Даже свинцовые тучи, которые надавили на Петербург, не помешают скоро рассвести новому дню. Хотя Лев полагал, что чудь это обстоятельство не волновало, и они подсознательно жались к фонарю, горящему на посохе их предводителя.

У торговых киосков завершающий зелёный парк караван застопорился.

– Эх, почти пробились, – обронил Добряк.

Тут Лев понял, куда чуди держат путь. Как бы они себя ни называли, их гномья натура сомнению не подлежала. Любые сказания расписывали дома гномов как крепости под землёй, а в Петербурге есть лишь один благопристойный способ спуститься туда. Вот только препятствием у дверей метрополитена оказалась запозднившаяся братия футбольных болельщиков, отпугивающая ранних посетителей. Неизвестно что подарили им их любимцы, повод праздновать или же запивать горе, но одно ясно: на входе вестибюля метро они окопались надолго.

– Будем прорываться, агась? – потряс Задира топориком.

Словно в ответ болельщики, подпирая друг друга, загорланили спортивный гимн.

Главарь покачал головой, и ретивый крепыш облегченно выдохнул.

– Спешите/день/надвигается, – филин в нетерпении ёрзал на носилках.

Его речи с металлическим потрескиванием не произвели на караван желаемого впечатления. Хмурый не удержался от насмешки:

– Был ли ты в бою, пернатый? Мне думается, тебе мышей на подносе приносили, пока ты книжки учился перелистывать. О полых не зря ходят жуткие байки. Чую, выкрутасами твоего фонаря их не проймёшь.

– Уловка/фонарь/жизнь/бережёт, – филин поправил очки, мимолётом продемонстрировав когти явно не для чтения заточенные. – Солнце/тени/сожрёт. По какой цене/свет/иного мира.

Теперь его слова возымели результат.

– Ты о чём болтаешь, старые перья? – не смекнул Задира.

– Фонарь не скроет нас при дневном свете, – догадался Добряк.

Молчун и Хмурый, не сговариваясь, скинули носилки. Над филином навис командир.

– Ах, ты, безмозглая птица! – остервенел Главарь. – Чего ты раньше молчал, что твоя игрушка полезна только в темноте?

– Лучше бы тебе, пернатый, отыскать доводы поубедительней, – Хмурый поменялся на глазах, напущенная суровость перешла в болезненную отстранённость.

Филин стряхнул шаль с крыльев и, будто смакуя всеобщее внимание, заговорил:

–Пустая/земля/опасна/зато/цена/пригожа.

– Отдал бы долю, чтобы отсидеть нынешнюю ночь в кабаке, – грустно сказал Добряк. – Однако же былое не воротишь. На что у нас не осталось времени, так это на распри.

Главарь нервно мерил шагами носилки, все взоры обратились к нему:

– Под фонарём мы невидимые, и, может статься, неслышимые. Однако, если же столкнёмся с пустыми, они вышвырнут нас из круга света. Считай пропал. Шесть полых на пятёрку чуди! Не в каждой песне сыщется такой скверный расклад.

– Если выманить их? – вдруг спросил Лев, да так, что вся бравая дружина вздрогнула. – Они не такие страшные, какими вы их представляете. Вас бы они испугались сильнее.

Караванщики недоумевали. Поняв, что смущается под их взглядами, Лев спустился со спины Добряка.

– Мои три бывших благоверных любили привирать будто я страшнее беззубого вепря, – произнёс Хмурый, явно принимая такое сравнение за салют в сторону своей мужественности. – Всё же у меня сохранилась надежда обзавестись четвёртой. Ну и просто не хочется, чтобы из меня вытащили всю мою чудскую сущность. Однако ж, парень, тебя я готов выслушать. В передрягах со здешними полыми опыта тебе не занимать.

Под одобрительный гомон спутников Лев подобрал камень и швырнул его по направлению к болельщикам. Тот половины расстояния не преодолел.

– Что-то в таком духе, – опустил мальчик плечи. – Мы же как-никак невидимые.

– Младой на выдумку хорош, – оскалился Главарь.

Хмельная компания раззадорилась отвратительнее прежнего: перевернули мусорную урну, окурки сигарет фейерверком запустили в небо, а самый обессиленный из них задремал, облокотившись на перила. Зачинщик, что хрипло скандировал неприличную речёвку, метнул початую бутылку в ближайший киоск.

В ответ на них посыпалась придорожная галька.

Взвизгивая под обстрелом, фанаты кинулись к парку, разыскивая наглецов, бросивших им вызов. Однако, не найдя никого живого, они глупо чесали ушибленные места, и только зачинщик грозил безлюдной улице. Она расплатилась с ним банками из-под газировки, летевшими от мигающего фонаря. Хулиганы взвыли от боли и бросились врассыпную.

Под прикрытием обстрела неуёмного Задиры караван перебежал ко входу в метро, как вдруг лестницу им преградил проснувшийся дебошир. Не понимая, отчего улепетывают его приятели, он принялся размахивать руками в поисках врага.

– Берегись, – сдержал всех Главарь. – Не прикасайтесь к нему.

Задира нацелил было камень в бестолковый лоб, как Хмурый, вытащил из-за пазухи курительную трубку и подсунул её дебоширу под нос. Сражённый небывалым приступом чиха хулиган перелетел через перила.

– Ты прав, малой, – прошептал довольный собой Хмурый. – Что чаровники, что полые одинаковы. Слеплены из одного постного теста.

В вестибюле сонная контролёрша подняла бровь на хлопнувшие двери. Ей было невдомёк, что за долгие годы службы у неё под носом прошмыгнуло сразу шестеро безбилетников, не считая вредной птицы. От массивности Молчуна турникет опасливо заскулили, и крепыши в спешке дотащили его за носилки до самого эскалатора, где в их рядах вновь случилось смятение. Чуди тихо ругались и толкались, словно боялись потерять равновесия, а когда очутились внизу дали дёру по пустому коридору.

Освещение метрополитена тем временем сходило с ума. Рекламные экраны кривились, банкоматы зло пищали, когда караван мимо них проносил свет из иного мира.

На пустой платформе чуди перевели дух. Неподалёку размеренно жужжал пылесос уборщика, и только полицейский патруль нёс дозор у автомата с кофе. Их заспанные глаза не отражали непрошеных гостей Петербурга.

Лев отчего-то счёл, что они будут ожидать поезд, но караванщики столпились на краю платформы у невзрачной двери с кодовым замком. Главарь замешкался, свободной рукой обыскивая карманы. Его секундная неуверенность привела к волнению среди остальных. Задира был готов запустить пальцы в бесчисленные одежды командира. Тот, щёлкнув ему по лбу, поднял над собой клочок бумаги. Лев разобрал на нём витиеватый почерк, цифры будто переплетала виноградная лоза.

Главарь вдавил шифр в замок и дверь отворилась. Чуди по очереди прошмыгнули в узкий коридор, ограждённый решёткой от путей. Фонарь над головами каравана, оставшись без соперничества электрических ламп, залился уверенным светом и заставил трепетать аварийные огни.

– Чую родной дух, – сообщил Задира. – Ныне попроще станет, агась? Вот бы у меня завалялась фляжка сбитня да полдюжины жареных голубей.

Едва он мечтательно причмокнул, как послышался нарастающий рёв, и, таща за собой порывы воздуха, поезд прижал к стене чудь.

Вихрь украл дыхание, но всё же Лев не отвёл глаз. В окнах поезда он напрасно пытался зацепиться за каждое лицо-вспышку. Ему хотелось отложить в памяти воспоминание о сонных людях, чья жизнь тиха и размерена. Быть может там, куда его ведут ему более не суждено увидеть человека. Такая будущность не пугала. Похоже, у чувств есть предельный запас и страх попросту истощил сам себя.

– Говоришь дома уже? – бурчал Хмурый. – Мне же померещилось будто ты, как мои портки, вслед за той громадиной чуть не улетел.

Звучно щёлкнуло. Дверь с облупленной надписью: «Не влезай!» поддалась командиру, и караван двинулся по туннелю, запущенному и затхлому. Вскоре заплесневелая плитка на стенах начала пропадать, её каплей за каплей сдирали грунтовые воды. Туннель расширялся перед путниками, на полу встречались рытвины и глыбы камней. Потолок терял правильные очертания, скоро свет фонаря перестал до него дотягиваться. Как, впрочем, и до некоторых попутчиков, Задира ушёл далеко вперёд, как полагается разведчику, Молчун и Хмурый под весом носилок уступали остальным в прыти.