Как же давно он не видел блеска в её глазах, какой загорелся, когда она соединила на свету две схемы. Как же давно он не видел её без маски.
– Невероятно, – восхитилась Похоть. – «Квочка» способна создавать устройства сразу с заложенными приказами. Полностью самостоятельные и с подобием разума наращённого на волю создателя. Такое не подвластно технологиям чаровника.
– Единственный механизм доставил мне неприятностей в Сточных водах, – припомнил Двуличие. – Сколько же Кагорта создала их за годы?
– Вот оно наше оружие! – воспрянул Алчность.
Он беззастенчиво вырвал чертежи из-под носа Похоти. Та не рассерчала и будто улыбалась за маской. И только Двуличие не разделял радость товарищей.
– Этого мало, – прошептал он.
Похоть и Алчность от проскочивших чувств друга замерли.
– Мало? – выплеснулся вопрос из-под зелёной маски. – Паучиха готовит армию автоматонов, способную усыпать костями дорогу до трона. Узнай царь о таком, его метлой из-под койки не выгонишь.
– Кагорту не волнует борьба за трон. Если она и спустится со своей башни, то не ради междоусобной резни дворян и фабрикантов.
– Нет, нет! Ты просто не в силах поверить выпавшему счастью! – отрицал Алчность, хотя его плечи уже поникли.
– «Квочка» не решит наших трудностей, – угрюмо вставила Похоть. – Даже если мы завладеем ею, то не переделаем готовых автоматонов под себя, а без постоянных поставок сырья мы не создадим даже взвод.
– А-а-а! – Алчность потряс руками и схватился за голову. – Какие же вы оба умные. Аж, тошно. Так мы опять ни с чем? Бес, бес, бес!
Двуличие шагнул к напарнику, но застыл на месте, не ведая, чем ему помочь.
– Мы должны выяснить полный замысел Паучихи, – проговорил он вернувшимся безразличным тоном. – Уверен, «Квочка» лишь малая часть плана, который она вынашивала всю жизнь. Борьбой за власть старуха привлекла на свою сторону фабрикантов, подобных Пряному. От них она получает средства и влияние.
– Так ты продолжаешь верить, будто, подчинив её неведомое оружие, мы победим остальных наших врагов?
– Фока Строитель перед смертью уверял, что оружие Кагорты способно принести победу и освобождение!
– Освобождение… Как складно ты поёшь, – промямлил Алчность. – Простите, что-то меня заносит последнее время.
– Нам не стоит здесь задерживаться, – напомнила Похоть.
Мужчины молча с ней согласились. Двуличие направился к вентиляции:
– Как выберемся наружу, каждый выходит с острова своим путем. Раствориться в ночном торжестве и хмельном тумане стражи не составит труда.
Он и Похоть впервые встретились взглядами, и оба словно искали какой-то смысл в прорезях маски.
– Потом мы должны приложить все усилия, дабы проникнуть в Собор. Даже если придётся схватиться там с Паучихой, мы найдём оружие…
– И даже в Ряженье вы не хотите промочить горло как в старину? – вдруг проронил Алчность.
Он завис над сундуком, мелкие переливы от рубинов гуляли по его маске.
– Лучше не трогай, – вновь предупредил его Двуличие.
– Отчего у меня слюнки текут? – недоумевал Алчность. – Под ногами просто валяются камешки ценою в маленький плодородный Край. Вы-то оба с детства к такому приученные.
– Вздор, – Похоть насторожилась. – Мы лишились привилегий, когда посвятили жизнь нашей борьбе.
– Ха, борьба, – усмехнулся Алчность. – Для всех мы террористы. Уроды какие не хотят жить по общим правилам.
– Ты же не забыл, что мы на верном пути? – Двуличие медленно подходил к другу. – Как долго ты не снимал маску?
– А ты?
– Глупая шутка, – выдохнула Похоть.
– Знаю. И всё же признай, друг, ты был бы не против хоть на минуту снять её с себя. Почувствовать ветер на лице, прикосновение любимой женщины… – Алчность небрежно указал в сторону Похоти. – Или хотя бы её. Ловил ли ты себя на желании забыть про нашу великую мечту?
– Не место для подобных дум, – настаивал Двуличие.
– Вот и меня сейчас терзает слабовольная мысль. Забрать себе сундук и жить во лжи до скончания дней. Как же это было бы легко.
– Прошу, давай уйдём отсюда, – в просьбу Похоть вложила все чары, какими женщины властвуют над мужчинами.
– Хорошо, – согласился Алчность. – Кто же вместо нас спасёт Осколки? Но всё-таки дайте мне хотя бы приласкать чужое золотце…
Безумец, мурлыкая себе под нос, положил ладонь на монеты и тут же издал возглас боли. За пальцы его ухватила обычная мышиная ловушка.
– Гляди-ка, богачи тоже крыс не переносят!
– Попались, – проронила Похоть.
В одно мгновение сервомасло в большом баке забурлило и понеслось по трубкам. Автоматоны по углам встрепенулись,
Двуличие немедля среагировал и ударил приказами сразу по двум устройствам. Похоть сотворила то же самое с остальными, пока Алчность усиливал границы сферу. Автоматоны запнулись – их защита от чар оказалась пробита. Однако присоединённые к мехстражам шланги со свежей дозой сервомасла вталкивали в их примитивную нервную систему волю Трисмегиста Пряного.
«Покарать! Покарать, крыс!»
Тогда Двуличие запустил в одного тёмную щупальцу и разорвал его на части. Секундной свободы другому автоматону хватило, чтобы направить на воров сопло на руке.
– Огнемёты! – воскликнула Похоть с удивлением.
Тёмная материя разрубила огнемётчика пополам, но тот успел превратить кабинет в печь. Сонный газ под давлением и жаром воспламенился. Приглушённо хлопнул взрыв, и сфера Алчности уменьшилась вдвое, а сам чаровник рухнул на колени.
В огненном шторме оставшиеся автоматоны добавляли пламени из своих орудий. Преломлённое пространство уберегало от жара, но не мешало им войти в него и сжечь прятавшихся внутри незваных гостей.
– Не слишком их заботит хозяйское барахло! – весело проверещал Алчность.
– Им велено уничтожить улики! Спасай чертежи! – крикнула Похоть Двуличию.
Тело женщины вдруг покрылось рябью, и она ринулась к огнемётчику. Помехи сделали её едва видимой для автоматонов. Одним ударом дубинкой в механический сустав она сломала руку с огнемётом. Вторым – она перебила артерию с сервомаслом. Автоматон лишился способностей двигаться и подал сигнал другой машине. Та повернула сопло в его сторону и выпустила пламя.
Поток огня в шаге от женщины сделал вираж и устремился к вздёрнутой руке Двуличия. Ему удалось приручить родную стихию. Чертежи «Квочки», накладные и банковские счета Трисмегиста Пряного взвились горящими мотыльками.
Комната пылала, и люстра, свисающая с потолка, начала плавиться прямо на Алчность.
– Надоело! – проорал он и вновь взорвал помещение.
Сметающая волна окатила всех горящими кусками мебели и брызгами металла. Удар выбил из равновесия Двуличие. Глаза покрыла муть, потому он отдался на волю своей маски. Теперь ему стало видно всё. Мужчина рассмотрел огненный бедлам со всех сторон, его взор даже проник за стены и потолок: к двери хранилища стягивался ещё десяток автоматонов.
Он почувствовал мысли своих напарников: неистовство, охватившее Алчность, страх Похоти.
«Нужно выбираться, – решил Двуличие. – В таком состоянии Алчность покалечит себя и в придачу взорвёт половину улицы».
Двуличие ощутил, как боль стягивает его лицо, как маска впаивается глубже в череп. Несколько месяцев, может год жизни, он потратит, чтобы выбраться из пекла.
«Так мне и надо, – усмехнулся про себя мужчина. – Как и говорила Похоть, нужно было разработать план получше. Спешка убивает».
Свет потянулся к человеку в чёрно-белой маске. Пол под ним треснул. Потолок и стены комнаты выгнулись…
Пара городовых, патрулирующих улицу, увидели, как один из домов богатеев всеми этажами потянулся к луне, а затем просел и начал громко рассыпаться. Вот же хозяин удивится, когда вернётся с пирушки у царя.
...Все трое на секунду зависли в полуметре от поверхности, перед тем как плюхнуться на перину залежного снега. Сырой ветер колыхал дымок тлеющей одежды. Снег пришёлся впору после пекла, устроенного в хранилище.