Если прислугу и можно было одурачить, но только не Элизабет. Книги от матери? Более странного подарка от нее нельзя было придумать. Холодок пронизывающий ее сердце начинал охватывать все ее тело, но она ничего не могла с собой поделать и просто уставилась в украшенный драгоценными камнями требник в ее руках. Под дорогим бархатным переплетом была проделана продолговатая ниша. Она бы никогда не заметила ее, как не заметили ее дамы, если бы молодой человек, принесший подарок, не надавил бы ее пальцами на это место, когда передавал книгу. После его ухода Элизабет молча села, держа книгу в руках. Осмелится ли она открыть ее? Если кто-то из прислуживающих ей дам найдет требник с оторванным переплетом, Ричарду донесут, что она получила послание. Дрожа от страха, Элизабет начала перелистывать страницы книги.

Когда она дошла до молитвы по умершим, дыхание у нее перехватило и на мгновение ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Очень мелко, рядом с выделенной заглавной буквой, изящным почерком леди Маргрит были выведены четыре буквы: Анна. Это могло означать только одно: ее тетя, королева Анна, умерла. Леди Маргрит потребовалось много смелости, чтобы послать ей это. Элизабет знала, что та находится под домашним арестом. Одна из дам, которую Ричард назначил прислуживать ей и шпионить за ней, со злорадством сказала Элизабет, что ей не следует больше надеяться на помощь ее близкого друга – супруги лорда Стэнли. Ему едва удалось спасти ее: только благодаря его доходящей до истерики настойчивости леди Маргрит не посадили в Тауэр, а его преданность жене оказала ему плохую услугу. Король уже не доверял ему как раньше, а его старший сын от первой жены, лорд Стрэндж находился в имении короля в качестве заложника верности его отца.

Прижимая требник к груди, Элизабет прошла в свою личную часовенку. За ней, естественно, последовали дамы, но они опустились на колени рядом с ней. Прикрывая своим телом требник, она начала молиться, одновременно ощупывая заднюю обложку книги. Ей повезло, что ее руки дрожали, так как только случайно ее пальцы могли натолкнуться на почти невидимую прорезь. Сдерживая крик, Элизабет просунула туда палец и медленно вытащила крошечный листок бумаги.

«Дорогая моя, – прочитала она, – Бог защитит тебя. Сохраняй мужество. Попытайся не поддаваться. Тот, кто любит нас обеих, скоро придет».

Генрих получил известие о смерти супруги Ричарда, а через несколько дней в Орфлере уже ходили упорные слухи, что король женится на своей племяннице Элизабет. Тянувшееся месяцами состояние разочарованности и нервного напряжения сменилось у Генриха вспышкой бешеной ярости, которую Джаспер не видел у племянника с его раннего детства.

– Убийца, проклятый развратник, – разбушевался он, колотя кулаками по стене. – Я увижу его мертвым или сам умру. Такому гаду нет места на земле!

– Генрих, ты поранишься, – закричал Джаспер, обнимая и успокаивая его. – Не злись так. Это только слухи. Церковь никогда не даст ему разрешения на такой брак.

– Я клянусь, что не буду убивать своих врагов, – выпалил Генрих, задыхаясь и корчась от судорог, которые буквально разрывали его на части, когда он впадал в ярость. – Я клянусь, что не пролью кровь Йоркских монстров, но Ричард Глостер должен умереть.

– Да, да, в этом мы все можем поклясться, – успокаивал его Джаспер. – Давай ложись. Даже если Ричарду хватит его дьявольской хитрости, чтобы жениться на девочке, от Эдварда остались и другие дочери. В качестве наследниц все девочки одинаковы. Тебе не обязательно жениться на старшей. Не изводи себя так.

– Она моя, говорю тебе. Он не сможет получить ее! – Голос Генриха опять сорвался на грань истерики.

Джаспер знал, что Элизабет несколько раз писала Генриху и даже прислала ему знак своей любви в виде кольца с прядью своих волос, но Генрих никогда не показывал виду, что эти знаки внимания имеют для него не только политическое значение.

– Тебе приглянулась эта девочка, Гарри? – спросил он наконец.

– Приглянулась? Как мне может приглянуться дочь человека, который травил меня как дикого зверя и чья мать морочит голову убийце ее собственных детей? – Генрих оперся о спинку своей кровати и прижал руки к плоскому животу. – При чем здесь мои симпатии? – произнес он более спокойным голосом. – Она самая популярная из принцесс, которая в сознании людей связывается с образом Эдварда. Кроме того, она была обещана мне. Она моя, говорю тебе, и никакой другой мужчина не получит ее.

Джаспер подсел поближе к кровати племянника и погладил его по руке. Маленький мальчик, которого помнил Джаспер, в этот момент расплакался бы, но мужчина только подтянул к себе колени, прижал ребра ладоней к глазам и молча боролся с болями, разрывающими его тело.

– Мы не можем больше ждать, Джаспер, – наконец произнес он усталым голосом. – Будь добр, скажи тем, кто за это отвечает, чтобы они ускорили подготовку кораблей и провизии.

– Гарри, ты болен. Тебе нездоровится уже несколько месяцев. Ты знаешь, что мы не можем уехать отсюда, пока ты не поправишь свое здоровье. Мы отправляемся в Англию на битву, а не на праздники.

– Я буду готов, когда будут готовы корабли. Я говорю тебе, дядя, моя душа не успокоится и мое тело не выздоровеет, пока живет это грязное животное по имени Ричард Глостер.

Джаспер был удивлен и чувствовал себя неуютно, когда на следующий день увидел, что настроение Генриха не изменилось. Столь люто ненавидеть одного человека было совсем не характерно для него, поскольку он никогда не поддавался страстям и слишком хорошо знал людей. На взгляд Джаспера, Генрих обычно отличался излишней терпимостью и чувство кровной мести было для него неестественным. Однако протесты не помогли, подготовительные работы были ускорены и стало казаться, что худшие времена остались позади, и удача вновь будет сопутствовать им. Из Парижа примчался Фокс в сопровождении Филберта де Шонде и войска сомнительного качества с мулами, гружеными тяжелыми денежными сундуками. Затем из Уэльса пришло письмо от некоего Джона Моргана, обещавшего Генриху поддержку со стороны Риса Томаса и сэра Джона Сэвиджа, двух ведущих фигур в Уэльсе. Маргрит все еще номинально оставалась пленницей, но Морган писал, что Брэй собрал приличную сумму денег и держит ее у себя для нужд Генриха. Деятельность Брэя, предположительно и неизвестная лорду Стэнли, давала некоторые основания полагать, что Стэнли может перейти на их сторону.

Первого августа 1485 года Генрих ступил на борт самого надежного корабля своего небольшого флота. Все его силы насчитывали две тысячи человек. Большую их часть составляли отбросы французских трущоб и тюрем, но эту отталкивающую массу под началом Филберта де Шонде скрепляли англичане, страстно желающие вернуть себе свои земли и достойную жизнь.

Все было готово к отплытию. Не было ни суеты, ни беспорядка. Наступил отлив, вечерний бриз подул с суши, солнце торжественно закатилось. В Уэльсе, на земле, где он родился, Генрих будет пытаться родиться вновь, на этот раз – королем Англии.

Шторма не было. Каждый день вставало солнце; каждый день дул ровный крепкий ветер. Они поплыли на запад, огибая Пуэнт-а-Барфлер, мимо Шербура и вокруг полуострова Гаага. Генрих вглядывался в побережье Бретани на юге, ища за беспокойными водами маленький городок, приютивший его четырнадцать долгих лет назад. Он не мог увидеть его и, опустившись на колени, стал прямо на палубе молиться за Франциска и за страну, которая была так добра к нему. Закончив молитву, он обратил все свои взоры на север, где лежали Девон и Корнуэл. Они плыли гораздо западнее Ленд Энда, не желая, чтобы их там заметили и предупредили об их прибытии.

Затем снова на север и восток с попутным ветром, который менялся, как будто хотел им помочь. Они не потеряли ни одного корабля и даже такой никудышный моряк как Генрих довольно легко переносил морскую болезнь.

На утро седьмого дня перед ними наконец-то отчетливо зазеленела земля. Генрих с силой, до синяков, сжал руку Джаспера.