— Почему, Кейт? — миссис Мей была искренне удивлена.

— Еще что-то должно же было произойти! — сердито закричала Кейт. — А крысолов? А полисмен? А…

— И произошло, — сказала миссис Мей. — Очень многое произошло. Я как раз собиралась все это тебе рассказать.

— Тогда почему вы сказали, что это конец?

— Потому, — проговорила миссис Мей (у нее все еще был удивлен­ный вид), — что брат никогда больше их не видел.

— Тогда о чем же еще рассказывать?

— О том, — сказала Мей, — о чем есть что рассказать. Кейт с негодованием уставилась на нее.

— Так рассказывайте же!

Миссис Мей в свою очередь посмотрела на девочку.

— Кейт, — сказала она, немного помолчав. — Истории никогда по-настоящему не кончаются. Они продолжаются до бесконечности. Просто в каком-то месте их перестают рассказывать.

— Но не в таком месте! — сказала Кейт.

— Ладно, вдень нитку в иголку, — сказала миссис Мей, — серую, шер­стяную. И мы сошьем вместе эти квадраты. Я начну сверху, ты — снизу. Сперва серый квадрат, потом зеленый, потом розовый и так дальше…

— Значит, на самом деле, — сердито сказала Кейт, пытаясь продеть толстую шерстяную нитку в маленькое игольное ушко, — он все-таки их видел.

— Нет, не видел, я не оговорилась. Ему неожиданно пришлось уе­хать… в конце той же недели… потому что в Индию шел пароход и на нем плыли знакомые, которые обещали взять его с собой. А те три дня, что он еще оставался в доме, миссис Драйвер продержала • его взаперти.

— Три дня! — воскликнула Кейт.

— Да. Видимо, миссис Драйвер сказала тете Софи, что он просту­дился. Она не хотела причинять ему зла, но она твердо решила избавить­ся от добываек, а брат мог помешать ей.

— А ей это удалось? — спросила Кейт. — Я хочу сказать… они все пришли? Полисмен? И крысолов? И?..

— Санитарный инспектор не приехал. Во всяком случае, пока брат был там. И им не удалось вызвать крысолова из города, но они нашли человека из местных. Полисмен пришел… — миссис Мей рассмеялась. — Эти три дня миссис Драйвер давала брату настоящий радиорепортаж о том, что происходит внизу. Она любила поворчать, а брат, запертый в своей комнате и больше ей не опасный, перестал быть для нее врагом. Она приносила ему в комнату еду и в первое же утро принесла на подно­се всю игрушечную мебель и заставила поставить ее обратно в кукольный дом. Вот тогда-то она и сказала ему про полисмена. Он говорил мне, что она была вне себя от злости. Ему даже жалко ее стало.

— Почему? — спросила Кейт.

— Потому что полисмен оказался сыном Нелли Ранэйкр — Эрни, кото­рого миссис Драйвер не раз гоняла в прежние времена из сада, когда он мальчишкой таскал яблоки с яблони, что растет у ворот. «Подлый, тру­сливый, дрянной воришка, — сказала она про него брату. — Расселся у меня в кухне, как у себя дома, выложил на стол записную книжку и скалит зубы… Говорит, ему стукнул двадцать один год… наглый, как не знаю что, откуда только такие берутся!..»

— А он правда был, — спросила Кейт, глядя на нее во все глаза, — дрянной воришка?

— Конечно, нет. Не больше, чем брат. Эрни Ранэйкр был прекрасный юноша, с прямой осанкой и прямой душой, гордость всей полиции. И он вовсе не «скалил зубы» над миссис Драйвер, когда она рассказывала ему свою историю, просто когда она описывала Хомили, спящую в постели, он кинул на миссис Драйвер «взрослый» (как говорил потом Крэмпфирл) взгляд, казалось, он хотел ей сказать: «Сильнее разбавляйте ее водой».

— Кого — ее? — спросила Кейт.

— Старую добрую мадеру, наверно, — сказала миссис Мей. — И тетя Софи заподозрила то же самое: она страшно разгневалась, когда узнала, что миссис Драйвер видела нескольких человечков, а она сама, после це­лого графинчика мадеры, видела всего одного, ну, от силы — двух. Она велела Крэмпфирлу принести все ящики с мадерой из подвала к ней в ком­нату и составить их у стены в углу, где она сможет, сказала она, за ними приглядывать.

— А кошку они достали? — спросила Кейт.

— Да. Но от нее тоже было мало толку. Это был старый кот Крэмпфирла, рыжий с белыми пятнами. По словам миссис Драйвер, у него было только два желания: удрать из дома или забраться в кладовую, где храни­ли продукты. «Что там говорить о добывайках, — ворчала миссис Драй­вер, ставя на стол тарелку с рыбным пирогом, который она принесла бра­ту на второй завтрак, — им до этого кота далеко: «добыл» себе в кладовой рыбу и полгоршка сметаны». Но кот недолго пробыл в доме. Первое, что сделали фокстерьеры, которых привел крысолов, это выгнали его оттуда. Ну и шум они подняли, рассказывал брат. Они гоняли кота по лестницам — вверх и вниз, и по комнатам — взад и вперед и так лаяли, что чуть не охрипли. Последнее, что видел брат из окна,— рыжее пятно, которое мча­лось через рощу и дальнее поле, а за ним — терьеры, вся свора, как один.

— Поймали они его?

— Нет, — рассмеялась миссис Мей, — он все еще жил у Крэмпфирла, когда туда приехала я, через год. Немного угрюмый и необщительный, но целый и невредимый.

— Расскажите, что было, когда приехали вы.

— О, я там недолго пробыла, — торопливо сказала миссис Мей, — а потом дом продали. Брат никогда больше туда не приезжал.

Кейт подозрительно глядела на нее, покалывая нижнюю губу иголкой.

— Значит, они так и не поймали добываек? — спросила она наконец. Миссис Мей отвела глаза.

— Да нет, не поймали, но… — она заколебалась, — то, что они сде­лали, было для бедного брата и того хуже.

— Что они сделали?

Миссис Мей отложила иглу и несколько минут молча смотрела на руки.

— Я ненавидела этого крысолова, — внезапно сказала она.

— А вы его разве знали?

— Его все там знали. У него было бельмо на глазу. Его звали Рич Уильямс. Он и свиней колол и… ну, и всякие другие вещи делал… у него были ружье, топор, лопата, кирка и приспособление с кузнечными мехами, чтобы выкуривать крыс. Я не знаю точно, чем он их выкуривал… он сам варил это ядовитое снадобье из трав или химикалий, но запах я помню; он долго еще держался у амбаров и вообще всюду, где этот Рич Уильямс бывал. Можешь себе представить, что было с братом, когда на третий день — тот самый день, когда он должен был уезжать, — до него донесся этот запах…

Брат был уже одет и совсем готов в дорогу. Упакованные чемоданы сто­яли внизу, в холле. Пришла миссис Драйвер, отперла дверь и повела его по коридору в спальню тети Софи. Он стоял бледный, застывший, в паль­то и перчатках, возле ее завешенной пологом кровати.

— У тебя что — уже морская болезнь началась? — насмешливо спро­сила тетя Софи, глядя на него с высоты кровати.

— Нет, — ответил он, — это от запаха. Тетя Софи принюхалась.

— Что это за запах, Драйвер? — спросила она.

— Там крысолов, миледи, — ответила миссис Драйвер, покраснев. — Там, в кухне…

— Что?! — воскликнула тетя Софи. — Вы их выкуриваете?!

И она засмеялась.

— О боже, о боже! — всхлипывала она. — Но если они вам не по вку­су, Драйвер, избавиться от них проще простого.

— Как, миледи? — спросила миссис Драйвер, и даже ее двойной под­бородок и тот покраснел. Ей было очень неловко.

Обессилев от смеха, тетя Софи помахала унизанной кольцами рукой.

— Покрепче затыкайте бутылку пробкой, — выговорила она наконец и указала им кивком на дверь.

Спускаясь по лестнице, они все еще слышали ее смех.

— Она в них не верит, — пробормотала миссис Драйвер и крепче ухва­тила брата за плечо. — Ну и глупо! Посмотрим, что она запоет, когда я потом принесу их к ней в комнату на чистой газете, всех рядком, по ро­сту… — И миссис Драйвер без церемонии поволокла брата через холл.

Куранты были сдвинуты с места, и брат сразу же заметил, что дыра в деревянной панели была законопачена. Входные двери, как обычно, стояли настежь, и в холл врывался солнечный свет. У двери, на коврике, стояли его чемоданы, поджариваясь на солнце. С фруктовых деревьев за дорожкой уже облетел цвет, и ветки покрылись крошечными светло-зеле­ными листочками, прозрачными на солнце.