В парикмахерской на Невском лоботрясы свели знакомство с мастером Сергеевой. Тут же пообещали ей достать импортную юбку. Сергеева дала деньги. Понятно, что никакой юбки она не получила.
На деньги, которые они выманивали, тунеядцы кутили в ресторанах. Развалившись на стульях, посмеивались над своими жертвами: «Хо-хо, вот как надо делать деньги!» Однажды после очередной аферы, выйдя из ресторана, пьяный Душенков стал приставать к прохожим на Невском. Один из них — Траверт — сделал ему замечание. Душенков ответил бранью. Обнаглевший, самовлюбленный тип, привыкший к тому, что ему все сходило с рук, он не переносил, когда его пытались призвать к порядку.
— Кто мне может указывать?! — высокомерно закричал он, вытащил из кармана нож и вонзил его Траверту в грудь… К месту происшествия поспешили дружинники. Душенков оказал им сопротивление, а дружинника Гордона дважды ударил тем же ножом.
Душенкова обезоружили, скрутили, доставили в штаб дружины. Мерзкий и в то же время жалкий вид имел этот подонок. На пальце его блестел алюминиевый перстень, украшенный «эмблемой смерти», на шее болтались два шнурка: к одному был прикреплен брелок с изображением голой женщины, к другому — крест.
— Не прикасайтесь к кресту! — вопил он, кривляясь. — Это — грех! О моем задержании и о том, что вы пытались снять с меня крест, завтра же станет известно за границей! За меня заступятся.
Потом он сел на стул и стал плакать. Изо рта его текли слюни.
Душенкова взяли под стражу. Дело было передано в прокуратуру.
Началось следствие — жизнь этого тунеядца предстала во всех отвратительных подробностях, как бы под увеличительным стеклом.
— Признаете ли себя виновным в нападении на прохожего и на дружинника? — спросили у Душенкова.
— Нет, я ни в чем не виноват, — трусливо лгал он.
— Почему вы ударили их ножом?
— На меня нападали, я вынужден был обороняться…
Когда прохожий требует от хулигана, чтобы тот утихомирился — это законное требование. Когда дружинник применяет против нарушителя силу, чтобы пресечь его опасные для окружающих действия, — это тоже вполне законно. Душенков не только оказал сопротивление дружиннику, но и тяжело ранил его. Жизнь смелого комсомольца Гордона висела на волоске. Лишь искусство врачей спасло его от гибели.
Следователь произвел обыск в квартире Душенкова. Там он нашел чемодан, а в нем груду перстней с изображением черепа и скрещенных костей. Это было нее, что осталось от «торговой фирмы Душенков и К°». «Фирма» потерпела полный крах.
Состоялся суд. Зал был полон. Общественность выделила своего обвинителя. Гневной была его речь. В ней он выразил отношение народа к таким, как Душенков. Обвинитель не нашел никаких смягчающих вину Душенкова обстоятельств. Вся его жизнь была жизнью паразита. Он ничего не сделал полезного для людей. А то, что он набросился с ножом на прохожего и дружинника, свидетельствует о его окончательном моральном падении.
Общественный обвинитель потребовал для Душенкова высшей меры наказания. Суд удовлетворил эту просьбу и приговорил Душенкова к расстрелу. Приговор был вынесен поздно вечером. Присутствовавшие в зале встретили его единодушным одобрением.
А в нескольких кварталах от здания, где проходил судебный процесс, раскинулся Невский. Дождь, моросивший с утра, к вечеру кончился. Тысячи огней горели над проспектом, отражаясь в мокром асфальте. На башне здания бывшей Думы каждые четверть часа били куранты. Их звук падал сверху подобно большой чугунной капле. Невский сверкал. По его тротуарам шли прохожие, но Душенкова среди них уже не было. Невский отбросил его, как отбрасывают с дороги поганку.
ПОТОМКИ ГРАФА КАЛИОСТРО
Пожалуй, столько, сколько существует человечество, ходят по земле разного рода обманщики. Крупные и мелкие. Они ищут доверчивых людей и, естественно, находят. Одни занимаются этим просто так, из любви к мистификации, другие же преследуют корыстные цели. Печальный многовековой опыт, к сожалению, ничему не научил простаков.
Правда, меняются времена — меняются и повадки обманщиков. Известный авантюрист Джузеппе Бальзамо, выдававший себя за графа Калиостро, играл на суеверии, отсталости людей, чтобы опустошать их карманы. Он уверял, например, что может совершать чудеса, демонстрировал появление призраков, чертей, брался изготовить так называемый философский камень. Это было в XVIII веке. Позже проходимцам-авантюристам приходилось прибегать к более тонким трюкам, хотя, наряду с этим, кое-кто из них действовал так же топорно и грубо. Но, как ни странно, и тут находились простаки. Одни верили в беспроигрышность самодельной, нарисованной чернильным карандашом на листке из школьной тетради «рулетки», с которой выходил на рынок какой-нибудь пропойца, другие соглашались не разворачивая купить рулон сукна, предлагаемый на улице молодым человеком с бегающими, плутовскими глазами, третьи — приобрести за удивительно недорогую цену бриллианты, продаваемые солидным гражданином, выдающим себя за ювелира.
Но — увы! «Рулетка» оказывалась сплошным обманом, ибо так уж она была хитро устроена, что ее стрелка, ходившая по кругу, неизменно останавливалась на пометке «пусто», обозначая для того, кто поставил на ту или иную цифру, проигрыш. Отрез, покупаемый доверчивым человеком, за «баснословно дешевую цену», представлял собой «куклу» — комок тряпья и бумаги, обернутый сукном только сверху, для виду. А «бриллианты» при ближайшем рассмотрении были не чем иным, как самыми обыкновенными стекляшками. Обманщик, который их продавал, именовался фармазоном — такое название имеет эта разновидность мошенников.
Будем объективны. В наши дни усилиями органов милиции мошенничество как широко распространенный вид преступления у нас в стране почти полностью ликвидировано. Исчезли рулеточники. Вымерло некогда многочисленное племя фармазонов и кукольников. Если и пользуются еще подчас успехом отдельные шарлатаны, то существенную роль здесь играет та благоприятная среда, в какую иногда попадают эти «последние из могикан».
Простаки, среди которых вращаются мошенники, вовсе не так уж просты, как могут показаться на первый взгляд. Как правило, все они — поклонники так называемого блата, позорного явления, от которого мы пока еще не можем избавиться. Считая, что многое можно сделать только «по блату», они для достижения своей цели ищут нечестные, окольные пути. А мошенники, являющиеся в известной степени психологами, лишь ждут, чтобы подловить любителя обходных маневров.
Посмотрим же, чем занимаются в наши дни потомки графа Калиостро, кого они обводят вокруг пальца.
Серафиме Игнатьевне Карельских очень хотелось иметь холодильник. Это была ее мечта, мечта домашней хозяйки. К сожалению, холодильники некоторых марок до сих пор являются одним из дефицитных предметов. Ждать, когда она получит холодильник в очереди по записи, Серафима Игнатьевна не хотела. Раздобыть бы его каким-нибудь другим путем, поскорее, — вот было бы счастье!
Серафиме Игнатьевне повезло. Однажды она встретила на улице свою давнюю знакомую — Павлюченко. Поговорили о том о сем, о разных семейных и хозяйственных делах. Серафима Игнатьевна сказала, что никак не может достать холодильник. Павлюченко всплеснула руками: «Голубушка, кажется, я вам помогу! У меня есть хороший знакомый — Самуил Моисеевич Вассерман, очень положительный человек. На днях подходит его очередь на холодильник, а он не хочет брать. Спрашивал, не знаю ли я кого-нибудь, кто возьмет вместо него». Серафима Игнатьевна безумно обрадовалась: «Я возьму! Анна Алексеевна, буду вам очень признательна, если поможете достать мне этот холодильник». — «Попробую», — обещала Павлюченко.
Через день она позвонила Карельских и сказала, что все в порядке. «С Вассерманом договорилась, холодильник уже можно взять, надо лишь привезти деньги». — «Сейчас привезу», — ответила Серафима Игнатьевна радостным голосом.
Передать Вассерману деньги — 162 рубля — попросили мужа Павлюченко. Он тут же взялся это сделать. Уговорились, что Вассерман подъедет к дому, где жили Павлюченко. Серафима Игнатьевна сама наблюдала эту процедуру из окна. К дому подкатило такси — машина кофейного цвета, из нее вышел очень полный человек, довольно элегантно одетый. «Вот это и есть Самуил Моисеевич, — почему-то шепотом, очевидно, из особого уважения к нему, произнесла стоявшая рядом Анна Алексеевна. — Видите, какой он представительный, такой не обманет».
