– Когда тебя видят, ты перестаешь быть собой, – часто говорит он, и это превращает их задачу – войти в «Гэп» и выйти из него так, чтобы тебя не заметили, – из простого развлечения в своего рода символический перформанс.

Чтобы сделать это успешно, нужно с невинным видом постоять у входа, дождавшись момента, когда все сотрудники отвернутся, потом юркнуть внутрь и спрятаться за вешалками с джинсовыми юбками, пока опасность не минует, потом пробежать к вешалкам с блузками и пригнуться, чтобы тебя не было видно за столами со шлепанцами, потом добраться по этому проходу до самой задней стены, выпрямиться и дотронуться до нее, пользуясь тем, что консультантка у примерочной отвлеклась, а потом поспешно выйти, не переходя на бег, потому что бег всегда привлекает нежелательное внимание и вызывает вопрос «Чем я могу вам помочь?», пока остальные наблюдают с улицы и иронически комментируют происходящее друг другу, как будто все они Бобы Костасы[8]: «О, Боб, вот это сейчас был опасный момент». – «Да уж, Боб, но блестящий маневр у комбинезонов в последнюю секунду предотвратил катастрофу!»

Им очень смешно.

Это становится одним из их любимых развлечений – разыгрывать крупнейшие торговые сети в сегменте масс-маркета. Они называют это «культурным противодействием». Они так решили. Это способ противостоять гомогенизирующей, уничтожающей планету корпоративной капиталистической машине, но в юмористическом ключе. Например, они подбивают друг друга прийти в автосалон и два часа притворяться, что хотят купить «додж караван», причем так, чтобы продавец не понял, что это розыгрыш, или, когда это им наскучивает, выдают себя за сотрудников магазинов и облекают в слова идиотский посыл, который часто имплицитно присутствует в рекламе брендов. Среди самых выдающихся образцов этого жанра – случай, когда один человек из их компании якобы раздавал пробники духов в «Диллардс» со словами: «Аромат, от которого перехватывает дыхание», и случай в мужском отделе «Мейсис», когда один из них тихонько ходил возле свитеров от Томми Хилфигера и повторял: «Стопроцентная шерсть для стопроцентного барана». Или когда один из них якобы продавал бюстгальтеры с пуш-апом в «Виктория сикрет» и сообщал клиенткам: «Чем больше ваша грудь, тем больше вас ценят!» Или когда они все оделись в спортивные костюмы, пришли в «Найк» и говорили покупателям: «Не парься из-за рабского труда. Просто сделай это!» Они клеят на кассовые аппараты, на банкоматы и зеркала примерочных стикеры с антикорпоративными лозунгами:

Вечером они возвращаются в «Цех», собираются в галерее на первом этаже, пьют дешевое пиво, курят сигареты с гвоздикой и наслаждаются массажем спины. Все они, разбившись на пары, тройки и четверки, разминают друг другу дельтовидные мышцы. Все они не из Чикаго, все приехали в этот район издалека, и взаимные прикосновения для них – способ сблизиться. Да, они действительно чем-то напоминают стаю шимпанзе, которые выискивают друг у друга клещей и блох, и да, некоторые их соседи по «Цеху» отпускают шуточки по этому поводу и обзывают их разными производными от имени Джейн Гудолл[9], но им все равно. Их жизни тесно переплетены; они едят вместе, пьют вместе, иногда спят вместе. На занятиях по биологии Элизабет узнала новое слово: анастомоз. Это феномен, когда кровеносные сосуды из пересаженного органа или кожного лоскута объединяются и сливаются с собственными сосудами организма, формируя новую сосудистую систему. И это, по мнению Элизабет, идеально описывает их, ее компанию неразлучных друзей, которые все переплетены, все связаны друг с другом. Когда они едут слушать Breeders на «Лоллапалузе», то выразительно переглядываются во время Cannonball и повторяют губами эту идеальную строчку – «Я буду тебе кем захочешь», – как будто она была написана для них, о них.

Почему массаж спины? А почему нет? В конце концов, все они связали свою жизнь с искусством. Они приняли крайне идиотское решение в условиях «экономики просачивания»[10]. А если ты совершаешь серьезные ошибки, надо найти других людей, которые будут совершать их вместе с тобой. Если всю оставшуюся жизнь ты проведешь в нищете – что ж, надо хотя бы найти в этом плюсы, повеселиться, сказать «да» тому, что приносит тебе удовольствие. А массаж спины приносит удовольствие. И брауни с марихуаной тоже приносят удовольствие. И распевать песни Ани Дифранко и Тори Эймос, стоя на диване, а иногда прыгая на нем или даже танцуя, тем более приносит удовольствие. И пить абсент, и читать стихи вслух приносит удовольствие. И смешивать измельченные в порошок галлюциногенные грибы с лимонным соком: вкус мерзкий, но потом оно приносит удовольствие. И вдыхать веселящий газ: это приносит удовольствие почти всегда, за исключением того момента, когда сразу после вдоха кажется, что голова очень быстро сжимается, а потом так же быстро взрывается. Есть термин для описания той микросекунды после большого взрыва, за которую вселенная расширилась, превратившись из микроскопически маленькой точки в бесконечно огромное пространство, – космическая инфляция, и этим выражением вся компания описывает то, что происходит в их головах от веселящего газа и что происходит в их сердцах, когда они вместе.

Элизабет не привыкла так открыто и искренне говорить о дружбе и близости. Но она осознает, что впервые в жизни ничто не разлучит ее с этими людьми. Здесь нет властного отца, который в один прекрасный день объявит, что они снова переезжают в другой город. И поэтому можно отбросить свою обычную сдержанность и отчужденность, свою обычную готовность к катастрофам. Эти люди никуда не денутся. Она никуда не денется. Наконец-то она может позволить себе любить.

И вот как-то в воскресенье, в один из первых теплых весенних дней, через несколько недель после открытия выставки Джека, они, человек десять, садятся в последний вагон поезда на красной ветке и едут в Андерсонвилль на барахолки. Элизабет прислонилась к Агате, и та массирует ей шею железными пальцами, силе которых сейчас позавидовал бы сам Вулкан. Поезд нырнул в туннель, и яркий солнечный пейзаж сменился видом на стремительно несущиеся мимо серые стены. Тут Бенджамин встает и откашливается, все переводят глаза на него, и он говорит:

– Раз уж вы, филистеры, газеты не читаете, я буду тем, кто вам все расскажет.

– Расскажет что? – спрашивает Элизабет.

И тогда Бенджамин достает сегодняшнюю «Трибюн», открывает ее на рубрике «Культура» и показывает всем большую фотографию Джека и Элизабет, держащихся за руки на фоне одной из наиболее пристойных работ серии «Девушка в окне». Снимок был сделан в день открытия выставки, и заметка, которую Бенджамин тут же зачитывает вслух, посвящена последним тенденциям бурно развивающейся культурной жизни в Уикер-парке. Автор называет «Цех» источником качественно новой энергии, сердцем этого в целом неблагополучного района, а потом, ближе к концу статьи, особо отмечает выставку Джека и сообщает, что галерея продала все его работы до единой, а «Джек Бейкер – самый выдающийся молодой художник в Чикаго».

Когда Бенджамин заканчивает читать, все они молча и изумленно переглядываются. Наконец поезд со скрежетом тормозит на станции «Гранд-авеню», и более удачного совпадения не придумать, потому что, когда он останавливается и двери открываются, из динамиков раздается: «Гранд», и тут Элизабет говорит:

– Это же грандиозно.

Она окидывает взглядом вагон, смотрит на своих прекрасных друзей, и все они смеются (а застенчивый Джек в своей типичной манере сидит и краснеет), и ей кажется, что они – эти несколько человек, которых поезд несет под землей, – фитильки истории, горящие ярким пламенем маяки перемен и прогресса. Она никогда еще не была так непоколебимо уверена, что влюблена в Джека, и в своих друзей, и в этот город, и в это яркое весеннее воскресенье.