Я хочу, чтобы мой сын прошёл обряд посвящения…

— Джамиль, они оба прошли его год назад, ты опоздал, — ответил Ахмед с явным презрением. Его удивляло, с какой наглостью Джамиль постоянно выделял "мои", "моя", "наши", словно он на минуточку вышел за дверь.

— Почему оба? — Джамиль был недоволен услышанным. — Зорина не может нести этот груз, она ведь девочка.

— Джамиль, они близнецы, их нельзя разлучать. Ты забыл закон? Хотя, не удивительно — ты забыл один из наших основных законов: "Не идти на поводу своих чувств". Чему ты удивляешься? Они оба будут нести это бремя! Они станут защитниками этих земель и своего рода! Это их право!

— Ахмед, я знаю, что ты любишь моих детей. — Мужчину вновь резануло слово "моих", и он хотел заорать, чтобы тот заткнулся и начал честную борьбу. — Я знаю, что ты любишь Стефанию, иначе ты не стоял бы сейчас передо мной в свадебном костюме. Дай мне шанс попытаться вернуть их. Дай Стефании сделать свой выбор. Но будь готов к тому, что ты проиграешь, и прими поражение с достоинством!

— Твоё слово, Ахмед Абу Рори, наследник свободного рода?! — поднявшись с дивана, Джамиль посмотрел на брата с вызовом.

После нескольких секунд молчания, полных раздумий и внутренней борьбы, Ахмед, наконец, выдохнул со злостью и произнёс.

— Я, наследник некогда забытого, а ныне свободного рода Ахмед Абу Рори, в чьих жилах течёт кровь великих горцев, даю тебе всего один шанс, Джамиль Абу Приск. Клянусь принять поражение с достоинством и уважением. Пускай Стефания сделает свой выбор. Но знай: через три часа я буду стоять у алтаря, готовый к любому её решению!

Развернувшись спиной к Джамилю, он устремил свой взгляд далеко за пределы этих земель.

В случае поражения он собирался навсегда покинуть эти земли и вернуться к истокам своих предков. Далеко, на горных вершинах восточных земель, где самая высокая гора упирается в небо, а её вершина скрыта среди облаков, стоит затерянный храм. Найти к нему дорогу могут лишь наследники и приближенные мастера, обладающие тайной проходов. Там, глубоко в горе, находится место силы свободного рода. На протяжении многих столетий там собираются знания этого мира, именно там обучаются избранные.

Он мечтал привести Зорину и Ореона в этот священный уголок после их восемнадцатилетия. Они станут первыми наследниками на диких землях, и именно им предстоит стоять у истоков своего рода. От их решений будет зависеть, насколько могущественным станет их род…

*****

— Стефа, ты должна надеть вот эту корону, правда, Милашка? — спросил величество, посмотрев на сидящую белку с драгоценным браслетом на шее.

— Евпсихий, ты зачем опять это всё притащил? Опять ограбил мою сокровищницу? Найду тот самый лаз и замурую его вместе с тобой! — с улыбкой, но и с лёгкой угрозой в голосе, ответила Стефания, погладив белку по головке.

— Стефа, фу, какая ты мелочная! Ты как тот крылатый, про которого ты рассказывала детям.

— Его зовут дракон, и я, по твоему, на него похожа? — поднявшись с пуфика, она подошла к псише и посмотрела на себя, улыбаясь своему отражению. На неё смотрела красивая рыжеволосая женщина с глазами синего спектра. За эти годы она расцвела: детская наивность исчезла, уступив место уверенности, твёрдому взгляду и внутренней силе.

— Стефа, примерь эту корону! Она с черными бриллиантами! — потянув за собой тяжёлый головной убор, величество подошёл к ней.

— Ты Плюшкин! Я замуж выхожу, а не королевский двор собираю! — Лопоухий с улыбкой взглянул на нее, но затем, прищурившись, добавила: — Это что за гадость? Опять твои заморские зверюшки? Что за Юшкин такой?

— Плюшкин — это тот, кто тащит всё в дом, хранит накопленные богатства и в один прекрасный день лишается всего. Хотя это не твой случай, ты скорее всего Клептоман, собирающий всё, что плохо лежит. — Подняв корону, она надела её на голову и посмотрела вниз.

— То ли поблагодарила, то ли обругала, я так и не понял. Стефа, у тебя нет настроения? Где свадебный мандраж? Скоро Порша и Богдана придут! Что с тобой происходит? Ты нервничаешь из-за Джамиля? Ты не уверена…

— Да, войдите, — ответила Стефания на стук в дверь.

— Ну вот, видишь, Порша и Богдана пожаловали … Джамиль? — воскликнул лопоухий, резко оборачиваясь.

Стефания встретилась с черным взглядом, как самая тёмная ночь, и целый океан противоречивых чувств внезапно захлестнул её сознание. Комок в горле сдавливал дыхание. Глубоко вздохнув, она подошла к окну и закрыла глаза.

— Ваше Сиятельство, что привело вас в мои покои? Что за срочность? — спросила она с дрожью в голосе, стараясь взять себя в руки.

— Стефания, я хотел бы поговорить с тобой наедине, — произнёс Джамиль, взглянув на величество и Милашку.

— Стефа, возьми меня на ручки, — он настойчиво подёргал низ длинного халата. Стефания, сняв корону, положила её на пол и подняла величество на руки.

— Стефа, просто будь собой, не слушай сердце, слушай разум! — прошептал лопоухий, обнимая её за шею своими мягкими лапками. Погладив её по щеке, он спрыгнул на пол и окатил Джамиля пристальным взглядом.

Махнув головой Милашке, они вышли в приоткрытую дверь, оставив Стефанию с Джамилем наедине.

— Стефания… повернись ко мне. Мне нужно многое тебе сказать. Умоляю, посмотри мне в глаза. Я виноват перед тобой и нашими детьми. Прости меня…

Приподняв голову и взглянув на яркое послеобеденное солнце, Стефания тяжело вздохнула и закрыла глаза, не в силах сдержать слёзы. Она ждала этих заветных слов многие годы. Два простых слова, которые могли разрушить все преграды, самые крепкие стены и которые стоили всех сокровищ мира.

— Стефания, прости меня за то, что оставил тебя. Прости за то, что не поверил. Прости за то, что тебе пришлось одной растить наших детей. Прости, что я не был рядом, когда ты нуждалась во мне. Прости меня, любимая.

Четырнадцать долгих лет я жил, как в тумане, запутавшись в своей глупости. Весь последний год я не знал, как рассказать тебе о своих чувствах. Я тысячи раз собирался написать, но не мог подобрать подходящих слов. Как сказать любимой женщине, которую предал, о своих чувствах? Стефания, из-за своей ревности и злобы я только вчера узнал, что Зорина и Ореон — мои. Приехав сюда, я был готов принять их, и меня не волновало, кто их отец. Но я так глубоко ошибался. Они мои! Мои!

Почему ты не написала мне? Почему не намекнула? Почему позволила мне все эти годы гоняться за призрачным счастьем? Я знаю, я виноват перед тобой. Прости меня, любимая, умоляю…

Подойдя к Стефании, он обнял её со спины, вдыхая знакомый и родной запах её волос. Две слезы, горечи и сожаления, скатившиеся по его щекам, обожгли лицо. Он столько лет искал то, что когда-то оттолкнул своими собственными руками. Он разорвал свою душу и сердце на тысячи частей, только потому что ему показалось…

— Джамиль, я много раз представляла наш разговор. Тысячи раз хотела сказать тебе, что ты ошибаешься. Я видела тебя в лицах наших детей, и, признаться, я ненавидела тебя многие годы. Только за то, что ты оставил меня и наших детей одних. Но я никогда не показывала свою любовь или ненависть к тебе. Всё это я заперла глубоко в душе, как и саму себя, на долгие годы одиночества.

Моя душа и сердце плакали все эти годы. Ночами, в тайне от всех, я рыдала в подушку, боясь открыться кому-либо. Я разговаривала с тобой все эти годы. Я кричала, ругалась, радовалась, представляя твой образ — призрачный, но такой близкий.

— Ты хочешь моего прощения? Я прощаю тебя, Джамиль! Я давно тебя простила. Мы оба виноваты в том, что с нами случилось…

Наконец, повернувшись к нему, она взглянула в его глаза.

— Ты моя страсть и боль, ты мой огонь, сжигающий всё на своём пути…

Не успела она договорить, как его губы накрыли её в обжигающем поцелуе.

— Ну вот и всё! — тихо сказала Богдана, закрывая дверь и бросая взгляд на Поршу. — Пойдём, не будем им мешать. Нужно сказать Ахмеду. Ты со мной или одна?