Что чудищу огромадному наши косы и вилы? Оно же размером с несколько домов, а чешуя у него – железная! Не убить его вилами. Огнем тоже не убить, да только я внутри птицу-огневицу удержать не сумела. Она сама вырвалась, как из клетки, замахала крыльями, заклекотала грозно и словно муравей на волка – ринулась на недруга.

Поле сухое вспыхнуло разом, затрещала вокруг стена пламени… и разом трава зеленая восстала, спутала меня, к земле прижала силою. Неприятно, даже больно. Я завопила, растопырила пальцы, вскочила… и вдруг поняла: стою я совершенно голая (и рубашка, и сарафан сгорели мигом) супротив незнакомца, высокого и синеглазого, в черном как ночь одеянии. Трава опала, огонь потух. А ни япщурицы летучей, ни птицы-огневицы нет больше.

Вскрикнула, присела быстро, волосами укрываясь. Подбежал отец, на ходу скидывая потную рубаху и меня укутывая, следом дед и братья. Встали стеной, меня от взора незнакомца закрывая.

– Жар-птица? – выдохнул синеглазый. – Откуда? Они же давно вымерли! Вот уж диво!

Я зажмурилась.

– А ну, кто такой? – грозно спросил отец, тыкая в синеглазого косой. – Что от детей моих хотел?

– Убери железку, пока цел, – посоветовал незнакомец. – С миром прилетел. Не признал, что ли? Дракон я. Из дома Темного леса. Не трогал я твоих детей. Спросить хотел…

Медленно и неохотно отец склонил буйну голову. Кланялся в ноги он только батюшке-царю, а больше никому.

– Спрашивай, владыко.

– Засуха у вас? Дождя просите?

– Не то, чтобы засуха, – проворчал отец, выдыхая. – Но дождь надобен давно. Колодцы уж измельчали, лес сухой стоит. Одна искра и…

– Жар-птица пролетит, и не будет леса. Поля, наверное, тоже, – хмыкнул дракон. – Ишь ты, какая грозная!

– Нравится девка? – отец вскинул голову. – Забирай взамен на дождь!

Что? Как это – забирай?

– Одни беды от нее, огнем пыхает, ночами полыхает. Избы горят, люди злое говорят. Скоро соберутся и выгонят девку в лес, а то и в колодце утопят.

– Отец! – простонала я, не веря. – Да что горит-то?

Не было ведь ничего, я осторожная! И не видел никто! И лес однажды только горел, так я ребенком еще была!

– Молчи, ведьма, – не преминул меня одернуть дед. – Голову не поднимай, проклятая!

– Не пойму что-то, зачем мне жар-птица? – скучающе протянул синеглазый.

– Так вы ж все равно красивых да одаренных дев забираете. Нешто некрасива? Аль силы в ней мало?

– Красива, – признал дракон. – Только…

– Так чего ждать смотрин? Тебе – дева-птица-огневица. Нам – дождь да урожай.

Я посмела поднять глаза, выглянуть из-за отцовской спины. Дракон выглядел растерянным.

– Утопят в колодце, – повторил отец, упрямо набычившись.

– Ладно, я понял. Забираю красавицу в обмен на хороший урожай. Честная сделка.

Я стояла ни жива ни мертва. Не думала ни гадала, что меня в чистом поле беда поджидает. Родная семья отдает чудищу поганому!

– Помилуй, батюшка, – повалилась я в ноги родителю. – Своей рукой убей, только прочь не гони!

Дед звучно сплюнул на землю, а отец рывком схватил меня за плечи и поставил на ноги, оправляя задравшуюся мужскую рубаху.

– Не позорься, Янинка. Для твоего же блага. Здесь тебе жизни все равно не будет. Или ты деревню спалишь – и в омут. Или ждать не станут, убьют по-тихому. У драконов спокойнее. Служить им будешь, терем мести или деток нянькать. Глядишь, и научишься чему полезному.

Я поняла, что жалеть меня никто не будет. Отец, наверное, желал мне добра, но от его предательства в груди жгло огнем, а кончики пальцев покалывало. Видно, и взаправду подчиниться нужно, не то поле спалю. Очень хочется.

– Что же, птичка, верхом ездить умеешь? – угрюмо спросил дракон.

– Кто ж не умеет-то?

– А без седла?

– И без седла. И на лошади, и на осле, и на козе, и на поросе пробовала. На драконе, чай, не сложнее.

Взгляд странного мужчины стал еще темнее, он дернул щекой и скомандовал:

– В сторону отходите!

Мы его послушались, шарахнулись. А потом вдруг высоко взметнулась из сухой земли зеленая трава, оплетая дракона, скрывая его. Миг – и нет боле человека, только япшурица поганая лапами сучит.

– Полезай верхом, дочь.

– Да поняла уже.

Не обнявшись, не поклонившись отцу напоследок, я упрямо вскарабкалась чудищу на загривок. Горькая обида застилала глаза, не верилось мне, что никогда больше я матушку и младенчика ее не увижу. Дед откровенно улыбался щербатым ртом, отец хмурился. На лице Евсея тупое удивление. Ко мне он любви никогда не питал, но и не задирал, защищал даже порою. Впрочем, вряд ли он бы стал меня из омута вылавливать. Машка же со Степкой смотрели с любопытством и даже восторгом. Им все было в новинку.

Япшурица взмахнула крыльями, я крепко вцепилась в костяной нарост на ее башке, прижалась грудью к шее – словно и в самом деле на неоседланном жеребце сидела. И мы скакнули – чисто как через канаву, только вверх. Не приземлились на землю, а наоборот – выше и выше забирались. Ну, я однажды тоже так пробовала, да вовремя опомнилась. Мне над лесом нельзя: ежели хоть одно перышко упадет, то все, был лес – и нет его. Поэтому, как бы ни хотелось расправить крылья и слиться с ветром, я заставила себя вернуться.

Драконам всяко проще. У них чешуя холодная и не сыплется.

А я решила, что ну их всех в баню – и деда, и батьку жалостливого, и всех соседей, которые на меня пальцем показывали, и детишек, что любили из-за угла на меня ведро воды выплеснуть. Ни по кому скучать не буду, только по матери, но у нее еще детки остались, потоскует и забудет. Да и неизвестно еще, не сожрет ли меня эта тварь, на спине которой я лечу.

А небо – вон оно подо мною. И мы летим прямо в облако, и никогда в жизни со мной чудес подобных не бывало, а потому я закидываю голову и хохочу от восторга. Ветер выплел ленту из косы и растрепал волосы. Отцовская рубаха хлопает на мне, рвется прочь. Зябко? Да. Но в этом тоже есть восторг и счастье. Я лечу над облаками, я устремляюсь выше и выше, и внизу уже не разглядеть даже нашей деревни. И оказывается, что мир куда больше, чем я думала, он не заканчивается за лесом, за рекою. И Китеж – вовсе не центр всего мира. Да его вообще сверху не видно.

Летели долго. Восторг окончился, остался лютый холод и тьма. Больше всего я боялась задремать и свалиться в бездну, но видно не судьба умереть столь легкой смертью, потому что вдруг перед нами возникла огромная зеленая гора, плавающая по небу. Я и раньше видела замки за облаками, но мне не верили, смеялись. А теперь знаю: все чистая правда. Вовсе я не лгунья и не выдумщица!

Дракон летел прямо в гору, и я зажмурилась, но ничего страшного не произошло. Мы просто опустились на каменной площадке. С удивлением я увидела, что то, что казалось мне горой, вовсе и не гора, а ступенчатый сад дивного великолепия. На нижней площади росли всевозможные деревья. На некоторых были цветы, на иных – спелые плоды.

Дракон нетерпеливо выгнул спину, явно предлагая мне спуститься, да вот незадача: я пальцев расцепить не могла. Мало того, что они заледенели, так еще и застыли от усилий, что я прилагала, удерживаясь на костлявой спине. А ноги? Я ж на ноги не встану, упаду!

Раздался громкий хлопок, и меня будто отбросило в сторону, прямо в кусты. Впрочем, упругие ветви не позволили мне упасть, бережно приняв в свои объятия.

– Велизар! – раздался возмущенный глас, и из каменного дворца выскочила девчонка не старше меня на вид. – Кого ты приволок?

Никак, жена? Ох, что будет!

– Да вот, пришлось, – буркнул недовольно дракон – уже в облике человека счищающий с черных рукавов пылинки. – Сказали, или забирай невинную деву, или мы ее в жертву тебе, великому и могучему, принесем.

«Сестра», – сразу поняла я. С женами так не разговаривают, а этот вот точно так же, как Евсей, смотрел и красовался. Не то шутил, не то дразнился, кто их, мужиков, разберет?