Саша ещё не верила. Эй, товарищ непонятный и безумно симпатичный капитан, вы хоть понимаете, кому доверили двенадцать всамделишных уголовных дел? Я не четверокурсница – без пяти минут офицер. Я – нос не дорос! Почитать дела, которые ведут настоящие сыщики, построить версию – я с удовольствием. Но РАССЛЕДОВАТЬ?! Это что, новый розыгрыш?

– Я окончила первый курс, – напомнила Саша.

– Поздравляю, – поздравил сыщик.

– А если не справлюсь? У вас будет двенадцать нераскрытых дел, и вам попадёт!

– Объединим их в одно, и не попадёт, – нашел выход сыщик. – Лазить по окнам иди в форме, чтобы соседи не звонили в полицию. Скажешь, следственный эксперимент.

– А полковник не разрешит!

– А мы ему не скажем!.. Не пойму, Александра, ты недовольна?

– Да я счастлива! Но так не бывает! Мне всего пятнадцать лет!

Непонятный и симпатичный улыбнулся.

– Как же не бывает, если я сам раскрыл своё первое дело в неполных четырнадцать?!

Саша так растерялась, что даже схамила:

– Это когда князь у вас мелочь отнимал?

– Отнимал, – не обиделся сыщик. – А его отец отнимал у моего целый Ботанический сад!

– Разве так можно? Сад же городской или даже государственный!

– Тогда и похлеще дела проворачивали. Лихие девяностые, Александра. Слышала такое выражение?

Лицо у него было почему-то мечтательное.

– Дмитрий Олегович, а ведь вы не спешите ни в какую засаду с пулями дум-дум, – догадалась Саша. – Вы ждёте, когда проспится пьяный князь, чтобы выпустить его из «обезьянника»!

– Не ночевать же ему за решёткой…

– По мне, так пускай бы ночевал. Но раз вы всё равно не уходите, то рассказывайте, как было! – потребовала Саша. – Про князей, старшего и младшего, про Ботанический сад и про всё.

Капитан подобрался, обжёг ледяным взглядом, спросил командирским тоном:

– Курсант, а вы не наглеете? Первый день знакомы, и сразу в душу лезть?

А Саша нарочно стала болтать ногами, хотя в полицейских туфлях было неудобно.

– Не-а. Я ведь вам не какая-нибудь журналистка. Она придёт и уйдёт, а я останусь и буду завтра в окна лазить. Я останусь, пока не прогоните. Потому что вы первый увидели, что я не от горшка два вершка, а человек, только маленький. И теперь вы мой учитель, гуру и сенсей!

– Ну, раз гуру и сенсей, тогда другое дело, – решил победитель Старухи Шапокляк, непонятный и симпатичный Сашин товарищ капитан Димулечка. – Слушай…

Девяностые годы сейчас называют лихими, проклятыми, безумными. Страна пыталась жить по-новому, а новые законы ещё не все были написаны и старые ещё не все отменены. Началась неразбериха. Одним, чтобы честно работать, приходилось нарушать устаревшие законы, и они каждую минуту ждали ареста. Другие воровали целые заводы и в ус не дули, потому что законов против них ещё не было. В одном месте не хватало денег на самое необходимое, а в другом спускали миллионы на лишнее. Русскую нефть, сталь, алюминий покупал весь мир, а рабочим по полгода не платили зарплату; их голодные дети презирали отцов и мечтали стать бандитами.

Но для меня те годы были просто школьные. Прежней жизни я не помнил, а о будущей не мог знать…

– Привет, Митек. Звонил мистер Силкин дядя Миша, долетел нормально. А у меня проклюнулась Уртика диоика, – сказал старший Блинков, жуя бутерброд, снимая галстук и надевая шлепанцы. – Ты мусор вынес?

– Ага, – кивнул Блинков-младший. Мистер Силкин дядя Миша раньше был аспирантом у старшего Блинкова, а потом насовсем уехал в Америку. Иногда он приезжал погостить. Блинкову-младшему мистер Силкин дядя Миша не нравился.

– Ну тогда пусти меня за компьютер, – выдвинул старший Блинков нелогичное и нарушающее права человека требование.

– У меня ещё полчаса машинного времени, – восстановил себя в правах Блинков-младший и набил на клавиатуре несколько совершенно ненужных цифр. – Уртика чья?

– Ничья. Уртика диоика, это по-латыни. Я же тебе рассказывал: в захоронении сарматской принцессы нашли семена, им две тысячи триста лет. И теперь одно семечко проросло. – Старший Блинков поднес к очкам бутерброд и галстук, выбрал бутерброд и откусил. – Третий век до нашей эры! Представляешь, сарматы ввязались в боспорские войны, а это семечко уже было. Строилась Великая Китайская стена, а это семечко было. Македония побила Афины в Хремонидовой войне…

– Проходили, – неуверенно проговорил Блинков-младший. И это называется круг интересов взрослого человека! Китайская стена и Хремонидова война… – Дорогое, наверное, семечко?

– Бесценное, – дрогнувшим голосом объявил старший Блинков. – В египетских пирамидах находили семена, но прорастить их не удавалось.

– Бесценное – это сколько? Если в долларах? – неосторожно уточнил Блинков-младший.

Старший Блинков всхрапнул и стал заливаться краской.

– Я мечтал вырастить мужчину, – сухо сказал он, – которому, когда придет время, передам свой гербарий.

И выскочил из комнаты. Галстук развевался за ним, как флаг никому не известной, но гордой республики.

– Да разве я возражаю? – пожал плечами Блинков-младший.

Старший Блинков уже громыхал тарелками на кухне. Компьютер, переварив набитые младшим ненужные цифры, ехидно мигал красной табличкой «Гейм лост» – игра проиграна.

Ну и что такого? Что такого особенного человек сказал, чтобы после этого убегать и демонстративно брякать посудой? Цену имеет все: ботинки, небоскребы, белые мыши и не сосчитанная рыба в воде. Слил отходы в реку – заплати штраф. И правильно. А то кто-нибудь такой рыбки поест и до конца своей короткой жизни будет работать на лекарства.

До этого пункта Блинковы друг друга понимали – и младший, и старший, и мама, которая была не Блинкова, а Гавриловская. Но когда, к примеру вспомнить, в Государственной Третьяковской галерее Блинков-младший предложил экскурсоводше повесить на все картины таблички с ценой, получился скандал.

Экскурсоводша стала молча хватать ртом воздух. Папа и мама с двух сторон наступили единственному сыну на обе ноги. Экскурсанты засмеялись. Небось идут куда-нибудь в молочный за своим кефиром – и ничего, не смеются, что на кефире висит ценник. А одна старушонка, разукрашенная, как африканский колдун, заявила, что Блинковы – типичные новые русские и это про них сказано «златая цепь на дубе том». И никто, никто не оценил новаторскую идею Блинкова-младшего.

А ведь как было бы хорошо для рекламы, если бы на самых редких старинных картинах висели ценники. Тогда народ ещё сильнее потянулся бы к изобразительному искусству. Потому как ведь всем интересно, что почём.

Блинков-младший отменил команду и стал вводить в компьютер другие цифры, правильные. Баланс банка «Воздушный кредит» из своего любимого журнала «Большие деньги» за февраль позапрошлого года.

Игру он сам придумал: берёшь какой-нибудь лопнувший банк или фонд и следишь, кто на чём погорел. Очень увлекательно. Только выиграть в эту игру было нельзя. Каждый раз кончалось тем, что на экране начинало мигать «Гейм лост».

Блинков-младший и не хотел выиграть. Он проверял экспертов «Больших денег», которые в позапрошлом году, понятно, не знали будущего, а он теперь уже знал. Если эксперт безошибочно предсказывал, когда и почему закроется тот же «Воздушный кредит», Блинков-младший заносил его фамилию в особый список.

Он подбирал сотрудников для своего будущего банка и не хотел ошибиться. Потому что, кажется, Рокфеллер сказал, что кадры решают всё.

– Привет, Митёк. Поймали террориста, который в Государственной думе плевал в столовский компот. Завтра следственный эксперимент с прямой трансляцией по телевизору, – сообщила мама. – Ты мусор вынес?

Блинков-младший вздрогнул, чтобы доставить маме удовольствие. Она всегда входила тихо-тихо и любила, когда вздрагивают от неожиданности. Это было профессиональное: мама служила в контрразведке.