Потом не слишком элегантно высморкалась и вытерла носик краем скатерти.
– Матерь Божья! Думала, умру... Какая же там пылища! Завтра же скажу пани Малгожате, чтобы подержала с часик там всех горничных. Может, хоть это научит мерзавок убираться как следует. Боже, как неудобно получилось. Я сгорю от стыда
- О, панночка восхитительно чихает! – я запрятал улыбку так далеко, как смог. Чтобы даже краешек не высовывался. - Никогда в жизни не слышал ничего более прекрасного... Думаю, пану Якубу тоже нравится.
- Якуб! О! Я чуть не забыла о нем!.. - воскликнула девушка и бросилась к окну, старательно взбивая растрепавшиеся локоны. Там высунулась наружу и защебетала: - О, мой Самсон! Мой Геракл! Где же ты? Несчастная, брошенная на произвол судьбы, истомившаяся на чужбине невольница ждет тебя! Приди же скорее! Освободи меня из плена сарацинского!
Ах, вот в какие игры вы здесь играете? Ну, тоже неплохо. Одалиска, ждущая освободителя, явно даст фору стюардессе или медсестричке.
- Я здесь, моя ласточка! – голос ротмистра я уже узнавал. А так как надеялся, что слуга Томусь еще не вернулся с подмогой, тоже подошел к окну.
- Не обращайте внимания... – пробормотал негромко, отодвигая девушку в сторону. – Считайте, что меня здесь нет. И никогда не было.
С этими словами, быстро залез на подоконник и выпрыгнул наружу. Потом, не спросясь, ухватил ротмистра Михайловского за ноги и сунул его в окно. А то бедняга, без посторонней помощи, еще не скоро сумеет проникнуть во врата А.. в смысле, Рая. В общем, прильнуть к источнику наслаждения и исполнения желаний.
- Приятного вечера... Только не забывайте - любовь должна созидать, а не разрушать.
- Спасибо, пан... Надеюсь, мы еще увидимся... – пропело нежное сопрано у меня за спиной.
Наверно, стоило было оглянуться и что-то ответить, но не успел.
- Вот как чувствовала... – прожурчало спереди не менее приятно и чувственно. – Все, атаман Антон, можешь приказать меня казнить, но больше я от тебя ни ногой. Ни на шаг.
Глаза Мелиссы метали молнии и полыхали зарницами, а Немой Иван глядел хоть с пониманием, как мужчина, но и с традиционной казацкой укоризной. Мол, эх, и этот нас на бабу променял.
- Да ладно тебе... – я невинно поковырял носком сапога землю. – Подумаешь, заглянул на часок в бордель. Я же не маленький. Тем более, по делу, а не для развлечения. Это у вас только одно на уме, а командиру о многом заботиться надо.
- Угу... – проворчала монашка, явно не веря ни единому слову. - Сторожил лис курятник.
- Мамой клянусь!
Хотел схохмить, а оказалось – угадал. Глаза черной сестры мгновенно подобрели.
- Тогда извини... Но, какие дела могут быть у мужчины в борделе? Кроме любовной тоски и телесного томления?
- О, ты не поверишь, если начну пересчитывать. и пальцев не хватит, чтоб загибать. А, именно сегодня, я искал бойцов в отряд.
- Среди потаскух? – удивилась Мелисса.
Немой Иван промычал что-то и широко осклабился, многозначительно подмигивая. Монашка, хоть и стояла к нему спиной, каким-то шестым чутьем заметила его пантомиму, и ответила тычком локтя в живот. Метко... Казак, чей пресс способен выдержать удар копытом, охнул и согнулся, хватая ртом воздух.
- Удивляюсь тебе, брат. Неужели даже ты не понимаешь разницы между любящей женщиной, жрицами любви и продажными девками?
- Еще как понимаю, - поспешил успокоить Мелиссу. – Не волнуйся... сестра. Я не за девицами приходил, а за их кавалерами...
Объяснять подробнее не пришлось. Поскольку ровно в этот миг двери веселого дома с треском распахнулись и из них, одеваясь на ходу, высыпала целая толпа мужчин. Причем, были там и те, что уже давно переросли призывной возраст. А следом, к огромному удовольствию зевак и случайных прохожих, с пронзительным визгом и криками: «На помощь! Горим! Спасайся, кто в Бога верует! Спасите!» вылетела стайка простоволосых и полураздетых девиц.
Мужчины помоложе бросались к коновязи, прыгали в седла и уносились прочь. Которые постарше - торопились скрыться в ближайшем переулке. Ну, а девицы просто носились с воплями по подворью, словно ошалевшие куры, на которых упала тень ястреба.
Видимо, пан Ян так доходчиво объяснил необходимость срочной эвакуации, что паника охватила всех – и гостей, и постояльцев. Ну, или почти всех... Ни пана ротмистра, ни его ненаглядной пассии, среди перепуганной толпы я не заметил.
- Это за теми, которые ускакали? – с сомнением уточнила Мелисса.
- А что? По меньшей мере я теперь знаю, что приказы командира лисовчики исполнять умеют в любом состоянии... Остальное - в бою посмотрим. И хватит о них. Лучше расскажите, как идальго Виктор и панночка Агнешка устроились? Удалось найти им подходящий дом?
Иван кивнул и продемонстрировал большой палец.
- Да, - подтвердила монашка. – Отличный дом. Два жилых этажа. Внизу - оружейная лавка. Лучше не придумать.
- Почему?
Мелисса насмешливо фыркнула, потом взяла меня под руку и насильно развернула к дому пани Малгожаты спиной.
- Очнись, атаман. Хватит уже на девиц пялиться. Это же очевидно. Что сделает любой горожанин, увидев, как на чьем-то подворье разгружают телегу с оружием? Верно. Побежит с доносом к начальнику стражи или прямо к воеводе. А что будет, если ту же картину он увидит перед оружейной лавкой? – черная сестра тихонько засмеялась. Иван хохотнул громче. – Так что все сложилось, как нельзя удачно. Да и старый вояка будет себя гораздо луче чувствовать среди шпаг и мушкетов, нежели – кадушек с капустой или тюков ткани.
* * *
Бог мой! Какой конь! «Ламборджини» среди стаи «Волг» и «Меринов». Не знаю, как король, а я был бы такому подарку рад. Да что там рад. Я был бы счастлив, имея под седлом такого красавца. Черный, как душа последнего грешника, с небольшой белой звездочкой во лбу и парой чулочков на передних пястьях. Иван, как увидел этого коня, так и обо мне забыл. Сам вызвался коневодом и больше не отходил от него ни на шаг.
Мелисса неодобрительно пробормотала что-то о больших детях с небритыми подбородками, но что с женщины взять. Разве ж они способны оценить настоящую красоту? Которая не в зеркале...
Воевода, как и обещал, снарядил обоз щедро. Припасов выдели не скупясь. Целых шесть подвод. Намеревался приставить к ним еще и стрельцов, но я отказался. У меня ночью вызрел в голове другой план, в котором пешие воины стали бы помехой. Так что пришлось вежливо, но твердо настоять на своем. Федор Обухович, хоть и не принадлежал к тем, кто принимает отказы, видимо сообразил, что я не просто так упорствую, и согласился. Более того, сделал мне подарок. Провожать вышел на крыльцо хором вместе с дочерью.
Не уверен, что Дануся меня помнила, но платочком несколько раз махнула. И лицо ее мне показалось опечаленным. А глаза заплаканными.
«Зелёною весной под старою сосной
С любимою Ванюша прощается.
Кольчугой он звенит и нежно говорит:
«Не плачь, не плачь, Маруся-красавица»
- Хоть кол на голове теши, - резюмировала черная монахиня негромко, словно сама с собою говорила, - а кот все о сметане думает. Атаман, ау? Опять красны девицы добру молодцу свет застят?
- Что?
Я мотнул головой и огляделся. Мать честная. Да мы уже версты четыре, не меньше, от города отъехали. Не то что глаза – ворота не сразу разглядишь. Это ж насколько я из реальности выпал. Непорядок. Надо держать себя в руках.
- Помочь? – нежно прикоснулась Мелисса. – Остудить голову?
- В смысле, ведро воды на нее опрокинуть? – отшутился я, словно не понял намека. – Нет, спасибо. Вона, нас новые бойцы дожидаются... – указал подбородков в сторону лисовчиков, разбивших у дороги небольшой лагерь. – Не поймут, если увидят мокрым, а дождя нет. Придется что-то о сильном ветре придумывать.
- Как знаешь... – монашка усмехнулась немудреной шутке. – Но, если что – не обессудь. Ведро, так ведро. Слово атамана – закон.
Лисовчики варили кулеш и на нас даже не глядели. Ну, едет себе небольшой обоз мимо, так и пусть едет. Случись встреча не на виду у города, а в широкой степи – скорее всего бесшабашные удальцы не приминули бы поинтересоваться: «кто такие и что на телегах», но всего в нескольких верстах от Смоленска, подобный интерес ничем хорошим не мог закончиться.