— А если я сейчас отведу тебя к царю, ты будешь так же упорствовать?
— Думаю, ты этого не сделаешь. Ты благоразумный человек, наместник. Безусловно, храбрый, но благоразумный. Чего я не могу понять — как это тебя угораздило примкнуть к тому из братьев, кто заведомо был слабее в этой войне?
— Но Арад-бел-ит жив, тогда как Ашшур-аха-иддин…
— Быстро же расходятся слухи! Даже в нашем лагере далеко не все знают о ранении царя. Не буду скрывать, это правда. И никто не знает, доживет ли царь до утра. Но неужели ты думаешь, что война закончится со смертью Ашшур-аха-иддина? Даже если в этих горах поляжет вся его армия… О чем мечтает Арад-бел-ит, мне понятно: царский трон застит ему глаза. Да и выбора у него особого нет. Победа или смерть. Но ты?... Закуту давно мечтает стать второй Шаммурамат35. И смерть единственного сына лишь укрепит ее в этом желании. Царем объявят либо Ашшур-бан-апала, либо Шамаш-шум-укина, но править будет царица. И можно не сомневаться, что жрецы и наместники ее в этом поддержат.
Набу-дини-эпиша все еще барахтался:
— Эта победа все изменит. Может, жречество и не считает Арад-бел-ита своим ставленником, зато все остальные, как только подует другой ветер, сразу переметнутся из одного лагеря в другой.
— Это было бы возможно, опирайся узурпатор на Аби-Раму или на тебя, но ты лучше меня знаешь, что завтра на землю Ассирии придут скифы и киммерийцы, которые, словно саранча, сметут все на своем пути… Сам ответь на вопрос: как быстро и какое войско соберет Закуту, чтобы отразить эту угрозу. Да вся Ассирия соберется под ее штандартами!
Набу-дини-эпиша потупился, словно нашкодивший ученик; возразить на доводы Скур-бел-дана ему было нечего. Однако и предательство, когда победа была так близка, выглядело не меньшей ошибкой. И, со свойственной старому царедворцу мудростью, он решил остаться где-то посредине.
— Наверное, ты прав, но изменников не жалует никто. Даже Закуту… Мои люди выведут тебя из лагеря.
Скур-бел-дан смиренно поклонился, молча попятился к выходу.
— Постой… — остановил его в последний момент Набу-дини-эпиша. — Ты ведь не забудешь о моей доброте, окажись я в твоих руках?
— Я умею отдавать долги, — улыбнулся ночной гость.
Встреча с врагом в собственном лагере нарушила то внутренне состояние покоя, в котором пребывал этим вечером наместник Ниневии. Как такое могло случиться? Значит, тем же путем сюда могут проникнуть и лазутчики: уберут охрану, откроют ворота, а там — неизвестно, достанет ли сил и удачи отбиться. А не лазутчики, так убийца, чтобы добраться до царя.
Последняя мысль встревожила не на шутку.
Набу-дини-эпиша позвал начальника внутренней стражи. Дожидаясь его, долго ходил кругами, все думая о том, насколько прав в своих прогнозах Скур-бел-дан и, может, правильнее было бы принять его предложение. И тут же убеждал себя: «Ерунда. Закуту тоже не вечна. Сын — мертв, а заступиться за нее больше некому».
Наместник затылком почувствовал, что тот, за кем он посылал, уже в шатре и, не оборачиваясь, сказал:
— Выясни, где нашли человека, который от меня недавно вышел. Как он пробрался в лагерь, с кем встречался. Не мог он быть здесь без провожатого. Арестуй всех начальников караулов. Допроси с пристрастием.
Начальник внутренней стражи осторожно спросил:
— Шера, сына Набу-шур-уцура, взять тоже?
— Нет. Конечно же, нет. И сделай так, чтобы его отец тоже ни о чем не узнал. К чему на себя напраслину возводить…
***
Едва рассвело, лагерь Арад-бел-ита был уже на ногах.
Подняли всех скифы. Они врывались в палатки с ранеными, с провиантом, и даже в казармы, переворачивая все верх дном, ругаясь и выкрикивая на своем языке какие-то слова, среди которых можно было разобрать только одно: «Хатрас».
Ассирийцы дали отпор. Где-то стычки ограничились рукоприкладством, где-то — сломанными ребрами, но где-то пролилась кровь. Стычки грозили перерасти в самый настоящий бой, и успокаивать страсти приехал сам царь.
— Что случилось?! — грозно спросил он Арианта, вышедшего ему навстречу.
— Арпоксай мертв! — ответил скифский предводитель. — Его убили в твоем лагере! Как зверю, вырвали кадык! И этот ублюдок сейчас прячется где-то среди ассирийцев!
Арад-бел-ит на мгновение даже лишился дара речи. Он и представить не мог, что дело примет такой поворот.
— Мы найдем его, — немного помолчав, повторил он то же, что раньше говорил Арпоксаю.
— Нет, это мы найдем его. Мы перевернем весь лагерь, но найдем его. Ты знаешь, с кем он пробрался в шатер номарха?! — негодовал Ариант. — С двумя девками! Вот с них мы и начнем. Мы хотим обыскать всю женскую часть лагеря. Это единственное место, где он мог скрыться. Каждая ассирийская потаскуха, которая прячет лицо, может оказаться Хатрасом.
У царя почернели глаза, когда ему перевели эти обидные слова. Однако, что ответить, он нашелся:
— Нам незачем смотреть их лица. Достаточно проверить две ли у них руки. Ведь одну он себя отгрыз… Но это сделаю я и мои евнухи. Никто из скифов не войдет на женскую половину. Ты ведь доверяешь мне? Или мы уже не союзники?
Ариант сверкнул глазами и злобно улыбнулся:
— Это твой лагерь, и в твоем лагере убили моего старого друга… Значит, на тебе и лежит вся вина. Я даю тебе время до полудня. Если к полудню ты не найдешь Хатраса, мы уйдем.
На поиски были брошены все силы. Ассирийцы перерыли каждый клочок земли, искали среди живых и мертвых, в сене, в зерне… даже в выгребной яме: до этого наконец кто-то додумался — все напрасно. Хатрас словно растворился в воздухе.
Когда время стало приближаться к полудню, царь сказал Набу-шур-уцуру:
— Прикажи прекратить поиски.
— Но у нас еще осталось время…
— Ты еще не понял? — задумчиво произнес Арад-бел-ит. — Хатрас у скифов. Уж не знаю, живой или мертвый, но он у них. А все это уловка. Арианту нужен лишь повод, чтобы увести отряд, который теперь подчиняется только ему. До полудня еще два часа. Прикажи всем прекратить поиски, вернуться в казармы и хорошенько отдохнуть. Дождь не стихает, и это нам на руку. Мы обойдемся без скифской конницы.
— Что ты задумал?
— Атакуем неприятельский лагерь силами царского полка и всех наших колесниц. Их появление заставит Гульята поверить, что мы решились опрокинуть его главными силами.
— Атаковать с четырьмя неполными тысячами почти тридцатитысячную армию! Да это безумие! — изумился Набу-шур-уцур.
— Ты прав, поверить в это непросто, тем более что пелена дождя скроет нашу истинную численность. Когда Гульят поймет, что нас можно легко обойти с флангов, он бросит на это последние резервы. Мы дождемся пока враг окончательно увязнет в сражении, и тогда Аби-Рама и Санхиро ударят им в тыл… Отправим их в обход, через горы. Прикажи им выступать немедленно.
— Нам придется продержаться не меньше двух часов… Позволь мне пойти вместе с Ашшур-ахи-каром в этот бой.
Арад-бел-ит ласково улыбнулся:
— Мы будем сражаться плечо к плечу.
Затем снова помрачнел и сказал о том, что его, несмотря на внешнее спокойствие, так беспокоило:
— Сходи к Арианту и скажи, что мы могли бы еще раз обсудить с ним возникшие противоречия. Попытаться все же стоит.
Встречаться с ассирийским царем Ариант больше не захотел. В полдень скифы, как и было обещано, покинули лагерь.
***
Вперед выслали лучших разведчиков. К передовым постам армии Ашшур-аха-иддина они подобрались совершенно незаметно — помогла непогода — бесшумно убрали дозорных, подали условный сигнал. Громкое пугающее хриплое «кау», плач выпи, пронеслось над степью и, словно по волшебству, мгновенно привело в движение выстроившийся в боевом порядке царский полк. До вражеского лагеря оставалось всего пятьсот шагов. Но разве что рассмотришь за стеной дождя!
Арад-бел-ит с сотней телохранителей находился в центре. За правый фланг, который был ближе к лесистым склонам, отвечал Набу-шур-уцур. За левый, примыкавший к речке, — Ашшур-ахи-кар. Здесь же на флангах стояли лучники — только самые меткие и опытные, остальным вручили тяжелое вооружение и поставили в строй, чтобы восполнить потери царского полка за предыдущий день.
