– Одобряешь? – прозвучал в тишине его мягкий голос.

Кэролайн резко повернулась в его сторону. Ее огромные глаза темными пятнами выделялись на нежной белизне лица.

Он был неотразим в темно-синем костюме отличного покроя, снежно-белой рубашке и темном галстуке.

– Это твоя картина, и тебе решать, куда ее повесить. Но надеюсь, ты позаботился о системе безопасности.

– Ответ прозаичной Кэролайн Харви. – Бен улыбнулся уголками губ, но глаза его при этом остались холодными, как лед. – Но давай посмотрим на это с другой стороны. Разве ты не согласна, что картине место здесь, дома? – Теперь в его голосе слышался еле сдерживаемый смех. Это укололо Кэролайн.

– Чушь! – резко ответила она.

– Но ведь она вполне может сойти за твой портрет, разве нет? – спокойно продолжал он. – Я помню тебя именно такой. Прочитав статью в журнале и увидев фотографию, я сразу решил, что должен купить эту картину и повесить ее именно здесь. Как напоминание о том, что многое в нашей жизни не является тем, чем кажется. Натурщица очень похожа на тебя, но это не ты. Ситуация такая же, какая была у нас с тобой. Но только ты на самом деле оказалась совсем другой.

– Кто бы говорил! – вспыхнула она в ответ. Да этот человек, как выясняется, имел на нее зуб.

Дело принимало крутой оборот. Все, с нее достаточно. Она уезжает! Немедленно!

– Мистер Декстер, – сказала Кэролайн, понижая голос до, как она надеялась, холодного безразличия. – Нет нужды в моем дальнейшем пребывании здесь. Мои профессиональные услуги не требовались изначально. Как я заметила, вы уже избавились от ненужного хлама и оставили лишь небольшое количество представляющих ценность предметов. Их ориентировочную стоимость я сообщу вам в Лондоне в письменной форме.

– Как мило. – Его черная бровь насмешливо вздернулась. Бен стоял в дверном проеме, и чтобы выбраться из комнаты, ей пришлось бы пройти мимо него. Рядом с ним, слишком близко. Этого она не вынесет.

Кэролайн нервно сглотнула, а Бен медленно и спокойно продолжал:

– Ты права насчет того, что твои профессиональные услуги здесь не нужны. Но у меня есть другие требования, Каро. И ты уедешь отсюда, только когда полностью их удовлетворишь.

Он задумчиво посмотрел на нее.

– Предлагаю немедленно приступить к делу.

Что он имеет в виду? Руки стали холодными и влажными, капли пота выступили у нее на лбу, собрались в ложбинке между грудей. Кэролайн разрывалась между гневом и беспомощным удивлением.

– С тебя причитается, – грозно сказал Бен. Его взгляд внимательно изучил ее глаза, медленно опустился на губы. – Ты должна ответить за двенадцать долгих, потерянных лет.

Разум приказывал Кэролайн выйти из комнаты, собрать вещи и вызвать такси. Ведь не может же он удержать ее здесь силой? Но сердце неосмотрительно сопротивлялось, уговаривая остаться.

Ее поразила мысль, что их давний роман мог оставить отпечаток и в его душе. И теперь неугомонная судьба снова свела их, чтобы... что?

И Кэролайн уже не могла избежать этого, как она подумала, последнего сражения.

– Судя по твоим достижениям, последние двенадцать лет вряд ли можно назвать потерянными для тебя, – заявила она, отчаянно пытаясь сохранить спокойствие.

– Я сейчас говорю не об этом и думаю, ты прекрасно меня поняла.

Бен сделал два шага и оказался совсем близко. Он, его тело захватили все ее мысли и чувства. Он снял пиджак, медленно положил его на соседнее кресло и ослабил узел галстука.

У Кэролайн пересохло во рту. Она судорожно вздохнула. Ощущать жар его мускулистого тела было выше ее сил. Она таяла, как Снегурочка от горячих солнечных лучей.

Она инстинктивно провела языком по дрожащим губам. Бен внимательно проследил за этим непроизвольным, предательским движением и спокойно сказал:

– Да, конечно, я помню этот нервный порыв с момента нашего первого поцелуя. А как я отвечал на него, а, Каро? – Он наклонил голову, и их губы встретились, однако тела не соприкасались. Только его язык нежно следовал контуру нижней губы Кэролайн, увлажняя ее и пробуждая приятные ощущения во всем теле. Потом он с легкостью окунулся в теплую и сладкую нежность ее рта.

Кровь забурлила. Прикосновения его языка и губ были именно такими, какими она их помнила. И Кэролайн уже едва сдерживала свои желания. Ей безумно хотелось уничтожить это крошечное расстояние между ними, обвить руками его шею, прижаться грудью и бедрами к мужественному телу. Но она не поддавалась. Искушающие ласки губ были и так достаточно мучительными.

Последние остатки разума удерживали ее, напоминая, что этого не должно случиться.

Нельзя забывать о его поведении прошлой ночью.

Когда после бесконечного, безумного поцелуя Бен оторвался от нее, его дыхание было таким же прерывистым, как и ее собственное. Его пальцы слегка дрожали, когда он расстегивал заколку, освобождая копну черных волос, которые тут же рассыпались по ее плечам.

– Они были намного длиннее, – хрипло прошептал он. – Они нежно спадали на твою грудь, прикрывая розовые соски, которые я любил целовать. Ты всегда умела раздразнить меня, Каро. Помнишь?

Помнила ли она об этом? Разве можно забыть такое?! А он? Что хранит его память?

Он начал медленно расстегивать маленькие пуговки ее блузки, с удовольствием наблюдая за своими действиями и намеренно касаясь пальцами ее пылающей кожи. Кэролайн безропотно следила за его движениями. Она даже не смогла ничего выразить, когда Бен произнес низким голосом:

– Двенадцать лет – это довольно большой срок, Каро. Слишком большой срок.

Он скинул блузку с ее плеч и наклонился, чтобы поцеловать ее набухшие соски через тонкое кремовое кружево бюстгальтера. Кэролайн тихо постанывала от мучительного наслаждения. Она уперлась ладонями в его грудь и ощутила жар и мощь его тела, тяжелое биение сердца. Ее кости как будто размякли, и она поняла, что скоро не сможет устоять на ногах.

– Годы, наполненные желанием. Желанием, присущим каждому мужчине: жениться, завести детей, – продолжал Бен с оттенком горечи в голосе. Его руки коснулись ее плоского живота. Он разделался с ремнем, расстегнул молнию и начал спускать брюки с ее бедер. – И невозможностью воплотить это желание в жизнь. Просто потому, что никакая другая женщина никогда не сможет вызвать во мне те чувства, которые вызывала ты.

Кэролайн стояла перед ним обнаженная, не считая двух тоненьких полосок ткани – трусиков и бюстгальтера. Она была открыта его задумчивому взгляду, уязвима и, как всегда, побеждена. Но отчетливые страдальческие нотки в его голосе обратили на себя ее внимание.

Предательство, прошептал внутренний голос, предостерегая, и Кэролайн, почти не владея заплетающимся языком, пролепетала:

– Так ты картину купил...

– Как напоминание о том, что многое в нашей жизни не является тем, чем кажется и чем нам хотелось бы это видеть, – повторил Бен. Потом он словно прочитал в ее глазах, что она начинает что-то понимать и скоро запротестует. Он дотронулся пальцем до ее губ. – Не говори ничего. Просто делай, что хочется. – И заключил ее в свои объятия. Его губы медленно и нежно прикасались к впадинке за ее ухом, а голос тихо нашептывал: – Тебе всегда нравилось это... И сейчас тоже нравится, правда? Признайся мне, Каро...

Тихий стон, слетевший с губ Кэролайн, был невольным признанием. Бен подхватил ее на руки и понес в спальню, расположенную по соседству.

Комната была наполнена весенним воздухом, проникающим через открытое окно, и запахом расцветающей жимолости... Резная кровать из дуба... Кровать огромных размеров...

Ее тело утонуло в пуховом одеяле, на которое Бен опустил ее. Сняв тонкое кружево, он проговорил:

– Превосходно, восхитительно. – Его взгляд скользил по ее прекрасному телу. – Года были снисходительны к тебе, Каро.

Едва уловимые изменения в его тоне затронули ее за живое. Она инстинктивно протянула к нему руки, желая прижать к себе, избавить ото всего, причиняющего ему боль. Но Бен выпрямился, и его неотразимые губы скомандовали: