Син-аххе-риб остановился посреди зала.
— Ашшур-аха-иддин причастен к смерти твоего сына?
— Думаю, что нет, — признал Арад-бел-ит. — Но если ты арестуешь его мать, он не остановится ни перед чем, чтобы ее освободить.
— Я не хочу войны между ассирийцами. Нам всем придется чем-то поступиться. И я должен знать, готов ли ты на уступки?
— Одно твое слово, отец.
— Тогда вот тебе мое повеление: Закуту и сыновья Ашшура не должны пострадать ни при каких обстоятельствах.
— Обещаю. Но тогда и я прошу тебя довериться мне и не торопить события. Мне надо знать все о планах наших врагов и о том, кто с ними заодно.
— Иди ко мне, дай мне обнять тебя в знак моей искренней любви!
***
Пока Бальтазар слушал рассказ Набу-шур-уцура о том, что во дворце Арад-бел-ита долгое время тайно жила принцесса Тиль-Гаримму, возлюбленная Син-аххе-риба, что теперь она похищена и неизвестно, жива или нет, нашелся Ур-Уту. Отстранять Бальтазара было поздно, и Набу-шур-уцур приказал этим двоим объединить свои усилия в расследовании, дал в помощь кравчего Арад-бел-ита, чтобы перед ними открылись все двери во дворце, а сам отправился к Набу-дини-эпише. Надо было запереть все выходы из города, перетрясти все постоялые дворы и рынки, расспросить купцов, караванщиков, старших по каждой улице: не видел ли кто чего подозрительного, не заметил ли чужих. А как сделать все это без наместника Ниневии?
Между тем Ур-Уту приступил к делу основательно: обошел весь сад, стал искать следы, которые оставили злодеи, расспросил нескольких слуг, стражу, только что заступившую на пост, и даже, пользуясь данными ему почти не ограниченными правами, поговорил с принцессой.
Бальтазар ходил за ним по пятам, помалкивал и с нетерпением ждал хоть каких-нибудь выводов.
— Так что скажешь? — наконец не вытерпел начальник внутренней стражи.
Ур-Уту, вместо того чтобы ответить, поглядел на кравчего:
— Тебя ведь зовут Агга? Мне бы выяснить, какая из служанок принцессы могла незаметно выйти этой ночью в парк.
Пузатый, невысокого роста круглолицый ассириец с накладной бородой13 почтительно поклонился и заметил тихим вкрадчивым голосом:
— Принцесса разговаривала с нами крайне неохотно. Просить ее еще об одной встрече — неразумно.
— Мне нужны всего лишь ее служанки.
— Принцесса этого не допустит.
— А ты все-таки попробуй, — безразлично ответил Ур-Уту.
Агга тяжело вздохнул, сказал ждать и вразвалочку отправился в покои Хавы.
Бальтазар, оставшись с Ур-Уту наедине, долго изучающе рассматривал его. Этот вавилонянин появился рядом с Набу-шур-уцуром совсем недавно, а уже пользовался у своего господина почти неограниченным доверием. Худой, со впалыми щеками, среднего роста и немного сутулый, Ур-Уту относился к тому типу людей, которые могут легко затеряться в толпе. Одевался он скромно, однако тунику носил длиной ниже колен, что говорило о его достаточно высоком статусе. Об этом же говорили серебряная серьга в правом ухе, серебряные перстни на каждом из пальцев и массивный серебряный браслет с золотыми вставками на левом запястье. На поясе всегда красовался длинный тонкий кинжал в ножнах из красного дерева. Словом, ничто человеческое ему было не чуждо. В Ниневии он появлялся редко, не имел ни родных, ни близких, жил где придется — мог остановиться и на захудалом постоялом дворе, и в доме богатого купца или сановника.
— Думаешь, это кто-то из ближнего круга принцессы? — предпринял еще одну попытку Бальтазар.
Ур-Уту тоскливо посмотрел на пасмурное небо, на промокший сад, скривился:
— Им очень помог дождь. Почти никаких следов не оставил… Скажу больше — такое впечатление, что сами боги взяли их под свое покровительство. Ну, посуди сам: они пробрались во дворец, когда снаружи все только и были заняты, что пожаром. Пробрались незаметно. Куда идти — знали. Никто из часовых их не заметил, не подал сигнала тревоги… А тут еще этот дождь.
Бальтазар с пониманием кивнул:
— Да уж. Похоже, не с чем нам идти к Набу…
Ур-Уту покачал головой:
— Ну почему же… Похитители — трое мужчин. Помогала им женщина. У дворцовой стены остались очень отчетливые следы, думаю, где-то там поблизости можно найти и тайный лаз. Все часовые, кроме одного, убиты сильным мужчиной среднего роста. Похоже, один охранник даже увидел убийцу, но при этом почему-то не поднял тревоги, а спокойно дождался, пока тот приблизится к нему вплотную и вонзит в него клинок. Значит, это был кто-то, кого часовой знал. И, возможно, из ближнего круга принцессы.
— Ты сказал: кроме одного?
— Потому что одного убила женщина. Это другие удары — неумелые, слабые, хотя и яростные. И самое главное — непонятно, где его убили. Где убили других, я понял. А этого…
Ур-Уту не сказал, а только подумал, что единственное место, которое они не осмотрели и где это могло произойти, — спальня принцессы. И попасть туда не было никакой возможности.
Агга вернулся спустя час, красный, как мак, с подбитым глазом, в испачканной одежде: принцесса, выслушав нижайшую просьбу, рассвирепела и швырнула в кравчего сначала кубок с вином, затем миску с соусом, схватилась даже за кинжал и приставила его к горлу несчастного гонца. Но потом внезапно остыла — словно ее осенила какая-то мысль — и сказала, что разрешит встретиться со своими служанками, если разговор будет в ее присутствии.
Допрос шел до позднего вечера. Бальтазар, видя испуганные лица служанок, не смевших даже поднять глаз, только усмехался. Однако Ур-Уту был невозмутим и методично задавал одни и те же вопросы: где кто спит, кто кого видел, кто что слышал…
— Это все? Ты забыл поговорить с моей Хэмми, — насмешливо напомнила Хава, когда стало ясно, что все закончилось.
Хэмми, та самая служанка, что впустила во дворец Дрека, Нинурту и Мар-Зайю, весь день не отходившая от принцессы ни на шаг, ее тайная сообщница, перехватив устремленный на нее пристальный взгляд Ур-Уту, не только выдержала его, но даже слегка улыбнулась.
— Нет. Этого не нужно. Сомневаться в этой девушке — все равно, что сомневаться в тебе, моя госпожа, — почтительно поклонился вавилонянин.
Однако стоило Бальтазару и Ур-Уту покинуть женскую половину дворца — сказал:
— Это она и есть.
— Кто? — не понял начальник внутренней стражи Ниневии.
— Хэмми.
— Но все служанки подтвердили, что она всю ночь была с ними в спальне и никуда не отлучалась. Даже к принцессе.
— Заметь, ее видели все. И все говорили об этом абсолютно уверенно. Но если речь заходила о других девушках, кто-то путался, а кто-то просто не мог вспомнить. Ее выгораживают. Причем явно.
— Ты понимаешь, что, обвиняя эту служанку, ты обвиняешь принцессу? Думаешь, если ты ошибешься, это сойдет тебе с рук? Ведь это только твои подозрения.
— Конечно, не сойдет. Но если я прав и принцесса в этом замешана, то единственный способ вывезти кого-либо из города, когда закрыты все ворота, — в ее свите.
— Но мы ведь не дадим этого сделать?
— Каким образом? Ворвемся в покои принцессы? Учиним там обыск? Станем ее пытать? А вдруг я ошибаюсь?.. Нет. Пусть едут. Пусть поверят, что у них все получилось, и забудут об осторожности. Надо, чтобы твои люди сопровождали принцессу, по крайней мере, до Калху. Вероятнее всего, царская наложница будет находиться в свите не как рабыня, а как дочь, жена или родственница кого-то из сановников, чтобы под этим предлогом никто не мог увидеть ее лица. А таких будет немного.
Бальтазар план одобрил и сказал, что сделает все от него зависящее.
***
Усадьба Син-Ахе находилась на полпути между Ниневией и Калху, примерно в часе езды на колеснице. Огромный двухэтажный дом, окруженный стеной в два человеческих роста и узкими башенками для дозорных, стоял посреди полей и садов, в пяти стадиях от главной дороги.
Первым здесь появился Ашшур-дур-пания. Хозяин, молодой долговязый человек двадцати пяти лет в лиловой тунике, встретил своего дядю объятиями и лучезарной улыбкой.
