Опять уставилась в зеркало. Ну, как сказать «все». Я в ближайшие полгода волосы стричь не собиралась. Потом просто подравняю кончики. Они у меня и так, слава богу, хорошие, густые, светло русые. Зачем так кардинально себя менять? Если бы подобное сотворили с моей головой, я бы… оторвала мастеру руки.
- И многие твои подруги с такой ходят?
Пока родители обсуждали новомодную стрижку матери, я попятилась в сторону ванной, одновременно с этим до конца стягивая с себя куртку. Интересно, а Ольга видела это безобразие? Эта милая женщина, отметившая в прошлом году шестидесятилетие, была с очень тонкой душевной организацией. Как бы не уволилась…
Уже помыв руки и бросив куртку в корзину для грязных вещей, услышала напряженный голос отца. Доносился он с кухни. Ясно, кое-кто с горя решил заесть стресс. Мои домашние вещи лежали в ванной комнате на полке - наверное, мама посчитала, что их уже пора стирать. Но так как они были почти чистые (проходила я в этом спортивном костюме всего два дня), стянула штаны с полки и стала поспешно одеваться.
И вот я на кухне. Стою на пороге, смотрю на красного, как рак отца. На притихшую, но жутко довольную мать и думаю: может не стоит мешать их идиллии?
- Проходи, Полина, - бросил папа, не отрывая взгляда от тарелки. Хм, а стол-то накрыт. Значит, Ольга уже ушла. И, судя по всему, видела творившееся на голове хозяйки безобразие.
Упрямиться не стала. Подошла к столу, опустилась на удобный мягкий стул и приготовилась к моральному давлению. Долго ждать не пришлось. Ничего нового я для себя не услышала. Раздражало лишь одно – когда родители начинали давить одновременно, хотелось вскочить, затопать ногами и закричать, чтобы оставили меня в покое и занимались своей личной жизнью, а не лезли мне в душу, пытаясь слепить ту, кем я никогда не стану.
- Ты должна понимать, - спустя двадцать минут, за которые я успела пожалеть, что вообще показалась им на глаза, продолжил выговаривать отец. – Мальчики, разъезжающие на проржавевшем корыте, одевающиеся, как бомжи, не должны иметь с тобой ничего общего. Ты дочь влиятельного человека. Должна соответствовать своему статусу. Вместо этого, разъезжаешь на таком же корыте… - Не правда! Моя Молния в идеальном состоянии. Ну учудила она сегодня, с отечественными автомобилями такое часто бывает. – Позоришь свою семью. Поступила во второсортное училище, в котором…
- Это институт, - проворчала, отворачиваясь от родственников, которые сверлили меня укоризненными взглядами. Будь такая возможность, уже сегодня бы собрала необходимые вещи и ушла. Когда, приходя домой, ты не чувствуешь себя защищенным и стены словно давят - это не твой дом. Я сама себе напоминала бездомную, которая прибегает в место, где можно переночевать, а потом, при первой же возможности уходит, чтобы ее никто не заметил и не обвинил в том, что она проникла на чужую территорию.
- Шарашка, - поддакнула молчавшая до этого мать. – Ты ведь можешь перевестись. В Бауманке тебя примут с распростертыми объятиями. Да и про МГУ не стоит забывать. Вот куда нужно поступать всем, у кого в голове мозги, а не желе.
И это говорит человек, который по молодости продавал мороженное в палатке? Потому что денег на хлеб не хватало. Бабушка в свое время рассказывала, как они жили. Странно, что после всех трудностей, мама ведет себя так, словно, простите, родилась уже в золотом подгузнике.
- Мам… - Грудь обожгла обида и молчать я не собиралась. – У тебя висок не ровно выбрит. Вот здесь, - коснулась пальцем заинтересовавшего меня участка. – Придется тебе завтра снова идти к своему мастеру и требовать деньги назад. Или попросить, чтобы она прошлась машинкой еще раз.
- Ой, - встрепенулась родительница, хватаясь за голову и шаря руками по волосам. – Пойду, посмотрю…
Вскочив со своего места, мама пошла в прихожую к зеркалу.
- Ты не надейся, что я это просто так оставлю, - пригрозил отец, отодвигая от себя пустую тарелку. – В твоих же интересах перестать общаться с этим… парнем, - последнее слово он буквально выплюнул. – Лучше подумай, как будешь встречать жениха. Ты ему интересна и это мне на руку. Только попробуй сорвать мне переговоры с его отцом, лишу части карманных денег.
Еле удержалась, чтобы не фыркнуть. Все деньги, которые папа кидал мне на карточку, так там и лежали. Надо будет, верну все до копейки.
- Я буду общаться с кем хочу и когда хочу, - вставая из-за стола, проговорила. Уперла руки в столешницу и подалась к отцу. Чуть очки не потеряла. Вовремя успела их поправить и вернуть себе грозный вид. – И, если тебе так нравится Виктор, выходи за него замуж сам. А я не собираюсь потакать…
- Иди к себе, - опять закипая, процедил родитель. – Ты плохо понимаешь, о чем я тебе говорю.
- О нет, - хмыкнула, - я все прекрасно понимаю. Ты хочешь за мой счет улучшить свое материальное благополучие, не понимая, что всех денег в мире заработать невозможно.
- В комнату, - отец стукнул рукой по столу. Вздрогнула от громкого глухого звука. – Еще хоть слово скажешь, запру дома до самой встречи. И можешь забыть о своем дурацком КВНе и об этом оборванце.
Прикусила нижнюю губу, чтобы не высказать ему все, что накопилась за столько лет самой настоящей травли. По-другому я высказаться не могла. Они давили на меня, требовали, постоянно в чем-то обвиняли, упрекали. Им не было важно мое мнение, мои желания. От этого становилось так гадко, что…
Не выдержав давления, выбежала из кухни и скрылась у себя в комнате. Быстро переоделась и прошла в прихожую. Мать уже скрылась в своей комнате и, по доносившимся из-за двери возмущенным крикам, не сложно было догадаться, с кем она разговаривала. Жалко ли мне мастера, изуродовавшего мою мать? Ни капельки.
Сунув ноги в ботинки, натянула на себя куртку, схватила сумку и вышла их квартиры. Отец что-то крикнул вслед, но я проигнорировала его слова. Хотела лечь раньше спать? Увы, сегодня я рисковала вообще остаться без сна. Волновало ли меня это? Ни чуть… Мысли были заняты не мечтами о теплой постели. Я не знала, что мне делать дальше. Казалось, с каждым днем отношения внутри семьи накаляются все больше. Злость родители срывали только на мне, не рискуя ссориться между собой.
Выбежав на улицу, быстрым шагов направилась в сторону торгового центра. Закроется он примерно через час. Этого времени мне хватит, чтобы посидеть немного в тепле, с чашкой кофе и обо всем подумать. Разобраться в себе и решить, как быть дальше.
Я шла по широкой дороге, понуро опустив голову и подцепляла мысками ботинок опавшую листву. Сейчас мне было плевать на островки луж, на которые наступала. Машины мчались слева от меня, резко перестраиваясь, сигналя тем, кто не рисковал прибавить газу. Некоторые даже переругивались, опустив стекла на окнах. Водители словно испытывали садистское удовольствие, выкрикивая ругательства.
Я не часто разгуливала по темным улицам. Чаще мчалась в это время по дороге, не превышая допустимую скорость. Сколько за прошедшие пару месяцев нервные водители полоскали и меня, уже и не упомню. Мне хватало отрицательных эмоций дома, чтобы я еще и на посторонних людях зацикливалась.
Добредя до одной из скамеек, которая на первый взгляд была более-менее сухой, присела на нее, облокотилась о спинку и, сунув руки в карманы куртки, нахохлилась. Посижу немного, потом пойду дальше. Телефон завибрировал, а относительную тишину вечера огласил пронзительный голос солистки группы «Evanescence».
- «Don't cry to meIf you loved meYou would be here with meYou want meCome find meMake up your mind…»
Если бы кто-нибудь из группы озаботился тем, как переводится припев, что стоял у меня на звонке, точно бы посмеялся. Впрочем, мне до мнения одногруппников не было никакого дела. Исключение составляли всего пара человек.
Достав телефон из сумки, посмотрела на экран и поморщилась. Рано они спохватились. Не могли дать мне несколько часов на размышления? Разговаривать ни с кем не хотелось, поэтому на звонок отвечать не стала. Сбросила вызов и продолжила гипнотизировать забор, что находился с противоположной стороны дороги. Чуть левее стояла точно такая же скамейка, на которой сидела парочка. Они в открытую целовались, не смущаясь редких прохожих, которые недовольно на них посматривали. Особое недовольство выказывали пожилые женщины. Одна не выдержала и стала упрекать их в невоспитанности и развязном поведении. Якобы в ее время такого не было. Никто в открытую не целовался и даже за ручку некоторые стеснялись ходить.
