Хотя и так все было ясно, поехали к матери и окончательно убедились, что Тихомиров — аферист. Роль сына Антонины Сергеевны он разыграл. Спрашивается только, с какой целью?
Этот вопрос задал Тихомирову следователь, которому в качестве одной из улик были переданы написанные лжесыном письма к Антонине Сергеевне.
— Я и сам не знаю, как все это получилось, — ответил Тихомиров. — Сидел я как-то выпивши, слушал радиопередачу. Вдруг объявляют: Антонина Сергеевна Ермоленко разыскивает детей — дочь и сына. Я с пьяных глаз подумал: дай пошучу! Записал все, что сообщалось по радио, в том числе и адрес. Думал, что меня в роли сына хорошо примут, угостят. Так оно и вышло…
— Вы приходили к Антонине Сергеевне дважды. Один раз под видом друга Юрия. Почему?
— Видите ли, первый раз у меня не хватило духу сказать, что я — Юрий, сын Антонины Сергеевны. Ну я и решил: посмотрю сперва, что получится.
— Иными словами, вы побоялись сыграть роль без репетиции? Решили проверить свои артистические способности? Но, как видите, роль оказалась не такой простой. Вы сыграли ее не совсем удачно, и теперь вам предстоит другая роль — обвиняемого.
— Это верно, — невесело подтвердил Тихомиров.
— Вы сами отец ребенка. Неужели не подумали бы, какую тяжелую душевную травму наносите бедной матери, которая более двадцати лет разыскивает своих детей, живет фактически лишь одним этим? Вы надругались над самым святым — над чувствами матери. Неужели вы не понимаете этого?
— Сейчас — все понимаю, — произнес Тихомиров. — Приношу Антонине Сергеевне свое извинение.
— Чего стоит ваше извинение? — ответил следователь. — Посмотрим, что скажет общественность.
Общее собрание цеха, где работал Тихомиров, единодушно осудило его поведение. Работница Никанорова сказала:
— Тихомиров — самый настоящий подонок, иначе я его не могу и назвать. Он обнаглел до такой степени, что осмелился издеваться над чувствами матери, потерявшей детей во время войны. Это ли не кощунство? Нет слов, чтобы выразить возмущение поступком Тихомирова.
Гневным было выступление и рабочего Крылова:
— У меня просто в голове не укладывается, как мог Тихомиров сделать такое! Посягнуть на самые светлые, материнские, чувства, надругаться над ними — и ради чего? Ради того, чтобы выпить рюмку водки!..
Все выступавшие клеймили Тихомирова позором, требовали суда над ним. Особенно подчеркивалось: вот к чему приводит пьянство — к полной утрате человечности. Не исключена возможность, что, гнусно обманув Антонину Сергеевну Ермоленко, Тихомиров мог бы проделать такое и еще с кем-нибудь другим.
Собрание направило в суд общественного обвинителя.
…И вот — судебный процесс. Все, кто проходит перед судейским столом, бросают в адрес Тихомирова гневные, суровые слова. Выступает и Антонина Сергеевна. Она говорит:
— В результате всей этой истории я долго и тяжело болела. Не знаю даже, как осталась жива. Спасибо друзьям — это они выходили меня. Я очень осуждаю Тихомирова. Разве можно быть таким бессердечным?
Тихомиров сидит на скамье подсудимых, повесив голову. Он не смеет поднять глаза.
Суд удаляется на совещание. Сейчас он все взвесит и вынесет справедливый приговор. Пусть такие, как Тихомиров, запомнят: издеваться над чувствами людей им никто не позволит.
ОБМАНЧИВЫЙ СВЕТ
Ночью в квартиру № 3 дома № 2 на улице Крюкова постучали. Несмотря на поздний час, муж и жена Плотниковы еще не спали: занимались предвоскресной уборкой. Тамара Васильевна подошла к дверям, спросила: «Кто там?» Незнакомый женский голос еле слышно ответил: «Помогите… Пустите!»
Плотникова приоткрыла дверь, выглянула — и испуганно вскрикнула. На лестнице стояла девушка. Но в каком виде! Без пальто и туфель. Лицо в крови, волосы растрепаны. Чулки разорваны…
На крик жены выглянул из кухни муж, Геннадий Васильевич, рабочий магазина № 74 Калининского райпищеторга. Он тоже испугался. «Пустите!» — вновь попросила девушка. Но Плотниковы не дали ей даже переступить через порог. Они поскорее захлопнули дверь.
— Как ты думаешь, что с ней? — спросила жена у мужа после того, как тот дважды повернул ключ в замке.
— Не знаю, — полол он плечами.
— Бог с ней, — сказала Плотникова. — Мы не можем пускать к себе кого не знаем. У нас дети…
Девушка между тем побежала наверх, на второй этаж. Там она позвонила в квартиру № 4. Полагая, что это приехал дядя, которого ждали с вечера, к дверям, накинув халат, поспешила Мария Тимофеевна Познахирко. «Кто здесь?» — спросила она, думая услышать дядин голос. Но вместо него раздался совсем другой, взволнованный: «Дайте воды!»
Познахирко разбудила мужа, Вячеслава Григорьевича, токаря оптико-механического, объединения. Тот открыл дверь. Девушка стояла, отвернувшись, закрыв лицо руками.
— Не смотрите на меня… Я в таком ужасном виде… Позвольте умыться.
Познахирко провел ее на кухню. Девушка смыла с лица кровь, и тут стало видно, что она совсем еще юная, не старше семнадцати лет.
— На меня напал хулиган… Избил… Пришлось бросить пальто, туфли, бежать в чулках по острым камням… Мне изрезало ноги… Пустите меня переночевать, я чувствую, что не доберусь до дому. Теряю сознание…
Девушка еле стояла на ногах, из ран на ее лице опять пошла кровь.
Жильцы, вышедшие из своих комнат и выслушавшие сбивчивый рассказ девушки, переглянулись. Оставить ее ночевать? Пустить в комнату? Постелить ей чистую простыню на диване? Дать стакан чаю?.. Нет уж, с какой стати беспокоить себя этими хлопотами? К тому же, кто знает ее, эту неведомо откуда появившуюся ночную гостью? Действительно ли на нее напал хулиган? Пусть лучше уходит. А то еще свяжешься неизвестно с кем, попадешь в историю…
Одна из живущих в квартире — Клавдия Алексеевна Федорова — все же решила сделать благое дело. Принесла свои старые туфли и дала их девушке: «Надевай, а оставить тебя у нас не можем…»
Девушку выпроводили. Как только дверь за ней закрылась, та же Федорова поспешила в комнату и прильнула к окну. Ей интересно было посмотреть, что станет дальше делать их неожиданная посетительница.
За окном была ночь. Серебрясь в лучах фонаря, падал снег. Шатаясь, почти теряя сознание, девушка брела по пустынной улице, разыскивая телефон, по которому можно было бы вызвать скорую помощь, милицию. И ни у кого из тех, кто остался в доме, за семью запорами, не дрогнуло в этот момент сердце — как-то она доберется домой? Не мелькнула мысль, что если на незнакомку напал преступник, то не менее преступно было оставлять ее одну, без помощи, выгонять на улицу…
Лене Е. помогла дежурный дворник Марфа Андреевна Андреева. Она дала знать о случившемся милиции, отправила девушку в больницу. Там поставили диагноз. У пострадавшей оказались множественные ушибы, двойной перелом носа, сотрясение головного мозга…
Нет, Лена ничего не придумывала, когда говорила, что на нее напал бандит. Так оно и было на самом деле. Когда на другой день к ней в больницу приехала следователь районной прокуратуры Антонина Яковлевна Андреева, она ей все подробно рассказала.
Хулиган, о котором шла речь, пристал к Лене еще тогда, когда, выйдя из метро у Финляндского вокзала, девушка поздно вечером стояла на трамвайной остановке, мечтая побыстрее добраться до шоссе Революции. Лена ехала к тете, чтобы помочь ей вымыть полы, и предполагала остаться у нее ночевать.
Между тем отделаться от приставшего к ней развязного, назойливого типа было невозможно. Есть такие наглецы, которые привязываются на улице к девушкам, пытаются завязать с ними знакомство, самоуверенно полагая, что девушкам это нравится. У них всегда наготове две-три пошлые фразы, которые они произносят, считая себя остроумными и находчивыми, не замечая, что ничего, кроме брезгливости и отвращения, они на самом деле не вызывают. Они не отстанут от девушки порой до тех пор, пока кто-нибудь, милиционер или просто прохожий, не вмешается, не призовет наглеца к порядку.
