– Разве свет фонаря не оберегает вас? – мальчик шепнул на ухо Добряку.

– Он был нашим спасением наверху, – весело ответил чудь. – Здесь же нам скрываться ни к чему. Народу чуди не страшна темень подземелий, где пересекаются миры. Нас бережёт проверенное снаряжение и опыт. Как твоё здравие?

– С виду мальчишка хрупче обсидиана, – откликнулся позади Хмурый. – Однако удар держит. Отдал бы половину доли, лишь бы посмотреть, как он уделал волшбой тех полых.

Впереди Задира улюлюкал ему в поддержку.

Лев попробовал оценить своё состояние. В теле явно происходила борьба неведомых сил, словно цепи отяжеляли конечности. Однако мальчику опротивело играть роль мешка на спине Добряка. Он вежливо попросил поставить его на пол.

Казалось, ноги лишились костей. Пройдя немного при помощи Добряка, Лев почувствовал приятную боль, наполнявшую мышцы.

– Так там наверху вы были в опасности?

– В смертельной, причём, – ответил Хмурый. – Не в обиду, малой, но если бы мы знали прореху в чарах фонаря, то хорошенько взвесили бы все «за» и «не стоит соваться» перед тем, как идти тебе на выручку.

Он неуклюже поправил носилки на плечах и выбил филина из удобного положения. Очевидно, не один Хмурый точил зуб на учёного пугача, потому тот гордо промолчал.

– Теперь-то все трудности позади, – примирительно сказал Добряк. – Можем расслабиться. Нет мочи всё время поджидать за каждым углом полого.

– Почему вы так боитесь нас? – недоумевал Лев.

– Ну, не тебя. Ты же не из числа полых, как я мыслю. Да и вовсе мы не страшимся. Хотя те рассказы, что про них твердят… Впрочем, кому я лепечу. Неспроста же мы тебя в яме отыскали.

Мальчик вдруг вспомнил голос в колодце:

– Женщина? Она разбудила меня, перед тем как вы пришли.

– Тебе явно привиделось. Там никого за версту не было. Мы же своих старух для общего покоя не посвящаем в тёмные дела.

– Тёмные? – с подозрением переспросил мальчик.

– Сам-то трезвонишь как вредная баба, – прорычал Хмурый.

Похоже, все чуди прислушивались к разговору, и даже филин направил очки на мальчика. Под взглядом пугача Лев ощущал себя его добычей, что дрожала в траве. Его впрямь пробрал озноб – от холода подземелья не спасала летняя рубашка.

– Мы караван, какой скитается от Осколка к Осколку, – сообщил Главарь, решив поставить точку на вопросе об их работе. – Как бы ни крыл нас филин, мы первейшие знатоки подземных стыков, и мастера тайных дел. Что-то забрать, что-то доставить без бумажной волокиты.

– Так я для вас посылка?

– Мы возвращаем тебя на родину, парень. Зайчонка выпускаем на зелёный луг. Считаю, не будет ничего постыдного, если за определённый риск мы озолотимся парой монет.

После наступила тишина, Лев боролся с мыслями, что мешали выловить из головы догадки стоящие внимания. Точно в подтверждении многих из них, за стеной пронёсся поезд метро. Подземелье колыхнулось и с верхней темноты посыпались камни.

– Мой дом всегда был рядом с тем колодцем.

– Не каждого ребёнка чаровники переправляют через Пелену, – Главарь лукаво глянул на филина, который недовольно поёрзал хвостом между тюков. – Не каждый ребёнок в мире полых взрывает комнату силой, о какой не слыхивали пару веков.

Задира и Хмурый принялись препираться, кто бы больше отдал монет за то, чтобы посмотреть на Льва при таком действии. Сам же мальчик за любую цену готов был стереть вчерашний день из воспоминаний.

Подземелье разрослось карманом, естественные колонны тут перемежались с обтёсанными подпорками. В центре нашедшая выемку вода образовывала большую лужу. Такое место само собой склоняло к привалу, и командир каравана, поставив фонарь на валун, объявил об остановке.

– Отныне, пернатый, ты как-нибудь своим ходом, – с нетерпением сказал Хмурый.

Он и Молчун бесцеремонно сбросили носилки с плеч, однако филин успел взлететь. Пожилой пугач взмыл к потолку, его мощные крылья привели в движение залежный воздух. Старость видна в её бездействии, теперь же в полёте филин впечатлял. Он сел на разрушенную колонну, стянул с глаз очки и замер, глядя на караван, и будто нарочито обходил вниманием мальчика.

– Ух-х! – болезненно выдохнул Хмурый.

Задира вернул приятелю задолженный ещё на поверхности подзатыльник. Оба приняли боевую стойку, чем не на шутку обеспокоили Льва. Кто знает, как чуди привыкли разрешать междоусобные трения. Только после того, как крепыши повалились в борцовских объятиях, смех Задиры раскрыл их дурачество.

– Переведите дух, поделитесь впечатлениями, – заявил Главарь. – Путь до дому долог и меня не прельщает провести его, выслушивая ваши жалобы и сопливую радость.

– По мне, так мы уже дома, – неожиданно пророкотал Молчун.

– Как сказать, – добавил Добряк. – Дом всё-таки там, где беснуются парочка спиногрызов, где любимое кресло. Где запах родной, где вся обстановка так и подмывает улизнуть в кабак.

Лев мог бы не согласиться с ним. Для него дом то место, где тебя ждут, куда тянет сердце, как бы удобно ты ни прижился в другом месте. Стены комнаты в красном доме продолжали окружать прежнее наполнение, но более при мыслях о нем нутро мальчика не трепетало.

– Славная работа требует славного дымка, – сообщил запыхавшийся Хмурый, забивая табаком крепкую трубку.

От него взметнулось маленькое облако, затем ещё одно. Белёсое кольцо Хмурый метко направил в сторону филина. Тот поморщился. Смутная человеческая мимика пугающе часто проскакивала среди клюва и оперения. Остальные чуди присоединились к затее Хмурого, трубка переходила из рук в руки.

Лев отошёл к луже, чтобы не утонуть в табачном тумане. Софья Лукина всегда одаривала красочным словцом мужчин, смолящих сигарету рядом с её сыном, от которого те проглатывали дым.

Едва отражение Льва легло на лужу неожиданный ее обитатель – бледная рыба ушла на дно, взбаламутив воду. Постепенно рябь утихла и обнажила на тёмной глади нечёткий облик черноволосого мальчика.

Холод резал и Лев обхватил плечи руками. В кармане рубашки жалобно хрустнул компас. Сломался он либо в борьбе с верзилой, либо при падении в колодец. Уже не имело значения. Для мальчика болезненней стало осознание того, что он ничего не захватил на память о маме.

Лев едва сдержал чувства, пробирающийся к горлу. Главарь застал врасплох, накинув ему на плечи тяжёлую куртку. За их спиной крепыши делились ужасами, что испытали на поверхности и восхваляли мальчика за хитрость у метро. Похоже, только старший караванщик понимал, что больше чем в похвале и жалости Лев нуждается в толике объяснений.

– Слыхал, у чаровников есть поверье, что тех, кто плохо вёл себя, чудища утаскивают под землю, – начал Главарь. – Может у их собратьев ходят подобные небылицы. Поджилки небось трясутся?

– Бывало страшнее, – честно признался мальчик. – Мне всё равно, что будет дальше.

– Обычно так говорят те, кто прожил чуток дольше.

– Извините, мне моих лет хватит.

Чудь нахмурился, он что-то пытался высмотреть в безразличии мальчика.

– Всё-таки страх часто полезен. Он заставляет любить жизнь… Ступай, отведай наш скудный стол, младой. Наберись сил. Думается, вскоре тебе придётся возводить жизнь сызнова. Отделаться одними мозолями редко кому удаётся.

Добряк достал из рюкзака пару мехов с молоком, завёрнутые в широкий лист овсяные лепёшки и гору сухого инжира. От предложенного угощения филин повёл клювом, его пай замял Молчун.

– Опостылели сухари да козья кормёжка, – проворчал Хмурый, запивая кусок, какой встал поперёк горла.

– В следующий раз прихвачу пару мешков угля и бочку солений, – обиделся Добряк. – Посмотрим, насколько под их тяжестью ты приблизишься к земле, коротыш.

Сам же Лев не мог проглотить даже крошку, повреждённую шею будто пронизывали спицы. Чтобы не огорчить добродушного крепыша, мальчик спрятал лепёшку в карман. Дождавшись, когда на лицах попутчиков проступит расслабленная отстранённость, он выложил то, что вертелось на языке с начала их знакомства: