вышел городской староста.

- Ох, Ольга Львовна, я думал, вы уже ушли, - произнес он, глядя на машинистку.

Барышня тотчас отложила бумаги и с готовностью вскочила на ноги.

- Уже ухожу, Василий Никанорович, - сказала она.

Голос у нее был приятный. Староста неуверенно кивнул, затем заметил нас и куда увереннее вздохнул. Барышня оглянулась, и добавила:

- Если, конечно, господам не потребуется стенографировать.

Едва я собрался сказать, что всё может быть, как Факел вперед меня уверенно заявил:

- Не потребуется. Нам просто надо поговорить. Обойдемся пока без протокола.

Староста облегченно выдохнул.

- Тогда я пошла, - сказала машинистка, и тотчас упорхнула со словами: - Доброго вечера, господа.

Я проводил ее взглядом. В нём было много восхищения ее грациозностью и самая малая толика подозрительности. Барышня проскользнула мимо нас так легко, словно тень. Тень в черном платье. Кажется, я подцепил у Факела дурную привычку подозревать всё и вся. Ну какой из нее культист, а тем более одержимый? Последние - сплошь уроды, а она – настоящая красотка.

Нет, скорее, это просто раздражительность от голода. Лучше бы нам было поговорить за ужином. Застольная беседа да без протокола – что может быть доверительнее? Увы, староста пригласил нас не в столовую, а в свой кабинет. С предыдущего визита в нем ничего не изменилось, разве что бумаг на столе стало чуть побольше. Староста привычно было направился к столу, но остановился на полдороге, не решаясь сидеть, пока мы стоим. Стульев для посетителей в кабинете не было.

- Ты присаживайся, Василий Никанорыч, - сказал ему Факел. – У нас беседа пока не официальная, а в ногах правды нет.

Староста благодарно кивнул, стрельнув в нашу сторону встревоженным взглядом на слове "пока", и осторожно опустился на краешек кресла. Я, раз уж у нас пока не официальная часть, присел на подоконник. Там стоял горшок с чахлой геранью. Я немного подвинул его, чтобы ненароком не смахнуть за борт, хотя, сдается мне, в садике за окном ей было бы куда комфортнее. Факел прошелся по кабинету.

- Что ж, Василий Никанорыч, - сказал Факел. – Первую часть загадки мы решили.

- Да-да, - староста исправно закивал. - Мне уже, к-хм… так сказать, сигнализировали. Никак поверить не могу, что наш плотник оказался людоедом.

Он помотал головой, словно бы утрясая там неприятную мысль.

- Не людоедом, Василий Никанорыч, а культистом, - поправил его Факел.

- Час от часу не легче.

Через сад пробежала Ольга Львовна. Оглянувшись на здание, она увидела меня в окне, и тотчас скрылась за деревьями. Что ж, под дверями машинистка не подслушивала. Это говорило в ее пользу. На месте культистов я бы непременно попытался выяснить, что нам известно.

Хотя, по правде говоря, известно-то нам немногое.

- Да, это хуже, - сказал старосте Факел. – Как же ты, Василий Никанорыч, проглядел его?

Староста развел руками и вздохнул.

- Виноват. Ведь на хорошем же счету был шельмец! План всегда в срок выполнял. Коли надо, день и ночь работал. Никогда не жаловался и, главное ведь, на него никто не жаловался.

- Да, о своей репутации он позаботился, - согласился Факел. – Но вот что странно. У него на груди здоровенная бесовская татуировка. Такую так просто не сведешь и не спрячешь. Стало быть, он был убежденным адептом культа, а не просто заблудшей овцой. И неужели никто ничего не заметил?

Староста в очередной раз вздохнул. Очевидно, в данном случае это означало утвердительный ответ.

- Как давно он в Дубровнике? – спросил Факел.

- Так местный он, - сразу ответил староста; даже как-то духом воспрял от того, что хоть на какой-то вопрос у него есть точный ответ. – Из Чекушек, - и добавил в ответ на вопросительный взгляд инквизитора. – Деревенька такая была за рекой, тут версты три, не более.

Он махнул рукой на окно. Деревенька была примерно в направлении лесопилки.

- Была? – переспросил я.

- Всё так, - подтвердил староста. – Пару лет назад там все перемерли от чумы. Один только плотник и остался. Инквизиторы его, кстати, тогда проверяли. Сказали – чист. А я что же? Мне сказали, я и поверил. У меня полномочий перепроверять за вами нет.

Факел недовольно махнул рукой. Мол, здесь понятно, дальше давай. А дальше ничего примечательного и вовсе не было. Деревушку спалили от греха подальше, а плотник перебрался в Дубровник. Он и раньше нелюдимым слыл, а тут и вовсе в себе замкнулся. Никого это не удивило.

- Вот, стало быть, и всё, господа инквизиторы, - так закончил староста свой рассказ.

- Да нет, Василий Никанорыч, не всё, - ответил Факел. – Получается, к культу он уже здесь примкнул. Такое случается, что человек в годину бедствий утрачивает веру. Случается… Но если он тут примкнул, то, получается, было к кому примыкать.

Староста, старательно кивавший в такт его словам, машинально кивнул и на последней фразе, после чего вздрогнул и испуганно вскинул голову, одновременно втягивая ее в плечи. Выглядело забавно, словно бы черепашка из панциря выглянула. Видел я их в Петроградском зоопарке, когда захаживал туда с одной своей знакомой. Точь-в-точь нынешний Василий Никанорыч.

- Так это что же у нас получается? – встревоженно произнес староста, не решаясь озвучить очевидное.

За него это сделал Факел.

- А получается, Василий Никанорыч, что не единственный он тут культист был.

- Так вы ж еще двоих подстрелили, - тотчас напомнил староста.

- Эти уже после пришли, - ответил Факел. – Думаю, сбежали от нас в Петрозаводске.

- Так, может, и он с петрозаводскими где-то пересекся? - предположил староста.

Факел согласился, что может быть и так, и поинтересовался, кто из горожан живет в Дубровнике со времен чумы в Чекушках. Как оказалось, "почитай все", включая, кстати, и самого старосту, который клятвенно нас заверил, что он, конечно, ни в коем разе и ни сном, ни духом.

- А, может, это кто-то из беженцев? – предположил староста. – Они аккурат с того времени пошли.

Он достал из ящика стола папку с бумагами, сверился с ними и заявил, что да, буквально на днях два года будет, как первые беженцы у него зарегистрированы.

- Это, значит, с начала осады Новгорода, - прикинул Факел, задумчиво оглаживая подбородок.

Староста немедля поддакнул, что так оно и есть. Новгородские пришли первыми, да и сейчас многие ими записываются. Фронт-то там то туда, то сюда ходит. Сам город исправно держится, но бесы по всей округе шастают. Вот люди и бегут.

- Проверим, - сказал Факел, но прежде чем староста успел вновь поддакнуть, он уже и рот раскрыл, инквизитор с другой стороны зашел: - Только ты мне вот что скажи, Василий Никанорыч. Это что же, два года у тебя люди пропадают, а ты, как сам говоришь, ни сном, ни духом?

Староста побледнел.

- Позвольте! – негромко произнес он. – Какие два года? Люди начали пропадать всего лишь недели три назад.

Он сверился с бумагами и добавил, что первый городской житель исчез и вовсе десять дней назад, а три недели – это потом полицейский среди беженцев накопал.

- Угу, - сказал Факел. – Это похоже на правду. Значит, десять дней вы искали своими силами, а потом ты, Василий Никанорыч, обратился за помощью?