Победителей воздушных просторов Арктики, Героев Советского Союза В. П. Чкалова, А. В. Белякова, Г. Ф. Байдукова приветствуют в Нью-Йорке.
Мой сосед-журналист заметил, что мы находимся на «собрании знаменитостей»; о каждом из присутствующих можно написать книгу.
Летчиков проводили к большущему глобусу Клуба исследователей. Прямые и извилистые линии исчертили земной шар. То были маршруты выдающихся путешествий и перелетов — Фритьофа Нансена, Руаля Амундсена, Вильямура Стефанссона, Уайли Поста, Ричарда Бёрда, Отто Юльевича Шмидта, Амелии Эрхарт… Славные исследователи и летчики оставили на глобусе свои автографы.
От Москвы к Северному полюсу и дальше, к Ванкуверу, протянулась свежая черта.
— Наш маршрут, — улыбнулся Чкалов.
— Он войдет в анналы авиации, — сказал исследователь американской Арктики Вильямур Стефанссон, президент клуба.
Валерий Павлович расписался на глобусе.
Вернулся в зал. Слово предоставили Чкалову, Все встали.
Подняв голову, летчик ждал, пока утихнут овации. Что скажет он этому собранию?..
Лицо Чкалова просветлело. Он заговорил о том, что великой любовью наполняло его сердце:
— На крыльях своего самолета мы несли привет от ста семидесяти миллионов нашего народа великому американскому народу!.. В моей стране поют хорошую песню. Есть в этой песне слова:
Как невесту, Родину мы любим,
Бережем, как ласковую мать…
Вот мысли и чувства моего народа! Мы, три человека, несли в своих сердцах сто семьдесят миллионов сердец. И никакие циклоны, никакие полярные штормы не могли остановить нас, выполнявших волю своего народа… Примите привет и дружбу, которую мы вам принесли!
Советский экипаж узнавали на улицах, в кино, ресторанах. Стоило им присесть в кафе, войти в магазин, остановиться у газетного киоска, как вокруг возникал радостный гул и экипаж подвергался неотразимой атаке любителей автографов. Сперва это забавляло Чкалова, но вскоре оказалось утомительным. «Не сидеть же нам взаперти, а выйдешь на улицу — нет спасения!» — сетовал он. Любители заполучили у экипажа тысячи автографов — на фотопортретах, визитных карточках, листках из блокнотов, а нашествие не прекращалось: студенты, лифтеры, газетчики, ученые, официанты, продавщицы, музыканты, полисмены, актеры, торговцы, шоферы продолжали азартную охоту… В письме из Чикаго некто с музыкальной фамилией Штраусс настоятельно просил обогатить его коллекцию: «Я уже владею автографами мистера Шестакова и мистера Болотова — первых русских пилотов, прибывших восемь лет назад на самолете «Страна Советов» в США».
Из Техаса, Висконсина, Монтаны и иных дальних штатов приходили письма совершенно неожиданного содержания.
— Вот так дела, друзья, — родственнички в Америке объявились! — сказал однажды Чкалов, разбиравший почту на русском языке. — Послушайте, что пишет миссис Олга Григорьефф из Пенсильвании: «Имею честь сообщить, что я являюсь родственницей Валеруса Чкалова по материнской линии…»
— С чем и поздравляем, сэр Валерус, — церемонно поклонился Беляков.
— Погоди, погоди, Саша, есть кое-что и на твою долю… Вот: «Навигейтор Белиакоу приходится мне сродни… С искренним приветом и совершенным почтением — Флегонт Щупак, Бигсвилл, Аризона». Та-ак, а мы-то и не знали, что у Саши в роду водятся щупаки… Выходит, у нас один Байдук без американской родни? Но ты, Егор, не отчаивайся — может, еще объявятся…
Такие письма, порожденные пылкой фантазией их авторов либо основанные на явном недоразумении, служили поводом для веселой перепалки друзей. Немало получили они и «деловых предложений». Желая выразить внимание советским пилотам или использовать в рекламных целях их популярность, торговые фирмы предлагали экипажу товары «по своей цене» или с большой скидкой. «Мы будем весьма польщены, увидев полярных героев в качестве наших покупателей», — любезно писал директор магазина домашних холодильников. Шеф фирмы, занятой производством авторучек, прислал Белякову запрос: «Уважаемый сэр! На снимке, сделанном в Портленде, где вы шествуете в торжественной процессии, из кармана вашего пиджака показывается «вечное перо». Не откажите в любезности, сэр, известить нас: пролетел ли указанный предмет над Северным полюсом и не выпущен ли он нашей фирмой?» Чкалов диву давался: «Крепко задумано, нечего сказать!»
В свободные от приемов часы летчики знакомились с городом и как-то заглянули в Центральный парк. Под деревьями на чахлой траве лежали безработные, бездомные люди. Спали они тревожно, хотя каждую группу из пяти-шести человек оберегал дозорный; он высматривал, не появится ли невзначай строгий дядя в рубашке небесного оттенка, с траурным галстуком и сверкающей бляхой на синем мундире. Знакомство с полисменом сулило любому «курортнику» Сеитрал-парка принудительный выбор: штраф на такую сумму, какой бедняга, быть может, отроду не держал в руках, либо прогулка месяца на два в городскую тюрьму, образно названную ньюйоркцами «Гробница».
Вдруг дозорный издал звук, которым понукают лошадей. Будто ужаленные, люди вскочили и наддали ходу. Полисмен, свернувший с соседней аллеи, опоздал.
Настежь открыты все входы в огромное здание на Тридцать четвертой улице. Людские потоки вливаются внутрь. В течение трех часов разошлись десять тысяч билетов на массовый митинг, организованный редакцией прогрессивного нью-йоркского журнала «Советская Россия сегодня».
Нетерпеливо гудит зал в ожидании летчиков. «Америка приветствует советских первооткрывателей трансполярного воздушного пути!» — кричит стометровый плакат. Реют алые флаги с серпом и молотом.
Жарко, душно. Мужчины, сняв пиджаки и куртки, остались в американской деловой «форме» — верхних рубашках с подтяжками. Здесь особенная аудитория — трудовой, рабочий Нью-Йорк.
— Идут! — волной прокатилось по бесчисленным рядам, и десять тысяч человек поднялись с мест.
Гул рукоплесканий. Разноязычные восторженные возгласы. Величественная мелодия «Интернационала». И снова непрекра-щающиеся овации.
Летчики стояли, обнявшись, на площадке, убранной зеленью и кумачом.
С горячими словами уважения и дружбы к ним обратился председательствующий — почтенный профессор:
— Мы как товарищей приветствуем Чкалова, Байдукова и Белякова. Мы любим их за то, что они помогли нам лучше узнать Советский Союз. Они не только победители арктических просторов, но и носители человеческой правды…
Ждали выступления Чкалова. К нему устремились все взоры — он воплощал в себе лучшие черты русского характера, олицетворял людей нового мира, их благородные идеи и цели.
— Хур-рэй! Вива! Ура-а-а! — бушевал зал.
Напрасно пробовал Чкалов умерить выражения восторга. Возбужденные люди вскакивали на кресла, размахивали шляпами, кидали на трибуну букеты. Подняв руки, летчик просил тишины. И вот, перекрывая гул, прокатился по залу усиленный репродукторами его густой голос:
— Друзья! Товарищи наши! Мы, три летчика, вышедшие из рабочего класса, можем работать и творить только для блага трудящихся. Мы преодолели все преграды в арктическом перелете, и наш успех является достоянием рабочего класса всего мира!
Словно вихрь пронесся…
Чкалов говорил страстно, захватывающе, проникновенным голосом, и, хотя вряд ли больше сотни слушателей знали родной язык летчика, так пламенна была его речь, что зажигала сердца раньше, чем вступал переводчик.
Не стремление к наживе, не честолюбие и тщеславие побуждают советских людей к героическим подвигам. Народ, уничтоживший эксплуатацию и построивший социализм, движим чувствами, выше и благороднее которых нет у человека. Любовь к советской родине-матери, преданность идеям коммунизма, стремление к общечеловеческому счастью — вот что делает наш народ непобедимым!