Медленно рассеивался туман ясного теплого августовского дня. Генрих Тюдор осмотрелся вокруг и тихо вздохнул с чувством, смешанным с нервозностью и удовлетворением. Он был доволен, что не шел дождь. Он не любил промокать. При этой мысли он улыбнулся. Если кому-то суждено вскоре умереть, пусть прежде всего это не вызывает у него неудобств. Он засмеялся. И к тому же, если кому-то суждено быть королем, то было бы недостойно принимать корону со шмыгающим носом и слезящимися глазами. А его простуды всегда были непривлекательными.

Король. Будет ли он королем? Чуть ниже и правее возвышенности, где находился сейчас Генрих, окруженный членами совета и отрядом из сотни фанатически преданных английских изгнанников, расположилась основная часть его армии под руководством Оксфорда. Опять же справа находилась маленькая группа резерва под командованием сэра Гилберта Толбота, а чуть ниже, напротив Генриха, еще одна резервная сила под командованием сэра Джона Сэвиджа. Слева, почти невидимые, находились силы Уильяма Стэнли, насчитывающие около двух тысяч вооруженных людей. Сэр Уильям предложил сражаться в основной части армии, но Генрих не отважился принять его предложения. Если эта змея отступит – все силы будут охвачены хаосом.

Конечно, в таком положении сэр Уильям может навалиться на левый фланг Оксфордской армии и сделать с ней все, что ему заблагорассудится. Поэтому Сэвидж удерживал левое крыло. Может случиться так, что сэр Уильям раздумает предавать своего племянника. Может быть… На юге, справа от Оксфорда, находились силы лорда Стэнли из четырех тысяч человек, почти равные армии Генриха. Оксфордский фланг находился в достаточно безопасном месте. Там было болото и не похоже, чтобы Стэнли напал с тыла на Оксфордскую армию, по крайней мере, до тех пор, пока поражение будет неизбежным.

Генрих осмотрелся снова. Это самое лучшее, что мог он сделать, так как они были застигнуты врасплох. После такого медлительного начала Ричард отошел от Лестера неожиданно быстро. Он занял возвышенность, а люди Тюдора вынуждены будут сражаться в низине, но при этом были и положительные стороны. Солнце, светившее сейчас во всем своем великолепии, будет позади армии Генриха, но будет светить прямо в лицо армии Глостера. Так как Оксфордские силы сражаются в низине, они смогут растянуться; в то же время, если их заставят отступить, то болото – с одной стороны, а ручей – с другой заставят их сконцентрироваться и это даст возможность офицерам объединить их. С другой стороны, люди Ричарда могут разойтись в разные стороны и спокойно дезертировать. Лучше, если они сделают это, подумал Генрих, так как они превосходили его армию в два раза.

На мгновение он закрыл глаза, вспоминая свою речь перед войском, где он уверял свои превосходящие по численности войска, что армия Глостера состоит из людей, вступивших в армию по принуждению, а не по доброй воле. «Я не лгал, Господи,» – молился Генрих и сильно вздрогнул от удара грома. Он открыл глаза, инстинктивно посмотрел на небо и рассмеялся. Это не был ответ Господа, а всего лишь залп любимого орудия Гилдфорда. А может это и был ответ Господа. Ответного грохота не последовало, а это означало, что у Глостера не было больших орудий, и люди, скопившиеся на открытом склоне Амбион Хилла, были отличной мишенью. Большинство первых выстрелов не достигли цели, но следующие залпы образовали воронки в расположении Глостера.

– Еще, – шептал Генрих, – еще, быстрее.

От больших орудий в армии было мало толку, так как при сближении армий они не разбирали, где друзья, а где враги. Тем не менее орудия представляли собой ценность. Генрих мог видеть беспокойное движение на холме. Залпы орудий вселяли ужас. Снова жерла орудий поднялись вверх, и заряды пороха увеличились. Ядра упали выше на склон холма, чтобы люди Оксфорда смогли пойти вперед, не попадая под обстрел. Фланги с тыла армии Глостера оставались не защищенными и парализованными от страха.

Зазвучали трубы. Сейчас! Голос Риса Томаса, отдающего приказы на уэльском языке, смешался с французским языком Шанде и английским Оксфорда. Сейчас! Вперед! Взлетели стрелы передового отряда Глостера под командованием герцога Норфолкского. Лучники Оксфорда ответили тем же. Они рванулись вперед, стреляя на бегу. Генрих хватал ртом воздух, как будто он сам шел в атаку Он пытался сдерживать дыхание, но вдруг заметил, что все вокруг него тоже тяжело дышат и он забыл думать о том, какое он производит впечатление, как только с грохотом сошлись армии.

Изгиб в центре войска Норфолка выпрямился. Генрих колотил кулаком по луке седла, как будто эти удары могли толкать людей вперед. Еще один фут! Еще один! Слева пронзительно, как дикари, кричали уэльсцы, разворачивая черное, как ворон, знамя Риса Томаса. Сам же Рис отбросил щит и обнажил меч в одной руке, а боевой топор в другой. Справа люди Шанде сражались грубо и грязно. Это были отбросы улиц и тюрем и убить их было не так легко. В центре развивалось знамя Оксфорда, на котором была изображена излучающая свет звезда. Знамя настойчиво продвигалось вперед, окруженное отчаявшимися англичанами, которые сражались за утерянные дома и земли, за детей, которых некоторые из них не видели уже в течение двух лет заключения.

Центр армии Норфолка передвинулся вперед, и вся его армия изогнулась, как слабо натянутая тетива лука. Генрих оторвал глаза от сражения и посмотрел на холм. Там Глостер давал указания отряду резерва. Сэр Уильям стоял твердо. Нет, еще не время для него; дела сейчас обстояли и не очень плохо, и не очень хорошо, чтобы обратиться к нему за его ненадежной помощью. Справа тесно обступил края лорд Стэнли, но он пока не мог предложить ни помощи, ни угрозы.

– Уиллоубай!

– Сир?

– Поезжай к Оксфорду. Скажи ему разъединиться, если он сможет или действовать осторожно, чтобы не быть окруженным. Глостер посылает резерв, а я Толбота.

Сэр Роберт Уиллоубай ткнул шпорой в бок лошади. Генрих не следил за ним. Он выполнит свою миссию, чего бы это ему ни стоило, если только его случайно не убьют. Ни одна рана, даже фатальная, не могла бы остановить его, так как Уиллоубай был религиозным фанатом: Генрих был господом для него. Сэр Роберт был готов выполнить любую опасную работу. Но это раздражало Генриха, так как такая преданность лишила его способности мыслить. К его мнению нельзя было прислушиваться. Он слишком много думал над тем, чего хочет Генрих и слишком мало над тем, как безболезненно осуществить замыслы.

– Дядя, пошлите человека к Толботу. Скажите ему…

– Человек уже послан.

Они с нетерпением наблюдали, как резервная часть Глостера препятствовала Оксфорду разделить силы Норфолка на две части. Французская армия отступала и готова была напасть на Оксфорда с тыла. Господи, где же Уиллоубай? Рис был внизу! Нет, вот где Рис, выкрикивая проклятья на уэльском языке в адрес рабочих каменоломен, опьяненных жаждой крови, он вертел своим топором и мечом, пытаясь направить своих непокорных воинов в нужном направлении. Он удерживал их всех вместе. Оксфорд отступал.

После звона оружия и пронзительных воплей тишина, наступившая в результате разведения войск, была просто шокирующей. Генрих попытался заглотнуть слюну, но рот был до боли сухой. В нескольких футах между противоборствующими армиями, которые тяжело дыша смотрели друг на друга, лежали мертвые и раненые солдаты. Генрих засмотрелся на них. Некоторые слабо двигались, другие лежали без движения.

– Они смешали свою кровь, – подумал Генрих. – Когда люди могут быть еще ближе после этого? А они стараются уничтожить друг друга. В эти горькие времена смешение крови ничего не значило. Безнравственный дядя убивает беспомощного племянника, а брат сражается с братом на поле брани.

– Толбот верен, – с облегчением закричал Джаспер. – Посмотрите, как он рвется вперед.

Сила у него была не большая, но люди были дерзкими и пылкими.

Войска Оксфорда пришли в чувство, как только Толбот бросился вперед на правое крыло, поддерживая французов. Излучающая свет звезда, получив преимущество, двинулась вперед. Память десятилетнего унизительного заключения в тюрьме превратило девиз «За Англию и Святого Георга» в возглас страстного желания настоящей свободы, которую им могла принести только победа в этом сражении. Рис, находившийся внизу, почти утонул в диком крике сражения, которое было слышно со стороны уэльсцев.