На этом связь угасла — они благополучно отделились от «Лебедя» и вокруг опять воцарилась кромешная тьма.
Незнакомец, кажется, вновь уснул, но сам Цзинь Цзиюнь решил дождаться развязки. Как и предсказывал Илиа Фейи, спустя некоторое время кокон рассеялся и вокруг вновь зажглись звёзды, сразу со всех сторон, словно и не витало тут где-то невидимое чудище в оболочке из сгустившейся тьмы. Чёрный лебедь, вестник несчастий.
Сработало автоматическое позиционирование, генератор послушно начал прожиг на прыжок. И тут прямо по курсу что-то сверкнуло.
Цзинь Цзиюнь даже не успел испугаться, как вновь воцарилась тьма. Так вот что ты задумал, Илиа Фейи, старый ты кур. У твоего соорн-инфарха, кажется, хватило решимости прекратить утечку столь радикальным способом — открыть огонь по спасательной шлюпке. Но кокон вокруг «Лебедя» сработал идеальным щитом. А просчитанный заранее прыжок теперь будет активирован автоматически, на голом энтузиазме форсированного генератора.
Что ж, спаситель, ты в очередной раз спас Цзинь Цзиюня, прощай, может, ещё когда и свидимся.
Не сказать, что их недолгое знакомство было таким уж приятным, но эта птица действительно беспокоилась о людской расе, и это стоило ценить.
На этом его мысли оборвались, вмороженные в криогенную фугу.
Шлюпка благополучно покинула субсвет.
Томлин бушевал.
Раскаты его голоса перекатывались по отсекам «Эпиметея» подобно волнам какого-то чудовищного космического прибоя, резонируя друг на друге, бродя по дальним закоулкам бесплотными тенями и возвращаясь обратно уханьем сирены.
Томлин бушевал так, что тряслись переборки, а случайно подвернувшиеся его взгляду смертнички невольно втягивали лысые головы в плечи и предпочитали свалить по-хорошему.
И только двое никак не желали реагировать на это затяжное словоизвержение.
Доктор Ламарк глядел куда-то поверх головы майора, словно прикидывая, насколько ещё у того хватит сил тянуть из себя жилы, а астрогатор Ковальский хоть и не поднимал глаз от палубы, но явно больше потешался всем этим фонтанированием, нежели опасался за какие-нибудь последствия содеянного.
Томлин был готов поспорить на ящик самого дрянного портового самогона во всей галактике, что этот шкет усмехается себе под нос, ничуть не устрашённый гневом майора. Да и с чего бы, он Томлину не подчинялся даже формально.
Тогда майор заткнул факел и вернулся к конструктиву:
— Ковальский, вы же не какой-нибудь шпак из подворотни, хоть и дурацкой мозголомной астростанции — а командир, как вам пришло в голову принимать участие в этом балагане?
Астрогатор повёл плечами.
— Майор, как вы заметили, это моя астростанция, и я продолжаю за неё отвечать. Вот в рамках этой парадигмы и предпочитаю действовать. А вот что вы тут делаете?
Томлин для порядка ещё буркнул себе под нос что-то про «пиджаков суконных», но это уже было так, остаточное явление. Он уже успокоился.
— Остерман, доклад.
— Они взяли курс на фокус, двигаются плотной группой, все три катера. Готовы отловить по вашей команде, майор.
— Сколько у меня запас на принятие решения?
— Навалом. Мин-четыре-две-мин..
Томлин театрально всплеснул руками.
— Вот что вы прикажете с вами всеми делать?
И тут голос подал доктор Ламарк:
— Как я и предупреждал, на том, самом первом катере никого не оказалось.
— «Никого» или никого, доктор? — с выражением уточнил майор.
— Совсем никого.
— И к чему это ты?
— К тому, что нас вот уже несколько часов успешно водят за нос. И получают от этого преизрядное удовольствие.
Майор оскалил свои два ряда отчётливо искусственных акульих зубов и слегка рыкнул, изображая какого-то только одному ему ведомого хищника. Остальные кротко ждали, пока он прекратит представление.
Ладно, тьма с вами.
— И что же ты предлагаешь, доктор, отпустить их?
— Честно говоря, я не думаю, что моё мнение тебя сильно подвинет в смысле разумности выбранной стратегии.
— Понятно, ещё один стратег на камбузе. А вы, астрогатор, хоть вы понимаете, что туда не следует вот так соваться?
— У меня своё мнение на этот счёт. Если я что и усвоил за предыдущие месяцы, так это тот факт, что эти двое способны сами разобраться, что им следует, а что нет.
— А эта троица дайверов? Они тоже, это, способны? Вы же вроде не поладили, откуда вдруг такая страсть заводить дружбу с неприятными типами вроде Дайса с Тайреном? Эй Джи хороший аналитик, но и у него характер не ангельский. Я же их всех знаю, как облупленных. Так как же вы спелись, не расскажете?
Ковальский деланно поводил носком лакированного ботинка по стерильной палубе.
— Майор, вы знаете, у меня могут быть свои представления о лояльности.
— Ах, да, ведь это не они увели у вас драгоценный «Эпиметей», а я, такой-сякой!
Томлин досадливо махнул рукой и развернул перед собой максимально детализированную модель фокуса.
Перед ним заколыхалось что-то выпуклое, пузырящееся, словно дышащее.
— Впрочем, зачем они туда попёрлись, я догадываюсь. Приказ Финнеана, болезненное любопытство и девять жизней в запасе, как у хвоста кометы. Доктор, не пояснишь, что мы тут наблюдаем?
— Охотно, майор, это больше всего похоже на четырёхмерную проекцию шестимерной бутылки Клейна.
— То есть из этой дряни нет выхода, а ещё она каким-то делом завелась здесь, будто не покидая трёпаный дип, так?
Ламарк вздохнул, разведя руками.
— Можно признать, твоя гипотеза не лишена изящества, но она, увы, базируется исключительно на нумерологическом совпадении. Это ни разу не дип. К тому же, топологическое пространство не совсем шестимерно…
Томлин поднял обе руки ладонями вверх, как бы сдаваясь.
— Это очень мило, но попробуй в следующий раз просто сказать «да». Можно даже без «сорр» в конце. Ладно, если твои мозголомы хоть на что-то годны, они уже должны были дать какие-нибудь прогнозы по части поведения этой штуки. Что это вообще такое?
Ламарк повернулся к Ковальскому и сделал жест ладонью, словно приглашая того на сцену.
— Астрогатор, мне нужно подтвердить одну гипотезу, взгляните на объект, вам он ничего не напоминает?
Ковальский тут же умело изобразил мыслительный процесс. Научспецы это очень ловко делают.
— Напоминает. Конвекционную ячейку. Только не трёхмерную, а больше. Вот это тут — явно шестигранные гиперцилиндры[186].
И показал пальцем.
— Только один момент. Мы как будто смотрим на них изнутри, а не снаружи.
Ламарк с довольным видом показал Ковальскому большой палец.
— Именно. Майор, если ты опасаешься, что эта штука часом рванёт, разнеся нас, эту галактику или всю видимую вселенную разом, то твои опасения беспочвенны.
Томлин с театральным драматизмом закряхтел.
— Судя по нашему моделированию, штука эта если и является замком, то оберегает она не нас от того, что внутри, а скорее наоборот, защищает некую границу от энергетического каскада с нашей стороны.
Так, погодите, не смешите, я вас мигом проучу. Когда мозголомы начинают так изъясняться, значит и сами ничегошеньки не понимают. Так, будем танцевать от сопла.
— Но здесь вокруг же ничего нет.
Ламарк и Ковальский переглянулись с привычным видом «тупой вояка».
— «Здесь», как ты выразился, есть тёмная энергия, как и в любом месте нашей с вами Вселенной.
— А по ту сторону, выходит, её нет?
— Это пока наиболее вероятная из гипотез, исходя из топологии того, что мы наблюдаем.
— Но насколько я помню курс физики, даже внутри дипа тёмная энергия никуда не девается, там тоже идёт своё расширение пространства-времени.
— Я смотрю, майор, чему-то тебя всё-таки научили.
— Очень смешно. Так что это за нора, в которую ведёт эта дыра, и что там водятся за единицы и нолики?
— Увы, этого достоверно не знает никто.
— Прелестно.
Майор рухнул на ближайшее кресло, слегка осоловело обвёл взглядом кают-кампанию, потом протянул руку к раздатчику, нацедил оттуда стакан сока томарильи, залпом его осушил, поморщился, нацедил ещё и тоже одним глотком выпил.