Ответ очевиден. И мне становится не по себе, когда я думаю об этом.

Мы оставались в джакузи, пока моя кожа не приобрела золотистый оттенок, а солнце начало опускаться за деревья.

Несмотря на то что меня тянуло к нему и хотелось, чтобы его руки были на мне, я оставалась по другую сторону джакузи, пока мы перебрасывались вопросами друг с другом, узнавая друг друга так, как нам, наверное, следовало бы сделать в первые несколько раз, когда мы были вместе. Но теперь слишком поздно возвращать все назад. И несмотря на все это, я бы не захотела, если бы мне предоставили такую возможность.

Мы смыли хлорку со своей кожи, руки и губы были повсюду, пока мы делили огромную душевую кабину, но ни один из нас не пошел дальше. Это было идеальное сочетание досады и успокоения.

Не буду врать, я немного испугалась, когда он рассказал историю о Тео и вазелине.

Очевидно, что у него гораздо больше опыта в таких делах, чем у меня, и страх, что я недостаточно хороша, что я слишком нерешительна и наивна, взял надо мной верх.

Но я верила словам, которые он говорил, чтобы успокоить меня. И да, несмотря на то что он был твердым с той секунды, как вытащил меня из джакузи, и до тех пор, пока не натянул на ноги боксеры, он не пытался добиться большего. Он не давил на меня, пытаясь взять больше, чем я была готова дать. Не то чтобы я не хотела. Если бы он прижал меня к стене и обернул мои ноги вокруг своей талии, я была бы полностью согласна.

Я зажмурилась, представив нас, спутавшихся вместе, и воду, льющуюся на нас.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Алекс, его глубокий, звенящий голос вырывает меня из моих грязных фантазий.

Я моргаю, отгоняя мысли, когда он становится между моими коленями и накрывает мои щеки своими мучными ладонями.

— О тебе, — признаюсь я.

После того как мы вышли из душа, Алекс объявил, что мы готовим пиццу, и поднял меня на стойку рядом с тем местом, где он занялся приготовлением свежего теста для основы.

Если раньше я думала, что ситуация с круассанами взорвала мой мозг, то теперь я не знаю, что со мной сделал вид того, как он замешивает свежее тесто. Однако я точно знала, почему он остался без рубашки на этом мероприятии. Он думал только обо мне и моем удовольствии. И мне это чертовски нравилось.

— Вот что мне нравится слышать, — пробормотал он, прежде чем наклониться и впиться в мои губы.

— Ты когда-нибудь готовил для другой девушки? — спрашиваю я, когда он отстраняется.

— За пределами нашей семьи — нет, — честно признается он.

— А ты?

Я не могу удержаться от смеха.

— Что смешного?

— Ну, во-первых, я бы не стала приглашать в нашу квартиру даже своего злейшего врага. Даже если бы это означало, что я могу отравить их своей стряпней.

— Я уверен, что все не так плохо.

— Это говорит парень, который вырос в особняке, а теперь имеет собственную двухкомнатную квартиру в шикарном районе. Да, я понимаю, почему ты пришел к такому выводу. Сколько раз тебе приходилось отбрасывать использованные шприцы в сторону на лестничной площадке, чтобы твой младший брат не вставал на них?

Алекс поморщился и расправил плечи.

— Ты туда не вернешься. Никогда.

Как бы мне ни нравились его слова, я не могу за них ухватиться.

— Это наш дом, Алекс. И что бы я сделала вместо этого, переехала бы к тебе? — шучу я.

— Да.

Я отпрянула назад, почувствовав уверенность в его голосе.

— Ты сумасшедший. Я не могу просто переехать в твою квартиру. Мы… мы едва знаем друг друга.

— Сейчас нас все устраивает.

— Да, но мы как будто… в отпуске или что-то в этом роде. Я не собираюсь вторгаться в твою жизнь.

Он качает головой, как будто это я сошла с ума.

— Ты слишком много думаешь. Я хочу, чтобы ты вторглась в мою жизнь. До тебя моя жизнь была отстойной. — Я поднимаю брови. — Ладно, не совсем отстой, но я был одинок и… — Он вздыхает. — Ты здесь… Это делает все лучше.

Потянувшись вверх, я имитирую его позу, обхватывая ладонями его челюсть.

— Ты — что-то нечто, — шепчу я, заглядывая ему в глаза в надежде узнать больше о том, кем на самом деле является этот опасный солдат Чирилло.

Он пожимает плечами.

— Ты — все.

Он снова целует меня, а когда в конце концов отстраняется, то упирается своим лбом в мой.

Таймер, который он установил на своем телефоне, чтобы тесто подошло, пикает, и он отходит, оставляя меня холодной без его прикосновений.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, когда он опускает руку к своей промежности.

— Лучше не бывает, — отвечает он, игриво подмигивая мне через плечо.

— Значит, у тебя нет бывших парней, о которых я должен беспокоиться? — спрашивает он, возвращая наш разговор в нужное русло.

Я смеюсь.

— Ну, был один.

Его позвоночник напрягается от моего признания.

— Да, мы с Лиамом были близки. Мы даже говорили о браке и о том, сколько детей мы хотим.

— Ч-что? — вздохнул он с недоверием.

Я стараюсь держать лицо серьезным. Мне очень, очень хочется, но через несколько секунд моя улыбка вырывается наружу.

— Что? — спрашивает он, хотя это прозвучало совсем не так, как в прошлый раз, когда он спрашивал.

Я непривлекательно фыркаю.

— Да, это было серьезно, — говорю я, теперь не в силах скрыть свое веселье.

— Иви, — рычит он, бросая в меня облако муки. Она покрывает мои голые руки, черную майку и шорты.

— Четвертый класс. Мы встречались всего два часа, пока он не украл мой любимый розовый карандаш и не сломал его.

— Вот болван, — шипит Алекс. — Что ж, его потеря — моя выгода.

Потянувшись за пакетом с мукой, я бросаю свою горсть обратно.

— Это правда?

— О, теперь у тебя проблемы.

Следующая горсть сыпется мне на голову, прежде чем я спрыгиваю со стойки и бросаю одну обратно.

Через несколько минут нас окружает огромное белое облако, и мы оба, похожие на снеговиков, катаемся по полу, так как он повалил меня на него, используя то, что я могу охарактеризовать только как искусный борцовский прием.

Мои запястья скованы над головой, а ноги зажаты между его мускулистыми бедрами, и я не могу сдвинуться ни на дюйм.

— Посмотри, что ты наделала, Лисичка, — говорит он, не глядя никуда, кроме как в мои глаза.

— Я? — задыхаюсь я. — Я думаю, ты осознаешь, что это ты бросил первую горсть.

— Докажи это.

Опустив голову, он проводит носом по моей челюсти, а затем облизывает горло.

— Уф, — жалуется он. — Я облажался.

— Да? — Я стону, наклоняя голову в сторону, чтобы дать ему лучший доступ.

— Надо было бросить сахарную глазурь. Это дерьмо отвратительно. — Но как только он произносит эти слова, жар его языка возвращается.

— Похоже, тебя это не останавливает.

— Ничто меня не остановит, когда дело касается тебя.

Его обжигающие поцелуи перемещаются по моей груди, а затем он снова проделывает путь вверх, захватывая мои губы.

— Фу, — жалуюсь я, когда его язык переплетается с моим. — Мерзость.

— Осторожнее, Лисичка. Обидишь меня слишком сильно, и только один из нас получит счастливый конец.

— Ты не получишь, — шиплю я, когда он садится.

Его грудь покрыта мукой, а загорелая кожа бледна.

Не в силах остановиться, я протягиваю руку и рисую пальцем на муке.

ИВИ.

Его грудь вздымается, пока я медленно пишу каждую букву, его глаза буравят меня, когда я сосредотачиваюсь.

— Моя, — шепчет он.

— Твоя.

Воздух между нами потрескивает от электричества, и ток становится только сильнее, когда моя рука соскальзывает с его бедер, чтобы погладить его длину, которая снова упирается в ткань.

— Иви, — простонал он, сглотнув, отчего его шея запульсировала самым восхитительным образом.

— Что? Ты хочешь, чтобы я остановилась?

Его глаза вспыхивают, серебро становится темно-серым, когда я слегка сжимаю его.

— Я… — Он зажал губы между зубами. — Я пытаюсь вести себя хорошо.