— Она… не приходила к тебе?

Митхун пожал плечами.

— Вроде нет. Или я все проспал. Но, мне кажется, если бы приходила, я бы умирал пошустрее…

Ксюша невесело ухмыльнулась:

— Мы ее позовем сегодня же! Уверена, твой козёл ничем не хуже коробки зефира и копеечного лака для ногтей, которыми я купила свою ремиссию. Ты ведь с ней не ругался?

— Ты шутишь?! Я к ней и на пушечный выстрел не приближался! С кем я поругался, так только с Петькой. И то по глупости. Мне казалось, что он, вылечившись, нас с Павлином предал…

— Это были всего лишь эмоции, Мить…, - Ксюша помолчала, потом поймала его взгляд и внушительно заговорила, — Ладно, слушай… Я была в Тыве и виделась с ее отцом. Я знаю, как ее остановить, но мне потребуется твоя помощь. Доверься мне и ничего не бойся. Сегодня ночью тебе предстоит испытание, но, уверяю тебя, завра ты проснешься огурцом, и тогда…

…

Сгорбившись и обхватив руками живот, Ксюша вышла в полутемный коридор, поблескивающий развешенной у потолка мишурой.

— Нин Пална, — позвала она и, не получив ответа, крикнула громче, — Нин Пална!

Дверь ординаторской в конце коридора приоткрылась, из нее высунулась растрепанная голова дежурного доктора.

— Что ты орешь? — громким шепотом отозвалась она. Из-за ее спины пробивались приглушенные звуки музыки и голоса. Дежурные тихонько провожали Старый год.

— Не помогает, — ответила Ксюша и, вспомнив папино изречение, громко добавила, — Ни в одном глазу!

— Тише! — Нина Павловна приложила палец к губам, прикрыла дверь и с плохо скрываемым раздражением зашагала к Ксюше, — Что у тебя? По-прежнему, боли?

Ксюша кивнула. Руки так и норовили отпустить живот и вцепиться, для устойчивости, в дверной косяк, но она не могла себе этого позволить.

— Да! Прошло уже три часа, а мне ничуть не легче! Словно водички влили! — слезливо бормотала она, изо всех сил делая «трезвое лицо», — Можно еще хоть капельку?! Просто, чтобы уснуть…

Нина Павловна покусала губы, глянула на часы и, сдаваясь, кивнула.

— Хорошо! — прошептала она, — Но только «капельку». И, бога ради, если почувствуешь себя хуже, не вздумай вставать, а жми кнопку, поняла? Не хватало еще, чтобы ты расшиблась. Ну, дуй в постель, а я сейчас Владика к тебе пришлю.

Ксюша кивнула и, дождавшись, когда та развернется спиной, пошатываясь вернулась в палату. Спустя пять минут пришел Владик и поставил еще укол. От медбрата отчетливо несло какой-то сладкой выпивкой, хоть он и старательно задерживал дыхание.

— С Новым Годом, Ксюха, — пробормотал он, выходя, — Спокойной ночи…

— И вам, — с трудом отозвалась девочка, чувствуя, как эта новая доза вдогонку к предыдущей, стремительно раскатывает ее по кровати. Во рту пересохло, веки налились свинцом, конечности превратились в бесчувственные культяпки.

Она перепугалась, что её героическая затея закончится, так и не начавшись, и, по-паучьи размахивая руками-ногами торопливо вывалилась из кровати и добрела до палаты детдомовцев.

Чусюккей сидела в постели, подтянув колени к груди и прижимая к себе плюшевого козла. Глаза ее слабо поблескивали.

— Пошли, — прошептала Ксюша и махнула рукой.

Девочка помедлила, потом вылезла из кровати и уставилась на Ксюшу. Странный это был взгляд — пустой, отчужденный, но, одновременно, себе на уме.

Ксюша снова махнула рукой и пошла по плывущему перед глазами коридору. Ноги заплетались, она то и дело хваталась за стену, чтобы остановить головокружение, а когда впереди закачался лестничный пролет, она испытала настоящее отчаянье. Ни за что ей не забраться по этим ступенькам! Но и лифтом не воспользоваться. Он слишком громкий и, более того, придется идти мимо ординаторской…

Она всем телом навалилась на перила и начала подниматься, подтягивая себя на онемевших руках. Чусюккей сопела ей в спину, и Ксюша кожей чувствовала ее хмурый взгляд, полный чуждого, нечеловеческого любопытства.

«Что, если у меня не получится?!», — проскочила трусливая мысль, — «Шаманы не могли с ней совладать, а я… в сущности, всего лишь ребенок…».

Преодолев второй пролет, она подняла глаза и расслабилась. Дверь на магнитном замке, как и всегда, была открыта настежь, подпертая низенькой скамеечкой. Ксюша мысленно поблагодарила пациентов за бесконечные жалобы — слишком громко эта дверь хлопала, будя и тревожа два этажа. Поставить доводчик администрация так и не удосужилась, но проблему худо-бедно решила — дешево и сердито.

Девочка сунула нос в коридор. Такой же полутемный и пустой, как внизу. Разве что мишурой тут никто не озаботился. У сестринского поста собралось несколько белых халатов, но все они стояли к ней спиной, склонившись над столом и разбирая карты.

Чувствуя себя алкашом в последней стадии опьянения, она на заплетающихся ногах сделала несколько торопливых, неуверенных шагов, опустила дверную ручку вниз и скользнула в палату. Чюсюккей просеменила следом.

Во тьме ее совершенно развезло. Далекого света уличных фонарей хватало лишь на то, чтобы различить силуэты стоящих в ряд кроватей и столбики стоек с развешенными на них капельницами. Смартфон она с собой не взяла, опасаясь, что родители сообразят позвонить с поздравлениями в самый неподходящий момент, но тут же вспомнила и, не рассчитав силу, больно стукнула себя ладонью по лбу.

Она вытащила из-за пазухи пресловутый айпад и, оживив экран, посветила по очереди на койки. Лизка лежала на средней и, кажется, крепко спала, как и остальные. Что, если…?

Она тронула ее за плечо и промямлила:

— Лизк, проснись.

Та не отреагировала.

Боже! Что, если они ее погрузили в медикаментозный сон?! Ее тогда и из пушки не разбудишь!

Она затрясла подругу сильнее. Та заворочалась и сонно отмахнулась.

— Лизк… это я!

Девочка приоткрыла глаза.

— Ты! — прохрипела она и закашлялась, — Какого хуя ты…?

Она запнулась, заметив выглядывающую из-за Ксюшиной спины Чуссюккей и внезапно ухмыльнулась. Зубы при этом блеснули меловой матовостью.

— Притащила? Неймется? Медленно подыхаю, да?

Она потянулась к кнопке вызова сестры, и Ксюша поспешно перехватила ее руку.

— Подожди! Я помочь….

— Сестра! — прохрипела Лизка, и Ксюша навалилась на нее, зажав ей ладонью рот.

— Да, послушай ты! — зашептала она ей в ухо, — В тот раз не получилось, потому что надо лично подарок сделать, понимаешь? Я просила за тебя, но она… оно же просто не понимает…

Девочка под ней перестала вырываться, в глазах проснулись понимание и робкая надежда. Ксюша отпустила ее и сунула ей в руку гаджет.

— Вот! Сама ей отдай… Пожалуйста!

Лиза нехотя и с опаской, протянула его Чусюккей.

— Возьми, — пробормотала она, — С Новым Годом… Я не хотела тебя обидеть. Это были… просто эмоции. Я… сожалею.

Чусюккей тут же завладела подарком, крутя его перед лицом и напомнив девочкам басню про мартышку и очки.

— Что ты тут делаешь? Ты… тебе стало хуже? — спросила Лиза враждебно, не в силах сразу перестроиться.

Ксюша покачала головой. Хотелось сказать, что вернулась она только, чтобы вытащить их с Митхуном, но это было слишком пафосно, трудно и долго. Она и так порядком выдохлась, а ей еще предстояла адская работёнка.

— Тогда…, - Лиза не договорила и вдруг испуганно захныкала, завозилась, подтягивая ноги, — Нет, нет, нет…!

Ксюша обернулась и с трудом удержала рвущийся из горла визг.

Оно вылезало через рот, разрывая ткани и ломая косточки. Снимало Чусюккей с себя, как стриптизерша снимает тесный латексный комбинезон. Коричневое платье, кожа, мышцы — все, сморщенное и мятое, опустилось на пол. Пустые, бескостные пальцы все еще сжимали айпад, а с бесформенного, изуродованного лица глядели полные боли и страха глаза.

Ксюша отшатнулась, привалилась спиной к двери. С такого ракурса она еще ни разу не видела чудовище. Обычно оно маячило неясной тенью за спинкой кровати, теперь же предстало во всей своей омерзительности. Широкая, утыканная шипами спина вызывала ассоциации с гребнистым крокодилом; длинные, жилистые лапы имели слишком много лишних суставов и пальцев, затылок топорщился тремя острыми макушками.