Весь этот процесс ему традиционно заменял медитацию для лучшего переваривания собственных размышлений.

— И что наши малонаучные исследователи числом пять там потеряли?

Доктор Ламарк в ответ покосился на Ковальского.

— Если вы думаете, что я в курсе, то вы мало знакомы с нашими гостями. Болтать они любят, но в основном от скуки, по делу из них слова лишнего клещами не вытянешь.

— Понятно. Точнее, непонятно. Что-то же они сказали такое Дайсу и остальным, что они сменили пластинку?

— Полагаю, главным аргументом был тот факт, что вы до сих пор топчетесь на подходах, а они фокус этот, в конце концов, триангулировали, чего не удавалось до сих пор никому. И должны бы первым делом радеть за успешную разгадку этого ребуса. Не доверяют вашим людям, доктор Ламарк.

Томлин поморщился.

— Честь мундира, законы фронтира, а нельзя к начальственным приказам относиться более… скучно, что ли, по-простому, без этих самых закидонов?

Ламарк хмыкнул, за что получил свежий заряд ненависти из обеих глазниц.

— Я сказал что-нибудь смешное, доктор Ламарк?

— Извинения, майор, но вас, десантников, не поймёшь, вы же местами ковбои почище любых дайверов, и уж прости мне мою прямоту, с головой иногда вообще не дружите.

Томлин пожевал губами и вздохнул.

— Бывает всякое. Но угнать три единицы малотоннажного транспорта из-под носа моих смертничков и мотать на нём невесть куда — это уже перебор, не находишь?

Ковальский тоже решил выступить:

— Особенно учитывая, что это уже второй подобный эксцесс, с тех пор как вы на борту «Эпиметея».

Вот ведь заноза в заднице.

— Дежурный астрогатор Ковальский!

Ковальский деланно вытянулся во фрунт.

— Я!

— Лопасть от руля. Расскажите мне что-нибудь новое, чего я и без вас не знаю, а то что не спросишь, вы всё в несознанку играете.

— Никак нет, майор, сорр!

— Вот поганец. Доктор, тебе слово, что ты с твоими людьми ещё успел нарыть на это вашу многомерную цилиндру?

— На самом деле данных много, но их интерпретация в основном лежит в плоскости предположений, то есть даже до теорий не дотягивает. Нам бы поближе подобраться…

— Я вам подберусь! Подберутся они. У твоих людей в распоряжении детекторная сеть, плюс эксаджоули. сенсоры и вычислительные мощности «Эпиметея», вот и справляйтесь пока так. В общем, доклад, я тебя предельно внимательно слушаю.

Доктор Ламарк издал дробный звук контрольными кольцами, и тут же проекция фокуса в гемисфере обросла многозначительными графиками и диаграммами.

— Как ты видишь, в сущности, эта структура не излучает, хотя в микроволновом диапазоне она неплохо заметна за счёт эффективного поглощения радиоволн в пиках пульсаций. В этом и была главная сложность его обнаружения — даже со стороны топологического пространства, где он является одной из местных кучностей фрактальной матрицы, это всего лишь артефакт пространственной структуры, а не физический объект с массой, зарядом, спином или ещё чем-то подобным. Даже у коллапсаров, которые устроены довольно примитивно и однообразно вплоть до квантового уровня, макроскопические параметры существуют и вполне измеримы, тут же мы имеем дело скорее с местом, нежели предметом.

— То есть фокус отвечает на вопрос «где», а не «что», это я догадался. Ну и где же это, в таком случае?

— Минутку терпения, майор.

Вид фокуса снова сменился, теперь перед ними вращалась та же структура, но в разрезе. Так она больше всего была похожа на улитку, сиречь неведомо чей орган слуха и пространственной ориентации.

— Это сейчас спроецировано не что-то измеренное, а скорее наша догадка, но динамика у фокуса весьма энергичная, и если эта поверхность хоть сколько-нибудь отвечает стандартным нашим представлениям о мембранной физике, то внутри там должны быть вот такие фазовые камеры в количестве трёх штук, которые последовательно снижают размерность метрического пространства до стандартных.

Томлин постарался не считать на пальцах, и у него получилось.

— Так, доктор, ты говорил, что объект шестимерный. Минус три это будет три.

— Да, всё верно.

Томлин постарался добавить в свой голос максимально яда:

— А время куда делось?

Но Ламарк в ответ даже не моргнул, подготовился, значит, зараза мозголомная.

— Это как раз самое интересное. Похоже, времени там нет как такового. Только пространственные координаты.

Томлин и Ковальский принялись переваривать.

— Но оно же это… движется?

— «Движется» лишь проекция на наше пространство-время, точнее, мы так субъективно воспринимаем изменения этой проекции при нашем движении вдоль собственной мировой линии. А если его остановить…

Теперь образ хромосферной ячейки был абсолютным. Шестигранная гиперпризма мерцала всеми своими многочисленными рёбрами. А ещё это выглядело как люк, ведущий куда-то в темноту.

— Это как же вам удалось остановить время, а, мозголомы? Стоп-кадр этой штуки не сделаешь.

— Мы отправили один из своих зондов-беспилотников в дип, это он видел в момент начала проецирования за файервол.

— Со, доктор. Теперь выводы.

Ламарк аккуратно свернул все свои диаграммы и сложил руки на пузе.

— Нам неизвестно, что там внутри, но время там в нашем понимании не течёт. То есть там либо ничего нет, либо любая материя-энергия-информация пребывает там в вечном стазисе.

Томлин почесал лоб.

— Получается, теория эта гласит, если вкратце, что ничего там внутри интересного нет как нет, а кто сунется — застынет, как муха в янтаре.

— Если в общем, то да.

— Твои орлы уведомили об этом наших угонщиков?

— Я это сообщил тебе, а ты уж решай, что с этими ценными сведениями делать.

— Так сообщи! Глядишь, одумаются.

Ламарк кивнул и углубился в общение по личным каналам, Ковальский тоже думал о чём-то своём.

Тогда Томлин булькнул ещё стакан сока, поцокал языком, разминая по вкусовым окончаниями сладковатый ягодно-томатный привкус, после попытался вспомнить, от чего там его отвлекли своим дурацким побегом трое дайверов и две советницы. Или кто там они.

Женщины на борту, ну надо же!

Отставить.

— Остерман, доклад.

— Продолжают двигаться теми же курсами, на вызовы не отвечают.

Плохо. Значит не просто так они туда летят, что-то, сволочи, удумали.

Томлин устало потёр виски. Лежал бы сейчас в биокапсуле, горя бы не знал. Чего он цацкается с этим детским садом. Кто другой, не привыкший таскаться по Галактике с группой мозголомов на закорках, уже давно бы грохнул кулаком и ввёл бы военное положение в объёме полтора кубопарсека. Все бы сидели, как пришибленные, по койкам и не вякали. А тут, с кем поведёшься.

— Остерман, бери сквады Каннинга и Гвандойи и аккуратно выдвигай их с двух флангов для захвата. Держаться в полутике, без команды ничего не предпринимать.

— Апро, майор.

— Доктор, попроси своих держать эмиттеры наготове. Разрешающая у нас сейчас сколько?

— Сколько угодно, можем хоть отдельную заклёпку зафиксировать.

— Сколько угодно мне не надо, отдельный катер зафиксируете с гарантией?

— Вполне.

— И по мощности?

— У нас запаса на две сотни таких катеров. Дело не в этом.

Ну, начинается. Томлин терпеть не мог вот этих вот «дел».

— А в чём?

— Они же знают, что будет. Первую беглянку твои герои самолично отловили за полторы минуты, ловушку даже не пришлось задействовать.

— И?

— И всё равно они прутся. Почему-то.

Почему-то. Если бы там на борту были только эти три дайвера, Томлин бы поручился, что будут прорываться в нахалку. Но там ещё и эти трёпаные «гости». И это может означать, что угодно.

— Ёшита, как связь с Финнеаном?

— Молчание.

— Декогеренция?

— Уже прошла.

Вот это уже совсем неприятно. Если придётся снова уходить в пассивный прыжок, считай, половина трупами прибудет на место.

— Доктор, а ваш дрон, нельзя его использовать как ретранслятор?