В кухне на полу валялись кусок колбасы и яблоки, выброшенные преступником из холодильника. Следователи подобрали их и увидели на них следы зубов. Их оставил бандит. Расправившись со своими жертвами, он открыл холодильник, достал из него продукты и принялся… есть. Даже привыкшие ко всему следственные работники не могли не содрогнуться от такой бесчеловечности.
В уцелевшей от пожара комнате — это была столовая — на столе лежал футляр от фотоаппарата «Зоркий-4». Самого фотоаппарата не было — видимо, он был похищен, если не сгорел.
Но самой главной находкой оказался найденный на балконе, в хламе, выброшенном туда пожарными, топор, вернее, его металлическая часть, так как деревянное топорище сгорело.
Эксперты, произведя исследование, дали заключение, что размеры лезвия соответствуют размерам ран на теле убитой. Следы на черепе, так называемые трассы, отражают особенности именно этого лезвия. «В общем. — сказали эксперты, — перед нами один из тех случаев, когда заключения экспертизы категоричны, а не приблизительны. Можно с уверенностью сказать, что в руках преступника был именно этот топор».
Вадим Николаевич Купреев, с которым следователи побеседовали, как только он немного пришел в себя от потрясения, вызванного трагической гибелью жены и ребенка, заявил, что топор ему не принадлежит и вообще в квартире топора не было. Значит, его принес с собой преступник.
Вадим Николаевич перечислил вещи, которые, судя по всему, взял преступник, так как их не нашлось в квартире: нейлоновая рубашка, мужской пиджак, серые брюки, ботинки, чемодан. Не оказалось также денег, облигаций и некоторых других предметов. Правда, это еще не означало, что деньги и вещи не могли сгореть во время пожара. Однако больше оснований было полагать, что они похищены. Не нашлось и паспортов Купреева и его приемной дочери, которые, как сообщил Вадим Николаевич, всегда лежали в столовой на определенном месте. Следовательно, преступник взял и их. Закрыв входную дверь, бандит прихватил с собой и ключи.
Пока Гарцев и Прокофьев производили осмотр места происшествия, перебирали вещи, фотографировали, вырезали кусочки из мебели, из дверей, отбирали для экспертизы книги, на которых имелись следы крови, другие следователи вместе с сотрудниками милиции опрашивали соседей Купреевых по дому, всех, кто был в тот день поблизости, мог что-то видеть или слышать. Десятки людей участвовали в операции, которую условно можно было бы назвать «Квартира номер девять». Не только тем, кто имел к ней самое непосредственное отношение, но и всем ленинградцам, узнавшим об этом чудовищном для наших дней преступлении, — а слух о нем не мог не разнестись по городу, — хотелось одного: чтобы преступник был как можно быстрее пойман и понес самое суровое наказание. В эти дни городская прокуратура, управление милиции представляли собой оперативные штабы. Сюда непрерывно поступали донесения о ходе следствия, отсюда давались указания о дальнейших действиях. Но главная роль принадлежала все-таки Гарцеву и Прокофьеву.
Важные показания дала дворник с Сестрорецкой улицы. Она рассказала, что незадолго до возникновения пожара в девятой квартире видела на лестничной площадке между третьим и четвертым этажами молодого парня. Каков он из себя — она особенно не запомнила, так как не приглядывалась, но одна деталь все же осталась у нее в памяти: парень был в зеленом пальто. Встречала ли она его когда-нибудь раньше? Нет, не встречала. В доме № 3 на Сестрорецкой такой не жил, Это она уж может сказать совершенно точно.
И вот оперативные работники разошлись по улицам, по дворам микрорайона. Они останавливали взрослых и детей, вступали с ними в беседы. Их интересовало — не знает ли кто-нибудь парня в зеленом пальто. «Какого парня? Такого рыжеватого, с веснушками? Да это же Аркашка Нейланд. У него зеленое пальто», — с уверенностью заявило несколько подростков.
Нейланд — эта фамилия была кое-кому давно известна. Вот уж о ком нельзя было услышать ничего хорошего. Бездельник. Не работает и не учится… Нашли его приятелей. Один из них рассказал, что за несколько дней до убийства на Сестрорецкой улице он встретился с Нейландом. Последний бравировал тем, что умеет воровать и уже совершил несколько краж. Он предложил совместно обворовать чью-нибудь отдельную квартиру. «Не будь психом, чего боишься, — уговаривал Нейланд. — После того как мы с тобой провернем дельце, вещички подожжем, затем откроем газовые горелки и уйдем. Произойдет взрыв — и все будет шито-крыто».
В доме на Сестрорецкой все именно так и было проделано. Подобных происшествий прежде не было. Это наводило на мысль, что преступление мог осуществить именно Нейланд.
Поскольку Нейланда нигде не нашли, допросили членов его семьи. Брат Нейланда показал, что Аркадий несколько дней подряд не ночевал дома. Утром 27 января он пришел, помылся, переоделся, а затем что-то делал в коридоре, где стоял шкаф, в котором хранились хозяйственные принадлежности. После этого снова надел шапку, пальто. «Опять уходишь?» — спросил брат. «Ухожу! — бросил Нейланд и добавил загадочно: — До свиданья! Если не поймают, года через четыре встретимся».
— Какое на нем было пальто? — поинтересовался следователь.
— Зеленое, — был ответ.
Следователя интересовало также, есть ли в доме топор. «Да, есть», — ответил брат. «Есть», — подтвердила и младшая сестра. «Где он?» — «В шкафу, в коридоре». — «Покажите». Но топора в шкафу не оказалось. Стали искать по всей квартире и не нашли. Значит, Аркадий Нейланд взял топор тогда, когда, по словам брага, «что-то делал в коридоре». Всем членам семьи Нейланда по очереди предъявили для опознания металлическую часть топора, найденную на месте преступления, а каждый из них сказал: «Да, это наш топор». «Конечно, это топор Нейландов», — уверенно заявила и соседка по квартире, также вызванная для опознания.
Ну, а что дал следствию отпечаток ладони, обнаруженный на пианино? Тоже очень многое, хотя в дактилоскопической картотеке уголовного розыска карточку с таким отпечатком не нашли. Это, на первый взгляд, казалось бы, малоутешительное обстоятельство имело важное значение: оно, в свою очередь, подтверждало версию о том, что в преступлении на Сестрорецкой улице мог быть виновен Нейланд. Под судом он никогда не был, в местах лишения свободы наказания не отбывал. Следовательно, данных о нем в уголовном розыске быть не может, на учете он не числится. Поэтому вполне вероятно, что отпечаток ладони на пианино принадлежит именно ему.
Был отдан приказ: принять все меры к розыску и задержанию Аркадия Нейланда. Во все концы страны полетели из Ленинграда срочные телеграммы. Во всех крупных городах стало известно, что разыскивается опасный преступник, совершивший тягчайшее преступление. Его приметы — такие-то. В случае обнаружения — немедленно задержать.
Прошло четыре дня, и вот телеграф в Ленинграде отстукал:
«Нейланд задержан Сухуми. Присылайте следователя».
Через полчаса после получения этой телеграммы Карл Феодосович Гарцев уже мчался на служебной машине в аэропорт. Вместе с ним направлялась в Сухуми группа оперативных работников уголовного розыска. Ближайший по времени самолет должен был лететь на Ростов. Он уже стоял на взлетной площадке. «К сожалению, свободных мест в самолете нет», — сказали Гарцеву в аэропорту. «Но нам очень нужно, мы не имеем возможности ждать». — «Ничего не поделать. Впрочем, попробуйте поговорить с пассажирами, может, кто-нибудь согласится уступить вам места?» Так и сделали. Обратились к пассажирам, объяснили им ситуацию. Несколько человек тут же, в один голос, заявили: «Ну, раз такое дело — летите, а мы подождем следующего самолета».
Из Ростова Гарцев и его спутники поездом добрались до Адлера, а оттуда на вертолете прилетели в Сухуми. «Где Нейланд?» — был первый вопрос, который следователь задал, встретившись с работниками сухумской милиции. «В спецприемнике на улице Чочуа», — услышал он успокоительный ответ.
Как же удалось задержать преступника? Помогла бдительность старшины милиции на вокзале в Сухуми.