Он нахмурился, но спорить не стал:
«Хорошо. Но ты должна знать: я никогда раньше не встречал женщин, подобных тебе…»
Шели вспомнила эти слова, когда Шимшон насладившись ее телом, перевернулся на бок и мгновенно уснул, как будто умер. Тогда она приподнялась на локте и принялась разглядывать своего мужа, словно впервые. А потом подумала.
Нет… она поступила правильно. С Шимшоном она совершенно свободна. Шумун, хоть и не сказал, кто он, несомненно, богат. И ласков с ней, и влюблен уже без меры, и будет осыпать ее подарками и, наверное, ревновать… Она усмехнулась. Даже к мужу… Но разве тот или другой могут сравниться в любви с молодым Мальахой — торговцем украшениями с рынка…
Часа за два до рассвета гости стали расходиться.
Домашние рабыни принялись убирать остатки трапезы, распоряжалась всем Хемда, зорко поглядывая вокруг.
Ее сын растянулся прямо на ковре, раскинув руки и ноги.
«Надо сказать Эдми, чтобы отнесла его наверх, в комнату, нечего подавать дурной пример детям. Они все засветло просыпаются».
В углу, подперев стену дома, будто младенец, пуская слюну, спал Варда.
«Интересно, куда делась Агава?» — удивилась хозяйка.
Сверху доносились приглушенные стоны Сигаль. Гиваргис забрал ее больше часа назад.
«Ненасытный. Это хорошо. Пока он с ней занимается любовью, бить не будет… А вот как она надоест… И Арицы нигде нет. Вот ведь пройдоха…»
Хемду вдруг охватило смутное чувство тревоги. Слишком давно она не видела ни Арицы, ни Агавы.
— Лиат! — позвала она дочку Шели. Хемда любила ее, как родную. Ей было уже тринадцать, она была умницей, с характером, и во всем помогала своей старшей наставнице.
— Да, Хемда? — востроносая девчушка с огромными синими глазами была озабочена тем, как медленно справляются рабыни с мусором, за чем ей поручили проследить.
— Ты не видела Арицу или Агаву?
Первой реакцией Лиат было рассказать обо всем, что она знала и видела, с языка едва не сорвалось: «Да… Они там вдвоем…» Но потом сердце сковал страх: она вспомнила взгляд сводного брата, брошеный в ее сторону, не сулящий ничего доброго, и упрямо замотала головой.
Однако Хемда обо всем догадалась. Она помрачнела и тяжело задышала. Голос был не терпящим возражений:
— Где они?
Лиат осторожно показала пальчиком на внутренний дворик.
«Что теперь будет? Брат на брата пойдет? — всполошилась Хемда. — А Шимшону как быть? Ах, уже ничего не поделать… А может, обойдется? Может, Варда ничего не заметит?»
Она припомнила, как встретились накануне вечером Варда и Агава — словно чужие. Виновата, конечно, была девчонка, смотрела на своего будущего мужа как на врага. Его это обидело, оттого он всю ночь и пил… Вот и упустил свое счастье. Зато Арица, увидев невестку, облизнулся как кот на сметану. Дорвался.
Она сразу нашла их. Арица сидел на земле, облокотившись о домашний алтарь, пил неразбавленное вино. В трех шагах от него на могильном холмике, где покоился прах отца Шимшона, свернувшись в калачик, в разорванном платье, избитая и окровавленная, лежала Агава.
Из ее открытых глаз текли слезы, но лицо не выражало никаких эмоций.
— Чего пришла, Хемда? — спокойно встретил мачеху Арица, покосившись на нее с холодной усмешкой.
— Тебе надо уходить из дома. Потому что когда Варда проснется, он убьет тебя, — не глядя на него, ответила Хемда. Она подошла к Агаве, сняла с себя верхнюю накидку, которую надела, когда повеяло ночной прохладой, набросила на девушку. Потом подхватила ее на руки словно ребенка — силища в этой женщине была еще та — и понесла в дом, участливо приговаривая: «Ничего, ничего, сейчас умоемся, сейчас, сейчас…»
— Она всего лишь рабыня, — пьяно пробормотал вслед Арица. — Всего лишь рабыня…
— Скажешь это своему брату, — отмахнулась от него Хемда.
***
Все еще спали, малышня не в счет, когда приехала Дияла. Прознав, что царский полк идет к Ниневии, она постаралась побыстрее покончить с делами и вернуться в город.
Хемда встретила ее в сенях, обняла нежно, по-сестрински, призналась:
— Не знаю, что бы я без тебя делала, пойдем-ка, пошепчемся.
— Что случилось? — с тревогой посмотрела на нее Дияла.
Когда Хемда обо всем рассказала, отвела к Агаве, чтобы показать, что скрыть от Варды ничего не удастся, старшая дочь Шимшона задумалась.
— Мужчины раньше полудня не проснутся, — напомнила мачеха. — Так что немного времени у нас есть. Бежать ему надо… Арице…
— Варда его искать станет, — поделилась мыслями Дияла. — К тому же они в одной сотне. Не сегодня-завтра сбор объявят, вернутся в казармы. Там и поубивают друг друга… Тут выход другой нужен. Поступим так. Я сейчас заберу его с собой, спрячу у Хадара-плотника. Потом поговорю с Мар-Зайей…
— Царский писец? — с почтением в голосе уточнила Хемда.
— Да.
— Я думала, вы больше не видитесь…
— Я не занимаюсь с ним любовью, если ты об этом, — вспыхнула Дияла. — Но мы по-прежнему друзья.
— Хорошо, хорошо…
— Надеюсь, он поможет устроить все так, чтобы перевести Арицу из царского полка куда-нибудь подальше.
— Хорошо бы… Что будет с Агавой, думала? Варда ведь ее не простит.
— А что тут скажешь. Не до нее сейчас. Семью бы от братоубийства уберечь.
— Жалко мне ее.
— Да. Жизни ей здесь не будет. Отправлю-ка я ее на наш виноградник, за город. Варда там не бывает.
Так и поступили. Спрятали Арицу. Спрятали Агаву. Когда мужчины проснулись, то снова взялись за пиво, за вино. К вечеру все опять были пьяны. Только сутки спустя Варда вспомнил об Агаве, принялся ее искать, стал горячиться. Шимшон, который уже обо всем знал от Хемды и Диялы, повел сына за собой для разговора.
Через полчаса из комнаты вышел Шимшон, один, мрачнее тучи, подозвал Диялу:
— С Арицей надо решать. Не сможешь, я попробую. Поговорю с Таба-Ашшуром или с кем еще. Есть у меня один знакомый купец при царе. Обещал помочь, если что. Миром это дело не поправить. Агава пускай живет там, куда ты ее отправила.
Дияла осторожно спросила о брате:
— Как он? Сильно зол?
Шимшон оглянулся на закрытую занавеску, за которой сидел его старший сын, и сказал так тихо, чтобы слышала только дочь:
— Не заходи туда. Он плачет, — голос старика дрогнул.
5
За шесть месяцев до начала восстания.
Киммерия. Город Хаттуса
Манас вытер со лба пот и прислушался: показалось — или кто-то идет по веранде?
Наверное, показалось.
Впрочем, для верности хозяин постоялого двора пару минут сидел тихо как мышь. Успокоившись, тяжело вздохнул и вернулся к работе: он мыл пол, стоя на четвереньках, сначала чистил его щеткой, затем елозил мыльной тряпкой и снова брался за щетку. Комната была крохотная, из мебели — узкая деревянная кровать, а в проходе между нею и стеной мог едва протиснуться человек. Небольшое свободное пространство оставалось перед порогом, здесь ему и приходилось трудиться.
Однако стоило Манасу оказаться спиной ко входу, как сзади кто-то незаметно поддел кинжалом защелку и бесшумно отворил дверь. Хозяин бы и не почувствовал ничего, если б не легкий ветерок, подувший с улицы.
Манас замер. Так жук-навозник притворяется мертвым, столкнувшись с опасностью. Глаза нашли нож, заткнутый за пояс. Главное — не выдать себя, а то ему перережут горло раньше, чем он обернется.
— Чего надо? Замерз? Оно понятно: ночь сегодня прохладная. Может, принести еще одно одеяло, только скажи куда, — вкрадчиво говорил Манас, пытаясь угадать, кто дышит ему в затылок: «Хорошо б, если бы постоялец. Но кто станет красться, будто вор в чужом доме… Так, наверное, вор и есть… Тогда пускай думает, что я принял его за постояльца».
— Ты распустил всех своих рабов? — услышал он знакомый спокойный голос.
— Ашшуррисау? — изумился хозяин.
Встав с колен, он повернулся к гостю, излучая радушие. Теперь, когда от страха ничего не осталось, Манас улыбался, и все же растерянное выражение на его лице не исчезло.