Предстоятели, ныне пребывающие в Новгороде.
An de ersamen heren borgemester unde raet der stat Revel sal desse breff.
Unsen vruntliken grote, wat wy gudes vormogen. Ersamen leven heren, juwer leve to wetende, dat hir lude sint gewest unn varen hir aff unn to, des sik de kopman bevruchtende is in groten schaden to körnende. Des gevelt sik hir myt Hughen, dat emme de Russen hir an grepen umme schult unn hadden ene van den hoven. Aldus so vant de dusche kopman en myddel dar inné, dat he uppe de hant quam, unde sik de kopman darto gegeven hevet itlike schulde to betalende, so vere also he dar nicht ut genomen ene wert, also van des vorscreven personen weghen. Vortmer so is he hir noch den russen vuste schuldich unn se vraghen vaste na erne, men se ene wustens nicht, dat he van hir was. Ok so hebben se willen, dat se erne willen na jagen; des ene wete wy nicht, ofte se et don ofte nicht. Vortmer so was hir en, de heit sik Cort Stipel, de was hir den wynter over myt den duschen kopman in der besettinghe. Aldus so künde de kopman nicht gehandelen in steven unn ok in stande, de russen ene kregent to weten; dar beschuldegen de kopman ene mede, dat et van erne ut queme. Vortmer also de dudesche kopman vry wart ut to varen unn meyste part en weghe was van hir, do bleff dar en armborste hangen up der Goeten hove up dem swale. Dit armborste wart genomen unn wart gebracht in sunte Peters were. Also gevelt sik, dat Hughe quam unn esschede dat armborste; so wart he gevraget, wo et umme dat armborste were; aldus antworde he unde sede, Kort Stipel hedde et enem russen gegeven unn he hedde et gelovet dem russen to antwordende. Aldus so wolde es eme de kopman nicht volgen laten; ok secht de russe, he sy eme ok noch gelt schuldich unn dat hadde he gerne, konde he et kryghen. Wor umme dat wy juw bydden, ersamen leven heren, dat gy wol don unn sin dar vor, dat so danne lude hir nicht ene körnen, wente de kopman bevruchtet sik so danner lude in groten schaden to körnende; wert sake dat sy de russen van den hoven kregen unn dat se se kregen in de heychte, dat se de kopman dan nicht wedder ene kreghe, se mosten se ut kopen. Ofte et deme kopman dar to komen wolde ut to kopende, dat solde harde gaen. Hir umme bydde wy juw, dat gy wol doen unn sin dar vore, dat es neyn behoff ene sy. Dusse vorscreven punte ene dorste wy nicht openbaren in der Steven ofte in deme stande, wente wy bevruchten uns des, want lutbar worde in Steven ofte in stande, dat et de russen solden to weten kryghen; ok bevruchte wy uns des, dat et solden de vorscreven personen to wetende kreghen, dat se sik solden wedder to den russen geven. Alsus weren hir over wol en twyntich van den oldesten gesellen, de hir nu tor weren. Hir mede sût gode almechtich bevolen to alleen tiiden. Gescreven to Nouwerden int jar xxxix des mydwekens na unser leven vrouwen nativitatis.
Vorstender nu tor tiit to Nouwerden wesende.
56
Купцы с Немецкого подворья жалуются городскому совету Ревеля на притеснения со стороны новгородских властей: на высокие штрафы, взысканные с ганзейцев посадником Иваном Лукиничем, конфликты из-за восстановления ворот Готского подворья, выходящих на Михайлову улицу, русских носильщиков и мздоимство городского начальства; просят ревельцев сделать соответствующие запросы у новгородских послов, которые скоро прибудут в Ревель; жалуются на мошенничество поставщиков сукна.
28 декабря 1439 года.
Опубл.: LEKUB 1. Bd. 9. № 546. S. 391–393.
Почтенным господам, бургомистрам и совету Ревеля, да будет передано [это] письмо поскорее.
Наш дружеский привет с пожеланиями благополучия. Почтенные, любезные господа, да будет вам известно, как купцы вам прежде уже писали, о денежных поборах, которые здесь случаются все чаще и чаще. А самая большая [неприятность], которая с нами случилась, произошла из-за улицы святого Михаила [Михайловой улицы] в тот год, когда посадником был Иван Лукинич, который несправедливо присуждал немцев [к выплате] крупных денежных сумм, о чем вам, вероятно, прежде уже писали. Далее случилось так, что [хофескнехт] Мунштеде постановил соорудить на Готском дворе ворота в сторону Михайловой улицы, и олдермены [купеческие старосты] с Михайловой улицы то ли три, то ли четыре раза бывали здесь и видели, как выкапывали старые опоры; там были возведены новые опоры, которые оказались немного толще старых; они же [новгородцы] уложили свои мостовые у старых опор впритык к подворью, а потому новые из-за толщины невозможно было установить на место, где прежде стояли старые, из-за чего от мостовых плах был отрезан кусок шириной с ладонь. Когда опоры были установлены и створки навешены, [люди] с Михайловой улицы пошли и привели посадника и тысяцкого, и сойдясь против ворот перед церковью святого Михаила, устроили там большое бурное собрание, разошлись и направили хофескнехту посланцев. Когда он вышел к ним, к церкви, там стояли старосты с Михайловой улицы, которые оттесали щепу от одной из опор и сказали хофескнехту, что воротами он-де украл их землю; они хотели сразу же вершить суд и заявили, что повесят хофескнехта на воротах вместе со щепой, которую оттесали от опоры. На это им был дан ответ, что в обязанности хофескнехта не входит представлять подворья в судебном разбирательстве, поскольку он не получал такого приказа от своих старшин; опоры и ворота уже стоят, так пусть же они подойдут к ним и осмотрят; и если старосты с Михайловой улицы скажут им со ссылкой на крестоцелование, как много или как мало их земли захватили опоры, то их нужно будет перенести, и никак иначе; равным образом они [новгородцы], со своей стороны, обязаны будут [снести] то, что пристроили к ограде вокруг Готского подворья, поскольку ограда [из-за этого] сверху наклоняется внутрь подворья, а не стоит прямо; если же потребуется новая ограда, то она отрежет у подворья с полсажени и даже больше. Тут Иван Лукинич, который был тогда посадником, сказал, что не мы пригласили его сюда и что он перво-наперво хочет разобраться с воротами; после того как по этому делу будет совершено докончание, мы должны будем пригласить его осмотреть ограду, если он тогда еще будет при должности. Под конец он сказал, что хочет сообщить об этом Новгороду и епископу. Потом часто случалось, что Иван Лукинич при встрече с хофескнехтом всякий раз говорил ему, чтобы тот отставил опоры назад. Тот не хотел этого делать, пока они ему не скажут со ссылкой на крестоцелование, на какое расстояние, и пока не снесут то, что понастроили вокруг подворья впритык к ограде. И спор, таким образом, еще не устранен. А русского, который их [ворота] ставил, те с Михайловой улицы оштрафовали и запретили ему в дальнейшем завершать их; и они все еще стоят в верхней части не забитые досками и без навершия, поскольку никто не решается их доделать. Позже хофескнехт с предстоятелями ходил к старостам с Михайловой улицы и предупредил, что если из-за ворот нас на подворье обворуют, то наши старшины вынуждены будут вести тяжбу с Великим Новгородом по поводу ущерба. Но это дело все еще стоит. Также они [ганзейцы] вчера побывали там с Александром Лотецковым; как они с этим намереваются [поступить], нам не известно, а потому мы пока не можем вам написать, чем это закончится. Еще к вам прибудет послом некто по имени Ананий Симонович, кто тогда был тысяцким, он имел отношение к делу о воротах и ему хорошо известно, как это вышеизложенное дело произошло; он больше года был тысяцким и при нем не был оштрафован ни один немец, и он всегда судил в их пользу. Подумайте же о том, чтобы обсудить это и защитить подворья и купцов, поскольку вы там имеете больше власти, чем мы тут. Нас заботит, что, ежели вы этого не сделаете, купцам без защиты здесь станет хуже, а потому, вероятно, есть потребность вам поговорить об ограде и штрафах. Далее: купцы изо дня в день получают множество жалоб из-за коротких поставов сукна, которых много было этим летом: с концов они были обрезаны, а кромки [с торговыми знаками] снова пришиты и должным образом опломбированы; много было также таких, что внутри в трех или четырех местах были разорваны, снова зашиты и продавались под видом только что изготовленных поставов. Были здесь, например, два ипрских полулакена, которые с одной стороны куска имели разрывы, а добрая половина локтя в куске была оторвана, затем они были приторочены к одной кромке. Кроме того, они [новгородцы] жалуются, что закупили в [ливонских] городах много английского [сукна] вместо ипрского. А потому окажите милость и позаботьтесь о том, чтоб они могли его обменять, поскольку купцы из-за этого могут претерпеть большое бесчестье и стыд, и мы здесь боимся, что из-за этого могут случиться еще большие беды. Эти лакены они [новгородцы] большей частью доставили из [ливонских] городов. Далее знайте, что у нас большие затруднения из-за носильщиков, а именно, с загрузкой и выгрузкой всевозможных товаров; в связи с этим они нам указали, что мы должны им платить, когда грузим товары на подворьях или с подворьев на лодьи, но невозможно, чтобы мы давали те же деньги за то, что сгружаем или нагружаем с подворья на суда или с их ладей [на подворье] еще и продовольственные припасы. Сумей вы это изменить, и мы б стали иметь здесь столько же справедливости, сколько они имеют в [ливонских] городах; найдите тут наилучшее решение, поскольку в том есть настоятельная нужда. И еще знайте, что мы здесь имеем большие затруднения от посадника и тысяцкого. И какой бы новый посадник или тысяцкий тут ни избирался, все хотят получать дары и подношения, говоря, что в том состоит их обязанность. И раз нам следует их всех одаривать, святой Петр нуждается [для того] в больших деньгах, ибо они [новгородцы] отвергают и принимают их [должностных лиц], как им заблагорассудится. Окажите милость и поговорите об этом с их послами, которые к вам должны прибыть, или напишите Великому Новгороду, чтобы мы получили хоть какой-то просвет в этом деле. В настоящее время более ничего нет, и да будет воля Господня; найдите во всех делах наилучшее решение, что, как нам хорошо известно, вы охотно делаете. Писано в Новгороде в год 14(39) в день Избиения младенцев.
