— Можно слово? — неожиданно для себя поднял я руку.

Ко мне придвинули микрофон, причем с некоторой заминкой. Видимо, меня в этом зале еще не очень хорошо знали.

— На мой взгляд, — сказал я, — на Западе нам объявлена настоящая информационная война, и мы должны быть к ней готовы. В ведущих СМИ говорится, что во всех бедах виновата Россия, даже в изменении климата. О военной угрозе и говорить нечего...

И вот тут-то все и началось. Представители обеих ассамблей стали рваться к микрофону, обвиняя меня в излишнем нагнетании страстей и в политической близорукости. Журналистам, конечно, свойственны преувеличения, говорили они, но всему есть предел. Войны не было и нет, и нечего наводить тень на плетень.

«А ложка дегтя может испортить бочку меда, — подумал я. — Хорошо, Петров с Кроликовым ничего не слышали».

Заседание закончилось, и я вдруг обнаружил вокруг себя некоторую зону отчужденности. Меня от коллег отделяли метра три, не больше, но они были.

— Садитесь обедать за наш стол, — скороговоркой сказал мне один из участников заседания, проходя мимо.

Облик его был настолько маловыразителен, что найти стол, за которым он сидел, не представлялось возможным. Я обреченно застыл посреди зала.

— Сюда! — замахали мне люди за столом в углу. — К нам!

Я сел на свободный стул.

— Меня зовут Петром, — представился такой же неприметный товарищ, — а его Владимиром. Вы абсолютно правы: война началась, но начальство этого видеть не хочет. Мы подаем куда надо докладные записки, но их кладут под сукно. А выступать нам не разрешается, хорошо, вам можно.

Мне стало понятно, откуда эти малоприметные товарищи. Молодцы, хоть кто-то делает свое дело.

Я с облегчением принялся за суп.

— Мы тут по своим каналам получили сведения из Австрии, — сказал Владимир, сноровисто разделываясь с котлетой. — У них на дорогах орудовала какая-то заезжая мафия, грабила бюргеров налево и направо. Так они что сделали? Устроили на главной дороге засаду, расстреляли к чертовой матери бандитов и никому ни о чем не сказали. Так и нам надо.

— Засекретили? — спросил я, придвигая к себе тарелку со вторым блюдом.

— Абсолютно! Только нам и сообщили.

— Что за мафия?

— Чеченская или что-то в этом роде. Они кавказцев не различают.

Я кивнул. Европа жила по своим законам. Похоже, наступали времена устанавливать эти законы и нам.

8

— Говорят, ты на ассамблее выступил? — спросил Кроликов, когда мы встретились в холле гостиницы вечером.

— Так, сказал пару слов.

— Аплодировали?

— Не очень.

— А что вы сказали? — заинтересовалась Тамара.

— Погоду хвалил. Очень уж она сейчас хороша.

Погода в этот сентябрьский день действительно была чудная. Полыхал багрянцем в лучах солнца царскосельский парк. Играла бликами поверхность воды в пруду. Веял легкий ветерок.

— Завтра сходим в парк, — сказала Ирина. — У меня есть бутылка коньяка.

— У Сережи забрала? — спросила Тамара.

— Он сам отдал.

Ирина потупилась и даже слегка зарделась. Стало быть, виды на Сережу у нее серьезные.

— Что за Сережа? — спросил я.

— Нас курирует, — искоса взглянула на меня Ирина. — Сказал, больше других их беспокоите вы.

— Кого это — их?

— Департамент.

Я посмотрел на Кроликова. Он был спокоен.

— Ты, значит, никого не беспокоишь? — спросил я его.

— А я не выступаю по ассамблеям, хожу себе на экскурсии.

— В Эрмитаж?

— Эрмитаж завтра, сегодня по Невскому катались.

— И в Летний сад сходили, — сказала Тамара.

— А мне Спас на Крови понравился, — не осталась в стороне Ирина.

Да, у моих коллег напряженная туристическая жизнь. Один я по ассамблеям шляюсь. Отправиться, что ли, с Ириной в парк пить коньяк?

— Наш дворец тоже хороший, — вполголоса сказала Тамара. — Обратили внимание, какие здесь полы?

— Какие?

— Скрипучие. Куда ни пойдешь, обязательно услышат.

— Кто? — спросил Кроликов.

— Ну кто... — пожала плечами Тамара. — Это ведь дворец Кочубея.

— Кого? — удивился я.

— Да, того самого, которого Мазепа предал.

Самое странное, совсем недавно я о Кочубее читал, готовил материал о Петре I. История была драматичная. Кочубей предупредил царя о предательстве его любимца Мазепы, Петр ему не поверил и велел казнить. А потом все открылось. Мазепа убежал к шведам и умер где-то в Молдавии. Раскаявшийся Петр подарил наследникам Кочубея дворец в Петербурге. И вот мы в нем сидим и рассуждаем о скрипучих полах. Паркет рассохся?

— Нет, про этот дворец вообще всякое рассказывают...

Тамара оглянулась по сторонам. Я давно обратил внимание, что за стенами нашей комнаты в газете она становится робкой, что уж говорить о другом городе.

— Боишься? — спросил я.

— Так он же здесь ходит, — прошептала она, округлив глаза.

— Кто?!

— Кочубей.

— Он в этом дворце никогда не был! — громче, чем обычно, сказал я. — Призрак князя Потемкина в Таврическом дворце еще может быть, Кочубей здесь никогда не появится. Как говорил Остап Бендер, это медицинский факт. Алексей Павлович, скажи!

— Про Кочубея ничего не знаю, — сказал Кроликов. — Но лучше не кричать. Еще придет кто-нибудь и выпьет наш коньяк.

— Принести? — спросила Ирина.

— Конечно. Стаканы тоже захвати. И шоколад.

— Не учите меня жить.

Почти все они говорили полушепотом.

Ирина ушла. Мы сидели в полном молчании. Где-то в коридоре раздался звук, похожий на выстрел.

— Слышите?! — с ужасом посмотрела на меня Тамара.

— Мало ли... — Я тоже невольно понизил голос. — Прошел кто-нибудь.

— Он! — схватила меня за руку Тамара.

Рука ее была ледяной. Впечатлительная девушка.

— Мне одна из сотрудниц рассказала, что последний из Кочубеев бежал отсюда в семнадцатом, — прерывистым голосом поведала Тамара. — На столе он оставил записку: «Подаренное возвращаю». А привидение осталось.

— Может, пойдем к себе в номер? — предложил Кроликов.

— Надо Ирину дождаться.

У меня вдруг пробежали по спине мурашки. Определенно петербургских дворцов сегодня для меня было слишком много. Хватило бы и одного Таврического. Он ведь тоже малоросс, этот Григорий. Принял у себя императрицу и умер. Шерше ля фам... Судьба Кочубея, кстати, с женщиной не связана, всего лишь измена.

Появилась Ирина, и сразу стало легче. Я откупорил бутылку, Кроликов разлил коньяк по стаканам, мы их сдвинули. Вот такой и должна быть роль женщины в мужском обществе — созидательная.

— Вы еще не знаете, на что способна настоящая женщина, — сказала мне в ухо Ирина, легким движением бедра отодвинувшая в сторону Тамару.

— Почему же не знаю, почти тридцать лет женат.

— Жена — это совсем другое, — хихикнула она.

Нас уже не пугал треск паркета, раздававшийся то в одном, то в другом коридоре. Они из холла расходились лучами. В этот поздний час людей в коридорах не было, но сейчас нам никто и не был нужен.

— Что тебе все-таки сказал Белкин? — наклонился я к уху Ирины.

— Секрет! — усмехнулась она.

— И для Сережи?

— Сережа сам большой секрет.

— То-то Кроликов с ним шепчется.

— Так вы знаете?! — отшатнулась от меня Ирина.

— Конечно.

Откуда-то я знал, что, столкнувшись с секретом, не следует говорить ничего конкретного. Придет время, сами все скажут.

По номерам мы разошлись далеко за полночь. Паркет в коридорах все так же трещал, но мы на это уже не обращали внимания.

9

В этот раз к Петрову меня пригласил Белкин.

— Надеюсь, вы догадываетесь? — спросил он, сев за стол напротив меня.

— О чем? — посмотрел я на Петрова.

Тот сидел за своим столом и делал вид, что читает верстку.

— О том, что принято решение назначить вас шеф-редактором приложения «Лира».

— А Кроликов?

Я не сводил глаз с Петрова. Тот раздраженно отодвинул от себя верстку и хмуро посмотрел на меня.