Поэтому у причала ждала колесница. Золотая, под стать наряду Эриды, с изображением ревущего льва на щите, укреплявшем передний борт. Один из личных гвардейцев королевы терпеливо дожидался ее, держа в руках поводья, пристегнутые к удилам шестерки белых боевых скакунов.

Эрида забралась на сиденье позади возницы, позволила служанкам поправить ей юбки и подняла руку, приветствуя собравшихся на улицах и в проулках людей, а также тех, кто выглядывал из окон и высовывался из-за оград на набережных каналов. Восседавшие на скакунах гвардейцы выстроились вокруг колесницы. Затем поводья дернулись, повозка пришла в движение, резко накренившись вперед, и Эрида потеряла равновесие, но всего на мгновение.

Она снова почувствовала себя невестой, только теперь ее ждала свадьба с самой судьбой.

Они ехали по Божественному пути – самому широкому проспекту в городе, вымощенному гладким известняком. Вдоль дороги выстроились солдаты столичного гарнизона, чтобы сдерживать толпу, среди которой находились как простые люди, так и представители знати. Поскольку стояла зима, большинству горожан неоткуда было взять цветы, но богачи бросали на дорогу розы. Алые, словно капли свежей крови, лепестки взмывали в воздух перед колесницей королевы. Гвардейцы же бросали в толпу монетки, приводя людей в неистовый восторг. Все собравшиеся скандировали ее имя снова и снова, пока у нее не закружилась голова.

– Львица! – кричали некоторые.

– Императрица! – восклицали другие.

Эрида упивалась их любовью, упивалась своей властью.

Казалось, статуи ее предков, стоявшие на разных платформах и пьедесталах, следили за ней. Она знала каждого из них по имени. Был среди них и ее отец.

Памятник Конраду Третьему, высеченный из белого мрамора, отличался идеальным сходством с образом короля. Эрида заказала его сразу после смерти отца, поручив работу самым искусным скульпторам во всем мире. Это меньшее, что она могла сделать в те дни, когда смотрела на его хладное тело.

Пока колесница проезжала мимо, Эрида не сводила со статуи взгляда, изучая недвижное лицо и невидящие глаза отца. Даже сейчас, когда она ликовала от своих побед, при виде этого памятника у нее щемило сердце.

«Я стала той, кем ты желал меня видеть. – Вот что ей хотелось сказать отцу. – Я стала завоевательницей».

Как бы страстно она ни желала поговорить с отцом, как бы отчаянно ни тянулась к нему всем своим существом, каким бы могуществом ни обладала, он был для нее недосягаем. Смерть не подвластна никому: ни ничтожной букашке, ни даже императрице. И все же Эрида тянулась и стремилась к нему, надеялась хоть на мгновение ощутить, что он любит дочь и гордится ею.

Но чувствовала лишь пустоту.

Колесница проехала по мосту Верующих, а затем обогнула величественную башню Конрады. В этом храме, построенном прадедом Эриды, возносили молитвы всем двадцати богам Варда.

В глубине души Эрида понимала, что эти боги фальшивка.

Истинным божеством был тот, чей облик был высечен не из камня, а из тени.

– Впусти меня, – шепот неустанно отдавался где-то на границе ее сознания. Он постоянно выжидал. – Впусти меня, и я сделаю тебя величайшей королевой, какую когда-либо увидит этот мир.

Они продолжали путь, оставив Конраду позади. Эриду ждала тройная коронация, но сейчас ее мысли были сосредоточены на Новом дворце. Он уже виднелся далеко впереди, возвышаясь над другими зданиями, словно каменный зверь. Он стоял на острове посреди Аскала, как отдельный город внутри столицы.

Когда они въехали на мост Отваги, внизу под которым шумели воды Гранд-канала, сердце Эриды забилось быстрее. Ей доводилось пересекать его тысячу раз, но сейчас все было иначе. По обе стороны моста выстроилась сотня солдат из дворцового гарнизона, а их поднятые к небу мечи образовали нечто похожее на стальной туннель.

Из каждого уголка города раздавались приветственные крики, которые ветер эхом разносил вдоль каналов. Эриде казалось, что ей воздает хвалу весь мир.

Она купалась в этом обожании, стараясь сохранять власть над эмоциями, и смотрела только вперед – прямо на дворцовые ворота, напоминающие железные челюсти. Она изо всех сил вцепилась в перила, чтобы ни в коем случае не упасть и скрыть дрожь в руках.

Не успела она и глазом моргнуть, как массивный свод пронесся у нее над головой и ворота остались позади. Когда колесница въехала в парадный двор, лошади замедлили шаг, поднимая копытами вихрь из пыли и мелких камешков. Стены дворца были вычищены до блеска. Королевский сенешаль лорд Катберг тщательно подготовился к ее возвращению.

Алое солнце окрашивало мир в нежные тона, и все вокруг приобрело розоватый оттенок. Словно Эрида смотрела на дворец сквозь витраж.

Где-то в глубине ее сознания пронеслась мысль, не сон ли это.

Боль в ногах убедила ее в обратном.

Возница осторожно застопорил лошадей, а другие гвардейцы встали возле колесницы ровными рядами. Спустившись на землю, Эрида оказалась среди них. Облаченная в золотистую броню, она мало чем отличалась от воинов-мужчин.

В ее ушах стоял звон, заглушающий все прочие звуки. Эрида задержала взгляд на ступенях, ведущих к огромным дубовым дверям, за которыми скрывалась ее королевская резиденция. Там находился парадный зал, а в нем – ее трон.

Эрида посмотрела на своего сенешаля и других придворных. Их лица расплывались, и ей казалось, что она смотрит сквозь них.

Все вокруг застыли в поклоне, словно тянувшиеся к солнцу полевые цветы.

Только одна пара глаз была прикована к ее лицу. Их обладатель не склонил спину – лишь едва заметно опустил голову. Этого было достаточно.

Таристан был в кроваво-красном, в то время как Эрида сияла золотом.

Она даже посочувствовала слуге, который надевал на ее мужа бархатное сюрко, рубиновую цепь и начищенные до блеска черные сапоги. Но, несмотря на зимний холод, на Таристане не было мантии, и это выделяло его среди павлинов, кутавшихся в лощеные меха. Даже Ронин, согнувшийся в неуклюжем поклоне, был облачен в темно-красный плащ.

Принц Древнего Кора выглядел так же, как и в воспоминаниях Эриды, как и три с лишним месяца назад – до того, как он отправился на север, в Джидаштерн, в сопровождении худосочного мага и армии мертвецов.

С тех пор она получала от него лишь весточки. Краткие, наполовину зашифрованные письма, в которых он намекал, что сорвал еще одно Веретено. Еще один дар. Еще одна победа. Но подробностей она не знала.

Эрида не позволила эмоциям отразиться на лице, хотя ее пальцы, спрятанные между складками длинной мантии, задрожали. Она пыталась думать о короне, о троне, о Том, Кто Ждет и о тихом шепоте, который звучал в глубине ее разума. Она пыталась думать о чем угодно, только не о собственном муже.

«Значит ли это, что ты моя?»

Этот вопрос Таристан задал ей три месяца назад, когда они остались наедине в королевских покоях. Тогда она не дала ему ответа, да и сейчас не знала, что сказать.

Он смотрел на нее немигающим взглядом, пока все вокруг таращились в землю.

Приглядевшись внимательнее, Эрида заметила на его лице нечто странное – красную полосу порванной кожи. Едва затянувшуюся рану. Для такого человека, как Таристан, подобное казалось немыслимым. Он был неуязвим для любого оружия, и никто в Варде не мог сравниться с ним по силе.

Эрида почувствовала, как между ними пронеслась искра. Невыносимо. Больше всего на свете ей хотелось броситься к нему. Она желала знать, что случилось в Джидаштерне, желала заключить его в свои объятия. Ей понадобилась вся ее сила воли, чтобы заставить себя подождать.

– Слава Львице Эриде, королеве Галланда, Мадренции, Тириота и Сискарии! – провозгласил сенешаль, и его голос эхом отразился от дворцовых стен.

Эрида едва ли расслышала хоть одно слово.

Таристан, стоя на другом конце длинного двора, не сводил с нее взгляда. В его глазах горел знакомый красноватый блеск – возможно, в них отражалось кровавое небо или же тень Того, Кто Ждет. Эрида не могла сказать наверняка.