Мы добежали до нашей скудно освещенной улицы и, наконец, смогли перевести дыхание.

– А я сомневалась, – сказала Алина, дрожа от потрясения. Она смотрела не на меня, а куда-то в пустоту. – Думала, ты шутишь о том, что веришь в упырей, и подыгрывала тебе.

У нее был такой растерянный взгляд. Я не мог подобрать правильных слов в этой странной ситуации.

– Никуда без меня не ходи, – сказал я, взяв ее за плечи и поглядев в испуганные глаза. – Договорились?

– Да, – прошептала Алина и обняла меня крепко-крепко, словно пытаясь найти защиту от всего, что с нами произошло или еще может произойти.

Затем она меня отпустила и побежала к своему подъезду.

***

Я долго не мог прийти в себя после того вечера. И еще больше я волновался за Алину. Не знал, как пережитое отразится на ней.

Но на следующий день, в воскресенье, девушка явилась ко мне домой. Я открыл дверь, а она с широкой улыбкой протянула мне две метровые ветки.

– Это что такое? – спросил я, с недоумением рассматривая деревяшки.

– Осина! – ответила подруга. – Сделаем себе колья!

Идея показалась мне сумасбродной, но вполне в духе Алины. Мы не могли знать, правда ли осиновые колья работают против упырей. Оставалось только надеяться, что наши предки это не из головы выдумали.

Я пригласил девушку к себе. Мы незаметно протащили палки, закрылись в моей комнате и начали делать оружие против нечисти.

Отесали ветки, заточили их ножом до остроты.

– А их не надо укоротить? – спросил я, подумав, что они получились длинными, как копья.

– Нет! Чем длиннее, тем лучше, – сказала Алина. – Ты же не хочешь подпустить упыря поближе к себе? Это в кино делают короткие колья, потому что пространство в кадре не резиновое. Нам надо беречь свои жизни, а не эффектно выглядеть.

Я признал, что она права.

С тех пор мы ходили в школу с этими кольями. Оставляли их за забором в секретном месте, а на обратном пути подбирали снова. Наверное, для всех мы выглядели нелепо: идут двое с палками, как дети, играющие в средневековых рыцарей. Но так нам было спокойнее.

Мы с Алиной стали, как две рыбки-неразлучники. И даже в шутку обсуждали: а не сделать ли одинаковые татуировки после совершеннолетия.

Рядом с ней мне было ничего не страшно, потому что я больше тревожился за нее, нежели за себя.

***

Прошло много времени. Пережитый ужас стал постепенно забываться. Мы с подругой уже привыкли проходить мимо леса быстрым шагом.

Нам снова пришлось задержаться в школе. И снова возвращались домой по темноте. Другой дороги в наш район не было, и автобусы по тому маршруту не ходили.

Мы молча шли от фонаря к фонарю. Оглядывались назад, озирались по сторонам – нет ли никого поблизости.

Каждый шаг усиливал чувство опасности. Хотелось идти тихо, но под ногами предательски скрипел снег. Темный лес стоял непроницаемой стеной, и казалось, что ОНИ за нами наблюдают. Ждут подходящего момента, чтобы выскочить…

Слухи о загрызенных людях давно уже стихли, но все еще было страшно проходить там.

Мы шагали, держась за руки, как настоящая парочка. Иногда переглядывались и улыбались друг другу, чтобы хоть на мгновение забыть о страхе.

Я надеялся, что все обойдется. Мы проскочим это мрачное место и скоро окажемся на знакомой улице, откуда разойдемся по домам, отогреваться чаем.

Но внезапно перед нами возникла темная фигура. Этот человек появился из неоткуда и стоял на дороге, как вмороженный в землю.

– Пошли назад, – прошептал я Алине.

Мои пальцы непроизвольно сжались на ее руке.

Колья… Мы давно уже забыли про них и не таскали с собой! Но вот перед нами снова мертвец. И он, как на зло, застал нас врасплох!

Упырь тронулся с места и медленно побрел на нас, вытянув гниющую руку. В свете фонаря показалось его уже почерневшее лицо с провалившимися в череп глазами. Сквозь потрескавшуюся плоть проступали желтые кости.

– Пошли! Пошли! Пошли! – я потянул Алину за руку, но она не двигалась.

– Подожди! Мне кое-что интересно, – сказала она, и ее голос прозвучал удивительно спокойно.

Я подумал, что девушка не ведает, что творит. Она внимательно посмотрела на мертвеца и вдруг громко обратилась к нему с вопросом:

– А как тебя зовут?

И упырь остановился! Его челюсть дернулась, будто он усилием воли пытался выдавить из себя какие-то звуки. Язык, как сухой лист, шевельнулся во рту.

– Ви… Ви… Виктор, – хрипло выговорил зловонный упырь.

Я стоял, окаменев от ужаса. А моя подруга, будто зная, что делать, сказала:

– Мы будем тебя помнить, Виктор.

Мертвец склонил голову, словно кивнул, а затем повернулся в сторону и пошел к лесу. Перейдя дорогу, он упал на землю и больше не встал. Похоже, окончательно умер…

– Я много об этом думала, читала старые поверья, а потом просто предположила, что это и вправду может сработать, – сказала Алина, предвосхищая мой вопрос. – Наверное, они не могли упокоиться, потому что их никто не помнит. Безымянные мертвецы… Это же несправедливо!

– А если бы это не сработало? – обомлел я.

– Тогда бы мы стали датами на холодном куске мрамора. Ну, как мы… – улыбнулась она. – Ты бы стал. А меня бы сожгли в огороде.

– Да ну тебя! Дурная! – засмеялся я, чувствуя, как меня отпускает тревога.

Остальную дорогу домой мы шли молча. Я уплыл в свои мысли и будто онемел. Пытался осмыслить произошедшее и не мог произнести ни слова.

Падал снег. Пушистые хлопья, как перья, оседали на длинных волосах Алины. В этой тишине звучал лишь скрип наших шагов.

В тот вечер я понял, что не хочу прощаться с ней в конце учебного года. И решил, что поступлю в университет поближе к родному городу.

Мне почти тридцать, но моя жизнь – это одиночество, запертое в четырех стенах. Я стараюсь ни с кем не общаться, потому что боюсь повстречать не тех людей. Речь не о мошенниках или грабителях, а о тех, кто существует на грани реальности.

Они могут быть ужасными сразу, а могут долго притворяться обычными людьми. Втираться в доверие, доказывать, что для окружающих они даже более нормальные, чем ты. Но рано или поздно их что-то выдает: бледная кожа вдруг становится синей, лицо искажается, суставы выворачиваются…

И эти твари сами ко мне липнут, будто считают за своего.

Вот почему я стараюсь не заводить знакомств, не высовываться и живу тихим одиночкой.

Эти люди словно привязаны к местам, где случилось что-то плохое. Катастрофа, несчастный случай, мучительная смерть. В большом городе смерть – обычное дело. Поэтому они встречаются мне повсюду, буквально каждый день.

Я называю их страдальцами. Не знаю, что они такое. Сначала мне казалось – это души погибших людей. Но потом понял: они скорее то, что родилось в момент умирания. Страдальцы – какое-то издевательское и насмешливое воплощение ужасной смерти, карикатура человеческой агонии.

Я избегаю мест, где хоть однажды повстречал их на пути. Мне постоянно приходится менять маршруты, делая их длинными и неудобными.

Раньше я часто ходил через один подземный переход. Там работали не все лампы, валялись окурки, местами осыпались стены и всегда воняло мочой, но этот путь сокращал мою дорогу к дому.

В этом переходе почти всегда было пусто, но время от времени один нищий укрывался там от непогоды. Он сидел на картонке. Грязный и с косматой бородой. На нем был дырявый свитер в клетку и две куртки со сломанными застежками. На голове синяя вязаная шапка с завязками и смешным бубоном, из-под которой торчали засаленные пряди немытых волос.

Этот бездомный не упускал случая попросить помощи. Всегда спрашивал: «Закурить не будет?» или «Мелочишки лишней нету?».

Да я и сам беден, как церковная крыса, поэтому отличался от него лишь тем, что меня пока еще не выселили из квартиры за долги по коммуналке. Мне с этим нищим нечем было поделиться. Думаю, чтобы заниматься помощью другим, сначала нужно помочь самому себе, а мне и это удавалось не очень.