Но вдруг поп, что еще не закончил читать молитву, прикрикнул:

– А ну молчать во время службы, нехристь! Отпевание идет, а он разгорланился.

Егор притих, но только в толпе не скрылся. Топтался нетерпеливо с ноги на ногу, ожидая, когда снова можно накинуться с обвинениями на молодую женщину. Как опустили гроб в землю, схватила Мария ребятишек и кинулась бежать, не дождавшись даже, когда засыпят мужнину могилу. Подальше от разгневанной толпы и Косого, который просто обезумел в желании сломать не покорившуюся ему красавицу.

Спасаясь от гнева односельчан, заперлась вдова в погребе детей, а сама притаилась с вилами у дверей. Едва успела она задвинуть засов, как застучали в стены булыжники со всех сторон, поднялся гвалт и шум. Односельчане, науськанные Егором Косым, разгромили двор и хлев, обмазали ворота углем и обкидали камнями дом.

Несколько часов дрожала от ужаса в осаде несчастная вдовица за дверью своего дома. Молила лишь об одном, чтобы не пустили бесчинствующие погромщики красного петуха на ее избу.

Наконец к вечеру крики стихли, односельчане устали грабить и громить подворье вдовы. Они разбрелись по своим избам, оставив несчастную в покое.

Однако Мария все еще сидела у двери, настороженно вслушиваясь в каждый звук. Боялась она истопить печь или шелохнуться, хотя ребятишки ее давно проголодались. Их тихие всхлипывания доносились из подвала, но мать только шикала на детей, чтобы они сидели молча.

Вдруг тихий стук разорвал тишину за дверью, знакомый голос позвал:

– Маруся, доченька, это я, матушка твоя. Отвори.

Мария выглянула в небольшую щелку недоверчиво, а мать зашептала ей испуганно:

– Всю скотину увели у вас со двора. Я только успела лошадь с телегой в лесу спрятать. Доченька, садись с детьми в нее да уезжай куда глаза глядят. Не будет тебе тут жизни! Косой всех зовет против тебя вилами идти, избу сжечь, а тебя наказать за блуд.

Молодая вдова горячо возразила:

– Матушка, не греховодница я. Мужу никогда не изменяла, вот тебе крест. Могу перед иконой божией матери поклясться.

Да только матушка замахала на нее руками:

– Смуту навел Косой, распалил всех! Угомону теперь не сыскать. Семен в могиле, и заступиться за тебя некому. Уезжай, доченька, если не хочешь, чтобы тебя по деревне в непотребном виде гоняли и грязью закидывали. Ведь так и будет Косой дальше поганить имя твое честное. Всем рассказал уже, что сношался с тобой. И как мужиков ты привораживаешь, чтобы сердце им высушить для своих дел колдовских.

Вскрикнула Мария от того ужасного оговора, что черной тенью теперь тянулся по всей деревне, и поняла – надо бежать. Вместе с матерью собрали они как можно больше вещей, нагрузили телегу до самого верху. Усадила Мария деток, сама вскарабкалась на передок и тронула вожжи. Потащила лошадь тяжелый груз в ночи по сельской дороге.

А куда она ехала, того и сама Мария не знала. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от деревни, где считают ее распутницей и только думают, как учинить прилюдную расправу.

Ехала молодая вдова и тихонько плакала от своего одиночества и несчастной судьбы. Была замужней женой, зажиточной крестьянкой, но вдруг от одного черного слова Егорки Косого лишилась всего. Стала бедной вдовой, которой головы приютить негде.

Даже не догадывалась несчастная женщина, какая жизнь ждет ее впереди.

***

Красавица в ночной рубашке упала в ноги оборванному бродяге, протянула тяжелый кошель с монетами и украшениями:

– Возьми все что у меня есть, умоляю!

Пять лет прошли как один день с той страшной для Марии ночи, но каких! После побега из села подальше от озверевших односельчан длинная дорога кружилась и петляла двое суток вдову с детьми. Пока не оказалась Мария с детьми в небольшой деревеньке на две улицы. Такое тихое было место, что показалось оно сначала ей безлюдным, одна лишь мельница шуршит лопастями над тонкой речкой.

Едва живая от усталости Мария спустилась к речушке, чтобы набрать воды для детей. Были они без еды, воды и сна вторые сутки, а впереди ждала только смерть, никто не поможет нищей вдове с целым выводком… Нахлебники в чужом доме не нужны.

«Такая жизнь хуже смерти. Пускай бы уже забили камнями в родном селе! Утоплюсь, а добрые люди детишек в сиротский приют отдадут. Пускай живут без ласки материнской, зато сытые», – решила Мария в отчаянии.

Шагнула она в речушку и оробела от грозного окрика. Из мельницы вышел насупленный мужик весь в мучной пыльце с головы до ног. Взгляд у него был до того суровый, что Мария выпалила всю правду на его вопрос «Вы кто такие?»

– Пришлые, бездомные…

Мельник внимательно всмотрелся в троих ребятишек, что жались на телеге друг к другу, в почерневшую от горя молодицу во вдовьем платке. И вдруг кивнул на старенькую избу по соседству от мельницы:

– Коли без дома остались, так вон дом пустой стоит, хозяева померли давно. Заселяйтесь.

С тех пор началась у молодой вдовы новая жизнь. А тот самый мельник, вдовец Савелий, принялся помогать соседке обживаться, то забор ей поправит, то печку отладит, чтобы не дымила.

А она не отказывалась, трудно одной со всем хозяйством управляться. Пусть и приучена была Мария к труду, не жалея себя, от зари до зари возилась в огороде, ухаживала за скотиной, но мужской работы не умела. Не хватало ей сил в тонких, нежных пальцах, чтобы наколоть дрова или переложить крышу на бане.

Первое время дичилась Мария молчаливого мельника, который со льстивыми разговорами к ней не лип, обнять не норовил и в любовницы не звал. Диковинный он был для нее, не похожий на остальных мужиков. Брагу не любил, в кабак придорожный не ездил, а отдыхал вечерами за столярным делом или просто сидел у печи и слушал сказки да небылицы, что рассказывала Мария детям.

А еще был обучен грамоте и обожал читать газеты и журналы, выписывая их, словно барин с волости. Сам чинил поломки на мельнице, сам таскал мешки и работал без помощников.

Да сама не заметила молодая женщина, как полюбила Савелия горячо и сильно за спокойный характер и заботу. Поэтому через год, как сняла Мария вдовий платок, Савелий посватался к ней. И после венчания отстроил для большой семьи светлую избу-пятистенку.

С тех пор жили мирно да ладно. Первый год все боялась Мария, вдруг рявкнет Савелий, замахнется или обругает ее, а потом привыкла и позабыла, как это бывает, когда «муж жену разумеет».

За пять лет Мария родила мужу еще двоих ребятишек. Да так похорошела, будто спелое яблоко налилась красотой и женской силой.

Рядом с их селом построили железную дорогу, и маленькое село зашумело, принялось расти, как муравьиная горка. Работы у Савелия прибавилось, потекли в семью доходы. Однако хоть приходил он домой уставший, но всегда расцветал сердцем при виде жены и детей.

Мария же вилась вокруг мужа ласковой кошкой, носила каждый день обеды на мельницу, наряжалась, чтобы пройтись парочкой по улице под восхищенные взгляды прохожих. Вот в такой из дней прогуливались они вместе, любуясь, как строится новая станция. Как вдруг один из рабочих выпрямился, оглянулся на мужа с женой, и у Марии подкосились от ужаса ноги.

Как в тумане потянула она муж за рукав:

– Замерзла я, Савушка, идем домой.

Муж сразу же стянул теплый жилет, накинул ей на плечи. Но ни забота, ни теплая поддева не могли согреть Марию. Дрожала она не от вечернего холода, а от нахлынувшего на нее страха – неужели это он?

Дома Мария весь вечер не могла найти себе места, то и дело поглядывала в окно, будто ждала кого-то. И оказалось не напрасно. Скрипнула воротина, и молодая женщина кинулась во двор как была – босая, с наспех накинутым на плечи платком.

У крыльца поймали ее грубые пальцы, окатило смрадом гнилых зубов, заскрипел над ухом знакомый голос:

– Что, плутовка, думала, не признаю тебя?! Убежать от меня хотела? А я все про тебя разузнал, расспросил. Опять за богатея замуж выскочила, тоже сердце ему иссушила, ведьма?

Мария с отвращением вырвалась из мерзких для нее объятий: