Там же, в тюрьме, Карамышев взялся за перо, чтобы не на словах, а на деле заняться литературной работой. Он написал трактат, который озаглавил: «О некоторых пробелах в учете в строительно-монтажных организациях, оставляющих лазейку для злоупотреблений». В этом труде он использовал свой богатый «опыт». Министерство финансов внимательно ознакомилось с работой Карамышева, но сочло, что ничего нового автор не открывает. Если бы субподрядные организации регулярно и внимательно сверяли свои взаимные расчеты, Карамышеву и ему подобным никак не удалось бы спрятать концы в воду.
А вот те предложения, которые разработал для строительных организаций следователь Болдырев, столь искусно расследовавший дело о подлогах, имели несомненное значение. Подробно, со знанием предмета перечислил Болдырев мероприятия, которые, по его мнению, необходимо осуществить, чтобы такие, как Карамышев, впредь не могли заниматься темными махинациями. Он сделал это потому, что не только вскрывать, но и предупреждать преступления — обязанность следователя.
СЕРЬЕЗНОЕ ИСПЫТАНИЕ
Рано утром 9 февраля 1965 года в проходную завода «Электропульт» пришла жена рабочего-гальваника Кочергина и сказала, что муж ее со вчерашнего дня не возвращался домой.
— Кто из вас дежурил вчера? Не видели, муж мой, Сергей, выходил с завода или нет? — спрашивала она бойцов охраны. — Может быть, он остался работать в ночную смену?
— Сейчас уточним. — Начальник охраны снял телефонную трубку, повернул пальцем диск. — Гальванический участок? Кто говорит? Гальваник Римкус? Кочергин на месте? Нет? И не приходил?
Он задал еще несколько вопросов, положил трубку и повернулся к женщине:
— Нету твоего мужа на заводе. Говорят — ушел еще вчера, после окончания смены.
— Ничего не понимаю! Где же он в таком случае?
— Уж не сбежал ли от тебя муженек? — пошутил кто-то из присутствующих, но тут же осекся. По встревоженному лицу женщины было видно, что ей не до шуток. Пропал человек!
Нет, бросить жену, куда-то уехать от нее Кочергин явно не мог. Да и не было для этого никаких оснований. Супруги жили дружно. Сергей любил жену, уважал, старался во всем ей помогать по дому. И отдыхали они всегда вместе: то ходили в театр, то ездили за город. Две их дочурки посещали детский сад, и там, среди воспитателей и нянечек, Сергей Кочергин заслужил репутацию доброго, отзывчивого человека. Он охотно откликался на просьбы работников детского сада: мыл вместе с ними окна, взяв лопату, шел вскапывать землю на газонах и клумбах, а когда детский сад собирался на дачу, помогал упаковывать вещи. И все, за что ни брался Сергей, он делал легко, весело, от души.
Таким он был и на заводе. Дисциплинированный, трудолюбивый, хороший специалист. Гальванический участок, на котором работал Кочергин, производил воронение и хромирование деталей, и в том, что заказы выполнялись успешно, была заслуга, главным образом, Сергея. Как коммунист он пользовался авторитетом, был непримирим к любым неполадкам. Товарищи избрали его в цеховое партийное бюро.
И вот этот-то человек, уйдя, как всегда, на работу, не вернулся домой…
Об исчезновении Кочергина сообщили в милицию. Может быть, Кочергин попал под машину? Или ему стало плохо на улице? Всякое ведь случается в жизни. Но ни в одной из больниц Кочергина не оказалось. Не нашли его и в моргах. Тщательно перелистали все сводки происшествий, но и из них тоже ничего не узнали о судьбе пропавшего. Навели справки у родственников, знакомых. Нет, ни к кому из них Сергей не заходил, ни у кого не ночевал.
Пропал человек. Словно в воду канул.
Заявление о том, что Сергей Кочергин не вернулся домой, было сделано 9 февраля, а через три дня — 12 февраля — из канализационного люка на дворе завода извлекли что-то похожее на человеческую кость.
Дали знать милиции. Из милиции, в свою очередь, позвонили в районную прокуратуру. Там в этот день дежурным следователем была Федосеева.
— Скажите на заводе, что я немедленно буду, — ответила она, выслушав сообщение о находке в люке.
Фамилия следователя обычно никому ни о чем не говорит. Знают народного судью. Знают прокурора, адвоката. Слушают их речи на процессах. Аплодируют им. А кому известен следователь? Может быть, лишь тем, кому приходится иметь с ним дело, да и то, как правило, помимо своего желания.
Если говорить о Федосеевой, то ее фамилия в ту пору была неизвестной даже для большинства юридических работников, и главным образом потому, что стаж ее следовательской работы исчислялся всего несколькими годами. Ей нельзя было отказать в хватке при расследовании дел, но особенной сложности ее прежние дела не представляли. Близко знавшие Федосееву утверждали, что у нее много напористости, энергии, и это было действительно так.
Совсем юной девчонкой приехала она с берегов Волги в Ленинград. Это было спустя несколько лет после окончания Великой Отечественной войны, которая оставила ее без отца — он погиб на фронте. Семья была большой — семеро детей. Нина — старшая. «Что ж, доченька, поезжай, если задумала, в Ленинград, — сказала ей мать. — И тебе, надо думать, будет хорошо, и нам облегчение». Нина размышляла недолго. Взяла билет, положила в чемоданчик кое-какие необходимые вещички — и отправилась в путь.
Быстро промелькнула дорога, и вот уже поезд подкатил к перрону Московского вокзала. Нина вышла на площадь. Никто ее в Ленинграде не ждал, никто не встречал. Никаких особенных планов на будущее у девушки не было. Поступить бы куда-нибудь на работу да найти жилье — вот пока и все ее скромные планы. В городской прокуратуре требовалась истопница, и Федосеева предложила свои услуги. Там же, в одной из комнат прокуратуры, и поселилась. Кроме нее здесь жили еще две уборщицы.
По утрам Федосеева пилила и колола в подвале дрова, а потом разносила их по всем шести этажам. Тяжелая работа не смущала ее. Еще у себя дома, на Волге, она привыкла к физическому труду. Но не вечно же возиться с дровами, печками и вьюшками. Федосеевой хотелось получить образование, стать педагогом или юристом.
Последнее, пожалуй, больше всего привлекало ее. Появляясь с вязанками дров в кабинетах, где работали следователи, прокуроры и их помощники, наблюдай за ними, она все сильнее проникалась желанием стать такой же, как они.
Не знаем, догадались ли в прокуратуре о том, что молоденькая истопница стремится к знаниям, обратили ли внимание на то, что, едва лишь выпадет свободная минута, она садится за книжку, только через некоторое время ей предложили перейти на работу в канцелярию. Потом ее взяли в секретари уголовно-судебного отдела. Она поступила в вечернюю школу, а затем на юридический факультет Ленинградского университета. Окончив его в 1963 году, она получила звание юриста 3-го класса и стала следователем районной прокуратуры.
Почему мы решили рассказать подробно о Федосеевой? Потому что под влиянием некоторых книг и кинофильмов кое у кого складывается не совсем правильное представление о следователе. В их понятии следователь — это некое отрешенное от всего существо, проявляющее криминалистические способности чуть ли не с младенческих лет. Он обычно угрюм, сосредоточен, непрерывно курит и подолгу, сдвинув брови, стоит у окна, за которым синеют вечерние сумерки: так он размышляет. Конечно, размышлять следователю приходится много, в этом, в известной степени, и заключается его работа, но подолгу стоять, глядя в окно, у следователя просто нет времени. Ведь ему приходится расследовать одновременно несколько дел. Что же касается того, как становятся следователями, то происходит это по-разному. Нина Васильевна Федосеева, к примеру, стала следователем по призванию. Причем, надо заметить, ее путь к следовательскому столу в нашей стране отнюдь не является каким-то исключением.
Но вернемся к рассказу о загадочном исчезновении гальваника Кочергина.
Когда Федосеева приехала на завод, там уже находились сотрудники уголовного розыска.
— Вот, Нина Васильевна, — обратился к ней один из них, — поглядите что нашли. Человеческая кость!
