— Рудольф Роман признает, что поссорился с вашим братом, когда попросил у него вашей руки, но отказывается сообщать подробности. Вы присутствовали при этом?

— Да, — склонила она голову.

Я решил задать собственный вопрос.

— Между вами и вашим братом большая разница в возрасте, не правда ли? Ему на вид около пятидесяти.

Она замялась.

— Да, ему было сорок семь. Мне двадцать два. На самом деле он был мне лишь сводным братом.

— А братом ли вообще? — настаивал я. — Или кем-то большим?

— На что вы намекаете?

— Его ярость в ответ на предложение брака удивляет меня. Кем он приходился вам на самом деле, Терес?

Тут она разрыдалась, а шериф Ленс выглядел ошарашено. Он попытался заговорить, но я жестом велел ему молчать.

— Скажите нам всю правду, Терес, — мягко попросил я. — Вы с Эдо были женаты, так ведь?

Она кивнула, стараясь сдержать слезы.

— Мы поженились прошлым летом в Олбани, еще до вступления в табор Рудольфа. Мы не следовали традиционной цыганской свадебной церемонии, и поэтому Эдо желал сохранить это в тайне.

— Похоже, вам удавалось хранить тайну слишком хорошо, раз даже Роман не догадался. Но почему вы не могли просто признаться ему и сыграть цыганскую свадьбу?

Она лишь покачала головой, не в силах ответить. Наконец, собравшись с силами, она тихо объяснила:

— Я не из их народа. Я вообще не цыганка. Я сбежала из дома и встретила Эдо в Олбани. Он сказал, что я достаточно смугла, чтобы сойти за цыганку, и мы вступили в караван. Он сказал им, что я его сестра, чтобы ни у кого не возникло вопросов о моих кровях. Его в таборе многие знали, и никто не задавал вопросов, пока Рудольф не решил, что влюблен в меня. Если бы Эдо сообщил ему правду о наших отношениях, выяснилось бы, что я не цыганка, и меня изгнали бы из табора.

— У вас есть идеи о том, как Роман мог бы его убить?

— Никаких — если его проклятия не работают на самом деле.

— Эдо сбежал со стоянки сразу же после спора с Романом?

— Мне кажется, что да. Я пыталась уговорить Стива остановить его — помните, того молодого человека, которого вы видели с утра? — но он не мог отвлечься. Стив как-то говорил, что у него была капсула с зельем, снимающим все проклятья.

— Капсула? — что-то зашевелилось в моем мозгу. — Насколько большая по размеру?

— Он нам ее показывал. Громадная, можно лошади скормить.

Дверь отворилась, и доктор Фратер просунул голову внутрь.

— Хотел вам сообщить, что я закончил с телом и вернул его цыганам. Они возвращаются в свой лагерь.

Я обернулся к Терес.

— Вы останетесь с ними?

Она подняла голову, сдувая волосы с глаз.

— Я не уверена.

В этот миг она выглядела очень юной.

— Вы говорите, что сбежали из дома. Вам ведь не двадцать два, верно? Двадцатидвухлетние девушки из дома не сбегают.

— Мне семнадцать, — сказала она.

— Черт! — воскликнул шериф Ленс и вскочил на ноги. — И вы жили в цыганском таборе с мужчиной на тридцать лет старше? Я заключаю вас под арест, пока не доставлю вас к родителям!

Авель Фратер все еще стоял в дверном проеме.

— Что мне им ответить?

— Она задержана для допроса, — отвечал шериф. — Больше ничего не говорите.

Я подошел к окну и наблюдал, как цыганские мужчины взвалили тело Монтаны на носилки и двинулись назад, туда, откуда пришли.

— Надеюсь, мы не зря отдали им труп, — сказал я. — Мы же так и не знаем, как его убили.

— Пулей в сердце, — ответил шериф Ленс. — Этого достаточно для Фратера и для меня. Я велел ему избавиться от тела, чтобы только их отвадить.

Я пошел искать доктора Сигера и нашел его у входных дверей наблюдающим за процессией цыган.

— Слава Богу, что они ушли, Сэм. Хоть бы и не возвращались никогда, на моем веку хватит.

— Возможно, вы сможете ответить на один мой вопрос?

— Естественно. В чем дело?

— Эти желатиновые капсулы, в которые помещают лекарства, — возможно поместить в такую капсулу пулю, чтобы человек ее проглотил и даже не заметил этого?

— Естественно, но пуля тогда просто пройдет сквозь желудок и окажется в кишечнике. До сердца ей так не добраться никак.

— Я понимаю. Просто я обдумываю варианты. Может, так: старая пуля оставалась в теле много лет, прямо возле сердца, и наконец убила человека, от сокращения мышц при страхе попав в сердце?

— Такое возможно, но не в этом случае, Сэм. Фратер показал мне тело, прежде чем зашил Монтану. Несомненно, пуля была выпущена в тело. Повреждения слишком свежие и обширные для вызванных старой раной. Кроме того, единственный шрам находился у него на руке.

— Я знаю. Не обращайте на меня внимания. Я просто отбрасываю все невозможное.

— Чтобы то, что останется, каким бы неправдоподобным оно не казалось, было истиной? — улыбнулся Сигер.

— В этом вся беда — не остается вообще ничего! Понять бы, что за щепку я…

— Док! Помогите!

Мы обернулись и увидели шерифа Ленса, приближающегося к нам с разбитым носом.

— Что стряслось? — спросил я, подбегая к нему.

— Он меня ударил по лицу и забрал девчонку! Они бежали через черный ход.

— Кто вас ударил?

— Один из их цыган! Она назвала его Стивом.

* * *

Было глубоко за полдень, уже начинало темнеть, когда мы с шерифом, которому я помог остановить кровотечение, вошли в цыганский табор. Стива и Терес более никто не видел, а Рудольф Роман категорически отрицал, что ему известно их местоположение.

— Достаньте мне их из-под земли к завтрашнему утру, — сказа ему шериф Ленс, — или я арестую всех и каждого в этом лагере!

Роман только улыбнулся.

— Вы полагаете, вам по силам сделать это?

— Естественно, я так и сделаю! Я приведу с собой подкрепление из полиции штата!

— Цыгане могут испариться в ночи.

— Только попробуйте! Я требую девчонку обратно, и Стива тоже, за нападение на меня!

Остальные цыгане смотрели на нас молча, когда мы возвращались к машине. Несколько мужчин и мальчиков уже начинали собирать дрова для зимних костров, согревающих морозной январской ночью.

— Я не блефую, Сэм, — сказал мне шериф. — Я вызову полицию штата. — Он завел машину и поехал обратно в город.

— Роман намекает, что к утру их здесь уже не будет.

— Они не сдвинутся с места, пока у меня в руках не будет девчонки и Стива! Даже если мне самому придется следить за табором всю ночь!

Я видел, в каком он гневе из-за коварного нападения. Шериф позвонил в полицию штата и потребовал прислать ему три автомобиля к утру, чтобы окружить цыган. Потом он позвонил своим заместителям и велел им тоже подготовиться.

Я позвонил Эйприл и узнал, что у меня появился новый пациент, к которому нужно заехать по дороге. Проезжая мимо участка Хаскинсов, я бросил взгляд на силуэты повозок, освещаемых цыганскими кострами. Похоже, все улеглись спать. Ленс с одним из своих заместителей припарковался у дороги с отличным видом на табор. Я пожелал им спокойной ночи и отправился своей дорогой.

Я всегда вставал рано, и на следующее утро проснулся около пяти часов. Мысли о цыганском таборе вертелись в моей голове, и хотя солнце должно было взойти лишь через пару часов, я решил одеться и съездить на участок Хаскинсов. Я не хотел, чтобы шериф Ленс или цыгане выкинули что-нибудь необдуманное.

Быстро проглотив тост и чашку кофе, я направился к машине, слегка поеживаясь от утренней прохлады. Мне понадобилось десять минут на дорогу к старой ферме, и я увидел автомобиль шерифа в том же месте, где я его оставил. Машина из полиции штата стояла возле дороги в футах двадцати поодаль. Я постучал по стеклу и открыл дверь.

— Не спится, шериф?

— А, это вы, Сэм? Я надеялся, штат прислал еще людей. Вот-вот станет светло, и я хочу немедленно начать действовать.

— Вы не спали всю ночь?

— Всю ночь, — подтвердил его заместитель. — Шериф не хочет, чтобы хоть кто-то ускользнул.

Я посмотрел в темноте на лагерь, подумав, не горят ли еще костры. Но завесу ночи не пронзал никакой свет. Перед нами на дороге появились фары, и я увидел еще одну машину из полиции штата. Шериф Ленс вышел поприветствовать их.