Злюсь, но запал тут же гаснет, потому что мы, блять, нормально сосуществовали с отцом и до, и после смерти мамы. Я даже съезжать не стал – дом огромный, нам места на двоих с головой хватало. Все было отлично, пока между нами не влезла она!

– Я просил, чтобы он уволил ее, – кого ее, пояснять Арсу не приходится. Его бровь ползет вверх, он усмехается надо мной.

– Просил?

– Требовал, сука, ну че ты душный-то такой? Они трахаться собрались, а мне блевать от этой мысли хочется, понимаешь?

Понимает. Молча моргает и ждет дальше, пока ему душу изолью, мозгоправ хренов.

– Он ее там на такой пьедестал возвел – умница, блять, красавица, из грязи в князи и все сама! Конечно, ее просто так из глуши притащили! Чтобы она квартиры моему папаше рисовала! Заслужила! А я чмо, которое и пальцем не пошевелил, чтобы чего-то в этой жизни стоить!

Когда я с психом переворачиваю салфетницу, бармен даже глазом не ведет. Громов тоже спокоен, как удав. Бесят. Все до одного.

– Окей, живи у меня, – спокойно пожимает плечами Арсений, будто и не видит весь глобальный пиздец ситуации.

– Она будет трахаться с моим отцом, ты понимаешь?

Внутренности скручивает в тугой узел. Да я подыхаю от этой мысли. Сука, с моей фантазией я уже представляю в ярких красках, как она ходит по дому в мамином шелковом халате и зовет меня, сыночка, на семейный завтрак, блять, отполировав до этого утренний стояк моего отца. Ненавижу.

– Не понимаю всей трагедии. Меня девчонки не цепляли так, но мы вдвоем можем придумать, как их развести, если это так важно для тебя.

Развести? Да, я этого хочу. Плевать на дом, на тачку. Плевать на все, но я не желаю видеть ее с отцом ни одного дня моей жизни. Это гребаный ад на земле.

– Я в общагу пойду. Хочет папа сына из народа – он его получит.

Громов ржет с меня, как конь. В край оборзел, говнюк.

– Кто тебя городского и с таким батей возьмет туда?

– Не забывай, я на бюджете, в отличие от вас, мажоров, учусь, – ухмыляюсь я. Отец в свое время кучу бабок отвалил, чтобы я на бесплатное место попал. – Пойду к Артуровичу, – это тренер наш, – пусть что-нибудь придумает. Перед ним, пока мы выигрываем, даже ректор трясется сейчас. Имидж, все дела. Уж звезду баскетбола сумеют пристроить.

– Это кто тут звезда баскетбола, а? – Арс заливается, аж голову запрокидывает назад. Так, что шея вот-вот переломится.

– Скоро свалишь в Европу свою, я капитаном стану. О тебе быстро все забудут.

– Кроме тебя, малыш, – он строит мне глазки, а меня на ха-ха пробирает. Я смеюсь, как в последний раз, чуть не выплевывая легкие. Тру лицо ладонями и охреневаю от происходящего, но сейчас, после разговора с другом, мне хотя бы на миг становится легче. Прорвусь. Похер на всех. На нее особенно. – Что по бабкам у тебя?

Заботится обо мне, наседка, блин.

– Пока нормально, что-нибудь придумаю.

– А то, что оставила мама тебе?

– Не трону.

Эту мысль я отметаю сразу.

– Ладно, в понедельник с Артуровичем поговорим вместе. На выходных останешься у меня. А теперь пойдем, полечим тебя, так уж и быть. Принеси текилы за стол, по двойной, – обращается он за моей спиной к бармену.

Стопка одна, вторая, третья. Мышцы расслабляются. Шторм утихает. Мысли теперь ползают медленно и не мешают дышать. Развалившись на диване, мы с Саней курим кальян, пока Громов перетирает с Лехой что-то насчет путевки в Евролигу. На моих коленях пискляво хохочет девчонка, у Быка – ее подружка. Полчаса назад они закатывали глаза и втирали, что им не нужна компания. А теперь сосут яркие коктейли из трубочек и дерутся за кальян, выписывая задницами восьмерки на членах.

– Может, поедем к тебе? – покусывая мое ухо и орудуя там языком, томно шепчет Маша-Даша-Саша… в упор не помню, как ее зовут. Выбрал ее, потому что волосы светлые. Но, сука, запах другой. Приторный до тошноты. Жалкая копия той, кого я ненавижу. Той, кто не выходит из головы. Кого собирается трахать мой отец. Если уже не сделал этого. Если не делает это прямо сейчас.

Сука.

– Пусти, отлить надо, – толкаю девчонку, вижу ее лицо и понимаю, что она слишком другая. Не вставляет меня. Вообще не то.

Сука!

Вместо уборных, забив на голос Громова за спиной, иду на выход. Стреляю сигарету у знакомых парней, выдыхаю в небо – черное-черное, без единой звезды. Над головой тот же мрак, что и у меня в душе. Пошатнувшись, ловлю плечом стену и лезу в карман за телефоном.

Бездумно набираю Арину, папину помощницу, с которой пару раз мы пересекались в нерабочее время и остались в дружеских отношениях. Настолько, что, когда ее муж уезжает в командировку, она по-прежнему бросает мне маяки, а я иногда даже заглядываю к ней. Это она в прошлый раз помогла раздобыть адрес Сони. Мне и заливать не пришлось про то, что она не пара моему отцу. Арине, как и всему офису, тоже не нравится эта заносчивая сучка, как она выразилась.

– Рус, привет, что-то срочное? Мы с Аликом в кино, – с ходу дает понять, что не одна.

– Я… да… слушай… – у меня заплетается язык.

– Ты пьяный, что ли? Сейчас не лучшее время…

– Скажи… у отца были планы на сегодня? Какие-то…

Не могу собрать слова в кучу, но что-то выдавливаю из себя.

– Зачем тебе?

– Бля, Арин, ключи проебал. Думаю, долго его ждать придется, он трубку не берет. Или ехать к Арсу ночевать.

– У него ужин в «Мадриде» в семь. С этой сучкой заносчивой.

– Понял, пасиб.

Такси. Двадцать минут пути. И я снова около ее подъезда. На часах только половина девятого. Захожу вместе с какой-то старушкой внутрь, стучусь в дверь по адресу суки-Сони, но признаков жизни в квартире нет. Сажусь на подоконник на этаже выше и смотрю в окно, неуверенный, что она вообще приедет домой сегодня. Может, на радостях уже собрала шмотье и раскладывает свои блядские трусики по полочкам в маминой комнате?

Телефон разрывается, поэтому я его отключаю. Жду, сука, у моря погоды, даже присыпаю чуть, но каждый раз, когда с грохотом хлопает дверь в подъезд, вздрагиваю. Игнорирую взгляды, которые на меня бросают какие-то люди, пялюсь на дорогу и… Да ну на хрен! Около десяти напротив той самой скамейки, где я дожидался Соню в прошлый раз, и правда останавливает отцовский «Гелик», а у меня сердце переходит на турборежим, перекачивая кровь с такой скоростью, что я закипаю – пар из ушей вот-вот пойдет.

Никто не выходит из тачки минуту, две, десять… Что делают? Сосутся? Присовывает он ей? Ррр, хочется разбить это гребаное стекло! Хочется набить отцу морду, похитить Соню и трахать столько, чтобы забыла имя отца!

Ненавижу!

Застываю, перестаю дышать, когда, приняв руку моего папаши, она все-таки выбирается наружу. Сдыхаю, когда тот целует ее в щеку и заставляет улыбаться. Распадаюсь на атомы, едва слышу хлопок двери внизу и понимаю, что увижу ее через десять, девять…

Три, два, один…

– Зря ты меня не послушала сразу, – говорю, выступая из темноты, и мне удается застать ее врасплох. Она вздрагивает, повернув ручку, и роняет ключи, но не двигается, как будто ей к виску приставили пистолет.

Ей и правда лучше не делать резких движений.

Соня

– Соня.

Громоздкий внедорожник с урчанием тормозит возле моего подъезда. Глохнет мотор. С тихим щелчком отстегивается ремень безопасности. Несколько секунд Владимир смотрит в сторону темной улицы, потом поворачивается и окидывает меня выжидающим взглядом. Правда выжидающим или я опять себя накрутила? Не могу понять. Но, наверное, логично со стороны взрослого, привлекательного мужчины ожидать, что женщина, которую он пригласил на ужин в один из лучших ресторанов города, как-то проявит себя в финале вечера. Что вообще делают в таких случаях? Приглашают на кофе?

Это вряд ли.

Пока я судорожно соображаю, что сказать, чтобы немного разрядить обстановку, правая рука Владимира перемещается с кожаного руля и накрывает мою ладонь. У него красивые пальцы. Длинные, сухие и горячие. Но когда я смотрю на то, как они касаются моей кожи, осторожно поглаживая тыльную сторону руки, отчего-то испытываю… ничего. Да, действительно ничего. А ведь еще недавно мне казалось, что этот мужчина именно тот, кому под силу вытащить меня из затяжной депрессии.