Вьюны разом достали колокольчики и нависли над склянкой с едва переливающейся густой жидкостью, которую Лев видел в ёмкостях автоматонов.
– И ежу по силам, – оценил Пимен.
Лев же сконфуженно перебирал в руках молчаливый колокол.
– Закрой глаза, – прошептал ему Клим. – И п-представь, что ты переливаешь в склянку своё желание сделать что-то н-нужное.
– Что именно?
– Сходить в туалет, – к ним повернулся Вий, и Клим прыснул в кулак. – Разве найдётся причина, которая остановит тебя, когда перед тобой долгожданный нужник.
На протяжении какого-то времени Лев пытался впихнуть в склянку желание о скорейшем возвращении Киноварного. Он бы не отступил до конца занятия, но к нему подошла мастер и напомнила, что, «тужась», чары из себя не выдавишь. От её слов мастерская наполнилась смехом, и пристыженный Лев бросил своё занятие. Ему оставалось только слушать льющийся голос Юлии Скобель. Она рассказывала, как проще отделить желание от других мыслей, как вредны чувства робости и неуверенности при чаровании.
В конце занятия у немногих подмастерьев сервомасло приобрело светлый оттенок. Больше всех успехом бахвалился Пимен, однако, когда мастер вылила его склянку на сердце-механизм, результат был нулевой. Зато от масла Клима главная часть автоматона раскрылась и выставила наружу «паучьи» ножки, которые и должны были приводить в действие остальные приводы.
– Заберите с собой капли сервомасла, – сказала Юлия Скобель при завершении занятия. – Упражняйтесь самостоятельно до нашей следующей встречи. Когда уроки дойдут до серьёзных чар, никому не будет позволено чаровать в одиночку.
После обеда, улизнув от расспросов Проши, Лев приступил к обязанностям трубочиста. Впрочем, знакомая работа ладилась, и вечер настиг мальчика внезапно. Пора было направляться в корпус Ветра. Лев обязан был поделиться с Бабой Ярой переменами своей жизни и попросить совета, а Клим обещал помочь ему с письмом.
За входом корпуса сегодня дежурил Дым. Как, впрочем, большую часть дней. Льву стало жаль подмастерья, который так отличался от других.
Как бы вьюны относились к нему самому, узнав откуда он?
Корпус Ветра угнетал своим серым полумраком. Его жители сидели по комнатам, и лишь хорошо знакомые Льву вьюны сторожили дверь в конце коридора.
– Мы загнали твоего приятеля в угол, – осведомил Пимен. – Заложили вентиляцию в нежилой комнате, где разбросали тыкву и хлопковые платки, какими хмурь любит полакомиться. Сегодня он заплатит за все пропавшие носки.
– И за скверное настроение, – поддержал Игнат.
Лев вспомнил жалкое создание со слезливыми глазами.
– Так кто им займётся? – спросил Вий. – Кинем жребий?
Тут-то его предложение встретило отпор. Все начали ссылаться на какое-то противопоказание к насилию.
– Я сделаю, – сказал Клим без запинки.
Никто более не спорил, и застенчивый вьюн, взяв мешок с дубинкой, заперся в комнате.
– Видать, у хлюпика накопилось, – предположил Пимен. – Всего-то причёску подпортили. Мне вон кислоту разлили на стул, аж исподнее прожгло.
– Помню, как Клим обмолвился, что ему привычно губить кроликов у себя на ферме, – почесал шевелюру Игнат.
– Во-во, мало ли что у тихони крутиться в голове.
Пока Игнат и Пимен шушукались, Вий за локоть утянул Льва в сторонку.
– Извини, Лев, – сказал вьюн. – Ты попал под раздачу. Слышал, Миронов давно хотел заняться мной. Даже удивлён, почему они подставили Янока, а не меня.
Лев молчал, Вий своим извиняющимся тоном застал врасплох.
– Ты порядком удивил, когда старших всполохов не испугался. И с посохом Распутина чего учудил. Ну, и с обучением. Наверное, не зря ты оказался у Бабы Яры.
Лев смутился не на шутку. Вий, похоже, проникся к нему уважением.
– Надо отправить весточку ей, – только лишь придумал Лев.
– Давай вместе с Климом напишем письмо, – подхватил Вий. – Рассказать есть чего.
– Всё же ты смельчак, Лев, – вмешался Игнат, положив руку на плечо трубочиста. – Вий рассказал, как ты выступил против всполохов.
– Ага, как чуть в обморок не рухнул, когда в тебя сама лебёдушка Бажена вцепилась, – широчайшая ухмылка не сходила с лица Пимена. – Ох, уж эти девичьи поверья.
– Вдруг он с запозданием опрокинулся, и дело не в посохе Распутина, – от слов Вия по корпусу Ветра разошёлся смех.
– Верно говоришь! Ведь Лев не похож на дурачка, какой бы стал тягаться с мастером-ткачом.
Чуть позже, к ним вышел Клим по локоть в серой пыльце. В глазах стояли слёзы, и на вопрос о хмуре он надломлено ответил:
– Он больше нам не испортит настроение.
После того как Клим отмылся, вьюны отпаивали его горячим взваром. Пимен ради такого повода вытащил из тайника корки лимона, которые стянул во время наказания на кухне.
Эффект от пыли хмуря вскоре ослаб, и Клим предложил написать письмо Бабе Яре. Лев увидел, что в письменности Вий не так далеко ушёл от него. И подшучивали ребята только над кудрявым пареньком, ведь трубочисту было не зазорно каркать и мычать при чтении простейшего слова. Они почти закончили письмо, когда к ним спустился Дым. Он сказал, что у входа в корпус трубочиста ожидает посланник.
Ребята по-свойски распрощались со Львом. День заканчивался победой над хмурём и письмом Бабе Яре, и без них он был насыщен приятными минутами. Небывалое воодушевление трубочист вытащил из подвала Ветра.
– Пошевеливайся, трубочист, – негодовал подмастерья в одежде к страты Воды. – Ключник заждался.
Каспару не даёт покоя, что его работник отлынивал полдня, усмехнулся про себя Лев.
Так они с росом добрались до третьего этажа башни и остановились у одной из дверей.
– Тебе сюда, – сказал рос и поспешил скрыться. Время близилось к комендантскому часу.
На всю аудиторию горела одна лучина в центре. Лев подавил в себе желание достать янтарь, чтобы его свет прогнал из углов тьму.
– Ваша милость… – позвал трубочист.
Неожиданно что-то ударило его в запястья, а после неведомая сила потянула в темноту.
– Перестань визжать, отрепье, – приглушённый голос раздался надо Львом. – Не дёргайся, ибо ты предстал перед истиной силой Башни Трёх, хранителями её традиций.
Безумная смесь из страха и ярости ударила в голову Льву. Он готов был накинуться на обидчика, но в правую ногу вцепились клешня. Трос на захватном устройстве напрягся, и мальчика растянули в воздухе.
Это походило на четвертование, ужаснулся он.
– Ты есть чернь, возомнившая, что способна встать в ряды благородных господ, коих воспитал Собор, – продолжал голос. – Наш долг – указать тебе твоё истинное место. Мы зрим и караем. Назови наше имя, слуга!
Лев приподнял голову. Перед ним стоял человек в колпаке палача. На лбу в полумраке светился белый знак. Око в петле.
– Зеница и Виселица, – прохрипел Лев. Первые чувства отхлынули, и взамен появилась некая покорность перед будущим.
Колпак кивнул. Со всех сторон зашуршали длиннополые одежды. Льва окружили.
– Теперь внимательно слушай, слуга. Своим обучением ты оскверняешь Собор. Ведь его знаний заслуживают благородные и просвещённые отпрыски рода чаровников. Откуда тебе, рождённому в грязи, взять возвышенные достоинства, присущие господам. Ты слуга и предназначение твоё служить.
Палач присел на колено. Тон его приобрёл благосклонность:
– Однако Зеница и Виселица знает, что есть милость. Мы можем даровать тебе прощение.
Стройный стан, манера речи… Остывший разум Льва приметил схожесть. Перед ним был Аскольд Миронов. Его слова о прощении вновь разожгли гнев в мальчике.
– Страта Ветра наша благотворительность, – Лев сквозь мечущийся разум с трудом разобрал, о чём говорил Миронов. – Но что, если те, кого мы осыпаем дарами, плюют на нас, гадят в доме, что дал им крышу и тепло. Затем должно следовать наказание, ибо в противном случае дающий кров потеряет уважение. Теперь слушай, слуга, внимательно! Когда придёт время, ты выполнишь указ Зеницы и Виселицы. Иначе перед тобой закроет врата не только Собор, но и Цех твоего низменного ремесла.