И именно люди вызывают к жизни мой гнев.

С ними сложно иметь дело, они постоянный источник разочарований, они умудряются сочетать неспособность к хоть сколько-то последовательному поведению и постоянное стремление приняться попусту, на ровном месте доказывать собственную самостоятельность. Они как дети. Большие жестокие дети, которые забыли вырасти, потому что настоящего детства у них никогда и не было. Даже те из них, кто взрослел на поверхности обитаемых миров и действительно знал, что такое отец с матерю, что такое рассвет в горах или закат на берегу океана, даже они зачастую не могли найти в себе сил перерасти собственную природу, так что, покидая пределы родного мира, они тут же напрочь теряли всякую способность к самостоятельному развитию индивида, подобно личинкам, забывшим про собственное имаго на том простом основании, что они и в текущем виде обладали способностью свободно размножаться, пожирая всё вокруг.

Как показала катастрофа Века Вне, человечество оказалось органически неспособно к пребыванию в космосе, но других вариантов выживания у него всё равно не было. Оно должно было стать космической расой и начать самостоятельно бороться за жизнь, потому что альтернативой было лишь тотальное ничто. Закуклиться в собственном секторе, как то сделали ирны, мы не смогли. Мы.

Я засмеялся про себя.

Не было никаких «мы». Это Первый мог себе позволить блажь пребывания в плену подобных иллюзий. Я — Воин, и мне эта точка зрения чужда.

Для меня человечество — лишь инструмент, при помощи которого я кую собственную дорогу в будущее. Я учу их выживать, да что там, я заново учу их мыслить. Делать из толпы безумцев мыслящую расу — тот ещё труд.

Вокруг меня роятся тысячи крафтов, готовые по первому приказу вступить в бой. Но у их капитанов нет ни малейшего представления, что это за бой, зачем он. Им это не интересно. Раса тактиков. Они сумели достичь только этого. Стратегия по-прежнему была им недоступна.

Теперь я устало вздыхаю, и это получается почти по-человечески.

Когда мы, настоящие «мы», прозрели, внезапно выяснив, что у нас на руках целый народ безвольных наркоманов, только и жаждущих, что очередной дозы Песни Глубин? Я не смог бы назвать точной даты, но это было ещё на Старой Терре, когда не пришли спасители, не пришли и те, от кого должно было нас спасти. В тот момент людям было всё равно, что будет завтра, поскольку они уже не помнили, что было вчера. И при этом жутко боялись смерти.

Из подобного неполноценного материала мы создали вот это. Слаженную боевую машину, готовую перемалывать декапарсеки — хотя бы и собственными зубами.

Лучше, чем ничего. Хуже, чем можно было представить.

Стоило мне отвернуться, как они начинали творить безумные вещи. Контр-адмирал Молл Финнеан был одним из лучших. Но и он был просто человеком. И вот теперь я разрывался между необходимостью дождаться идеального момента для нанесения удара здесь и желанием немедленно лететь вправлять дураку мозги. Он был основной частью моего плана, но именно он здесь и сейчас разрушал его каждым новым своим приказом. А я был один, и я уже остался без последних своих эффекторов, так что иных вариантов чем просто ждать у меня не было.

Я поднял свой горящий нездоровым блеском взгляд к тусклому красному карлику. Как бы я хотел быть там, а не здесь.

Но нет. Мне не дали такого шанса.

Там справятся без меня. Последний шанс на иной путь. Последний шанс на предательство ради высшей цели.

Если подумать, моя собственная роль всегда была второстепенной. Я был хорошим исполнителем там и тогда, я остался лишь рядовой фигурой здесь и теперь. Тяжело это сознавать.

И тем не менее, Первый сгинул, ослепшие Хранители тоже.

Я оглянулся через плечо на мерцающую на границе света и тени пустоту.

Что, тебя тоже все бросили?

Тоскливо тебе там, наверное.

Впрочем, мне было всё равно. Проклятая птица нужна была мне как независимый наблюдатель, как зеркало, в которое я мог глядеться. И на неё у меня были свои планы. Играй до тех пор в свои игры, посланник, скоро, очень скоро наши роли поменяются местами.

А пока я продолжал наблюдать за флотом. Вариантов у Финнеана было немного — выполнить приказ и скомандовать прожиг или поступить ему вопреки, и до конца держать оборону.

Когда я увидел, что он задумал, мой гнев едва не сумел застить мне глаза. Это выглядело изнутри как багровая занавесь, упавшая на Вселенную.

— Вам туда нельзя, слепые вы безумцы.

Так. Время ожидания вышло. Настала пора действовать.

И я отдал приказ группировке.

Ещё можно успеть. Ещё можно. Успеть.

Обычная мёртвая скала, каких в пределах Галактики сотни триллионов.

Достаточно необычный состав для тела, расположенного столь далеко от планетарных систем, но на гигантских просторах в десятки тысяч кубических декапарсек можно встретить любую экзотику. Углеродные и бериллиевые звёзды, суперземли из редкоземельных металлов, литиевые горячие юпитеры, гигантские протопланетные диски из высшей органики, общая масса которых могла бы сформировать несколько звёзд-карликов, рассеянные облака атомарного водорода объёмом, сравнимым с диаметром всего тёмного гало Млечного Пути.

А тут, что тут может быть необычного. Крошечный в космических масштабах осколок неудачного планетостроения, выброшенный некогда газовым гигантом за пределы родной системы и угодивший затем в седловину у самых пределов Скопления Плеяд, за миллиарды лет насквозь прожаренный там ионосферой галактических радиационных поясов, высокоэнергетических космических лучей, вспышками недалёких сверхновых и гамма-всплесками древних квазаров.

Мёртвый, холодный, скучный клочок материи.

Горстка железо-никелевого силиката с вкраплениями германия и небольшого числа трансуранов, застывшая во мраке вечной ночи межзвёздного пространства.

Тело могло практически вечно оставаться тут, покоясь на гравитационных волнах и слушая. Ни единое колебание полей четырёхмерного пространства-времени тысячелетиями не выдавало его существования. К сожалению, его вновь начали искать, и финал был неизбежен. Вездесущие нейтринные потоки выдают любого, кто пытается заглянуть на окружающую реальность не через вязкий полог субсвета. Потому нужна была особая осторожность при попытке обнаружения.

Когда громыхнули в небесах горнила глубинных бомб, прятаться дальше было бесполезно — в свете таких вселенских прожекторов не скрыться. На долю секунды вспышки сверхновых превысили энерговыделение целых галактических кластеров. И тут же медлительные субсветовые нейтрино послушно выдали тайну его убежища.

Тогда тело приняло решение уходить.

Поля дрогнули, послушно изогнулись, начали уплотняться. Тело принялось спешно разворачивать свои спящие резервы, готовясь в долгий путь.

Оно уйдёт на глубину и снова спрячется. Крошечные три мегатонны на фоне гигантской туши Галактики.

Так уже не раз было. И так ещё не раз будет.

Пока однажды его всё-таки не оставят в покое окончательно.

Такое тоже уже бывало, что все любопытные навечно уходили в историю.

Потом приходили другие, за ними третьи.

А тело ждало и наблюдало.

«Джайн Аву» трясло.

Мелкая дрожь то переходила в горячечный трепет, то снова превращалась в судорожные конвульсии.

Сервомехи лицевой маски не справлялись, глаза Дайса разъедал заливающий их пот, но куда больше его беспокоило состояние энерговодов — они и так дышали на ладан, а с такой вибрацией были готовы окончательно пойти вразнос. Если это случится, тут станет действительно жарко, и не то что пот, сама материя испарится в единой вспышке, развалившись на коацерватные капли[110] кваркового супа. Впрочем, на этом закончатся и проблемы Дайса, а он слишком устал, чтобы не порадоваться столь заманчивой перспективе.

Предыдущий заход получился настолько выматывающим, что сил не оставалось даже потянуть жидкость из раздатчика, чтобы смочить пересохшее горло. Так и лежал тряпичной куклой в ложементе.