Были среди них такие, как молоденькая Шура Побритухина или преклонных лет Анна Ботикова, «баба Аня», вставшие на путь мошенничества скорее по недомыслию, чем особой корысти ради. А были и такие матерые жулики, как Петров, как директор булочной Грачев, продавщицы Темнова и Прокофьева.

Петрову ничего не стоило отпускать продукты по поддельным талонам, ибо он и так разбазаривал товар, занимался спекуляцией. В этих делах у него был помощник — некто Шерешевский, с которым он познакомился еще до войны на ипподроме. Оба поигрывали, и довольно крупно. С начала войны Петров встречаться с Шерешевским перестал, даже думать о нем забыл, и вдруг случай свел их вместе. Это произошло в сапожной мастерской. И тот и другой пришли туда, чтобы заказать сапоги. Шерешевский выглядел неплохо, блокада нисколько не отразилась на нем. О Петрове же и говорить было нечего.

Приятели обнялись, облобызались, а затем предались воспоминаниям. «А помнишь Алмаза? Вот это был рысак». — «Алмаз? Ну, нет, вот Ласточка — это была лошадь. Я, помню, раз сделал на нее ставку и крупно выиграл». — «А ты мне, брат Шерешевский, можешь быть полезным». — «Ты мне, Николай Михайлович, тоже. Интересуюсь шоколадом». — «Заходи, подумаем». — «Обязательно зайду».

Николай Михайлович считал себя широкой натурой. Потому и дела делал широко, с размахом. Встреча с Шерешевским открыла ему новые возможности для спекуляции.

Через Шерешевского он начал сбывать «налево» главным образом шоколад, водку, сахарин. Понятно, что в магазине образовалась изрядная недостача. Когда же появилась возможность заполучить поддельные талоны на продукты, Петров даже обрадовался — повезло! Осмелев, он стал действовать особенно нагло — создавать у себя в магазине излишки товаров. Недостачу по мясу покрывал жирами, а по жирам — сельдями. Вскрывал коробки с конфетами. Водку и пиво похищал ящиками и бочками. Когда перед ним предстал Климачев с целым пакетиком фальшивых талонов на вино, Петров, не задумываясь, согласился их отоварить. Дело стояло лишь за небольшим — где достать такое количество водки и пива? Пришлось обратиться к знакомым завмагам. Те не отказали — почему бы не сделать одолжение коллеге? — и подкинули требуемое. Попутно Петров интересовался золотом. Деньги и золото он прятал в тайники В частности, крупная пачка денег у него хранилась в магазине в пустой винной бочке.

Таким же матерым хищником был и директор булочной Грачев. Он тоже не задумываясь вступил в преступную сделку с Заламаевым, предложившим ему поддельные талоны. Он только спросил у Заламаева, подошедшего к нему во дворе и сказавшего, что у него есть талоны: «Пятьдесят процентов — вам, пятьдесят — мне. Согласны?» Заламаев кивнул головой: «Хорошо!» За хлебом к Грачеву приходила все та же Елисеева. Пока в торговом зале при тусклом свете стоящих на прилавке масляных коптилок продавцы отпускали хлеб строго по карточкам, Грачев тайком выпускал Елисееву с черного хода. Сумка у нее была набита. На Елисеевой была новенькая кожаная куртка, приобретенная на полученные жульническим путем продукты. Дома у Елисеевой лежали туфли, отрезы, золотые цепочки, кольца, серьги.

Пройдохи всячески старались уйти от ответственности. Узнав, что арестована Темнова, Заламаев спрятал увесистый пакет с продуктами на заколоченной лестнице в давно бездействовавшем лифте, а чемодан со шрифтами, краской и бумагой отнес к Малашенковой, полагая, что там-то уж его не найдут. Но следственные органы напали на след всей преступной группы. Грачев, когда его везли в милицию, пытался бежать. Он выскочил из трамвая и затерялся на Невском среди прохожих. Спустя день он был обнаружен в квартире у своей сожительницы на Выборгской стороне.

Уйти от ответственности никому не удалось. Главари преступной группы были приговорены к расстрелу, а остальные лишены свободы на разные сроки. Что же касается приспособлений для печатания поддельных карточек, шрифтов, то их передали в музей уголовного розыска, и они стали музейными экспонатами.

До сих пор в конвертах, приложенных к делу Заламаева и других, можно увидеть некоторые вещественные доказательства. Листок перекидного календаря за 1 июня 1942 года, на оборотной стороне которого делал пробные оттиски талонов Зенкевич. Тут же — изъятые у Заламаева поддельные талоны на молоко и пиво, а также обрезки бумаги. Вот обнаруженные у Темновой поддельные талоны на сахар. Темнова пыталась талоны сжечь, чтобы уничтожить улики, но ей помешали, и они только слегка обгорели. В отдельном конверте — бумага, в которую заворачивала похищенный шрифт Елисеева. Это — служебные наряды. Елисеева брала их грязными, запачканными в типографской краске руками. До сих пор на бумаге видны отпечатки ее пальцев.

Другое лежащее перед нами дело также хранит следы тех незабываемых лет. И оно связано с хищением продуктов питания.

Тот, кто жил в Ленинграде во время блокады, помнит, наверное, стены зданий. Они были заклеены листовками, воззваниями. «Родина зовет!», «Ты чем помог фронту?» — напоминали плакаты. Прохожие останавливались возле плакатов со стихами Джамбула, призывавшего ленинградцев к мужеству и стойкости, читали инструкции, как тушить зажигательные бомбы. А одно время на стенах домов появилось множество частных объявлений. Их наклеивал каждый, кто хотел. О чем были эти объявления, написанные от руки чернилами и карандашами? Почти все — об обмене или продаже. Что только не меняли и не продавали ленинградцы. Обувь, посуду, картины, книги, одежду, часы, белье. Их отдавали за бесценок, в обмен на продукты, на кусок черного блокадного хлеба.

И вот нашлись в такую пору люди, которые трудности блокадной жизни пытались использовать для личной наживы. Они читали объявления, записывали адреса, а затем ходили по квартирам и приобретали разные редкие вещи, золото, драгоценности, хрусталь и фарфор.

К таким мародерам принадлежал и кладовщик Николаев.

В его ведении находилась кондитерская база. Отсюда производилось снабжение магазинов всего Васильевского острова конфетами, шоколадом, вином.

Однажды покупатели магазина № 25 были немало удивлены. Конфеты «Какао с молоком» почему-то шли по цене других конфет, более дорогих — «Крем-какао».

Были вызваны торговый инспектор, сотрудники ОБХСС. Они проверили накладные и установили, что по документам числилось, будто магазин получил четыре ящика конфет «Крем-какао» — всего 16 килограммов, на самом же деле было получено «Какао с молоком». Обнаружился и еще один подлог. По накладным значилось, что магазин получил с базы конфеты «Походная» и «Крокет», но в наличии их не было. Директор магазина Таранова сказала, что вместо «Крокета» и «Походной» она получила «Мозаику» и «Наше строительство». Разницу в цене кладовщик Николаев должен был, по ее словам, покрыть собственными деньгами.

Объясняя, почему она согласилась принять одни товар вместо другого, Таранова сказала, что ее просил об этом Николаев. У него в кладовой произошла якобы некоторая путаница в ассортименте — вот он и уговорил его выручить. Точно такие же махинации обнаружились в этот день и в некоторых других магазинах Василеостровского райпищеторга. Их директора в один голос заявляли, что во всем виноват один Николаев. Это он впутал их в незаконные сделки, хотя никакой корысти они от этого не имели. Все делали по доброте душевной.

Это случилось 7 апреля 1943 года. А на следующий день по распоряжению директора райпищеторга на кондитерскую базу, расположенную в Биржевом переулке, явились члены комиссии и новый кладовщик, которому Николаев должен был сдать дела. Николаев, низенького роста человек, одетый в добротное кожаное пальто, с невозмутимым видом открыл замок, и посетители вошли в помещение, заставленное ящиками, мешками с конфетами и шоколадом, банками с джемом. В углу стояла большая деревянная бочка.

— Последний раз переучет товаров был у вас 5 апреля, — сказал Николаеву председатель комиссии. — Проверка обнаружила недостачу, причем довольно большую.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил фальцетом Николаев. — Кажется, всегда все было в порядке и вдруг — на́ тебе! Недостача! Да еще большая! Впрочем, дело ваше. Садитесь и принимайте товар.