Вернер устало дошел до коляски и вернулся в «Малверн».
Через три дня привели Черную Звезду. Нанятый для доставки конюх привез Вернеру короткую записку. Она гласила:
Сэр, поскольку я более не считаюсь вашим сыном, я счел своим долгом вернуть вам ваш подарок. Вскоре я уеду из Уильямсбурга.
Майкл
Через несколько дней до Вернера дошли слухи, что Майкл и вправду уехал из Уильямсбурга. А через год ему сообщили, что его единственный сын погиб в море.
У Малколма Вернера больше не было сына, который продолжил бы род Вернеров. Он подумывал жениться, чтобы обзавестись еще одним сыном – Бог свидетель, было много женщин, с радостью вышедших бы за хозяина «Малверна». Но с повторной женитьбой у него как-то не сложилось. Вместо этого он сидел в конторе и напивался до бесчувствия…
Осторожный стук в дверь отвлек его от горьких воспоминаний. Он поднял голову.
– Да? Кто… кто там?
Он осознал, что сильно пьян.
– Мистер Вернер, – неуверенно произнес женский голос. – Можно с вами поговорить, сэр?
Это девушка… как там ее? Ханна, Ханна Маккембридж.
– Нет! – крикнул он. – Уходите! Оставьте меня в покое!
Через мгновение он услышал ее удаляющиеся шаги. И громко вздохнул.
Что ему с ней делать? Оставить ее у себя, не сообщив об этом в суд или этому Амосу Стритчу, – значит нарушить закон. Но Вернер знал, что ничего никому не сообщит. Не сейчас. От одного воспоминания об отметинах у нее на спине его передернуло.
Ее предложение шантажировать Амоса Стритча представлялось ему омерзительным. В то же время его чувство юмора потешилось от ироничной справедливости такого действия.
Тут Вернер вспомнил, как его огорошил вид ее неприкрытой груди, и ощутил волну стыда. Почему она вдруг появилась в его жизни, нарушив ее размеренный, пусть и скучный уклад?
Он на мгновение закрыл глаза. Перед его внутренним взором плясали картины его плотского соития с ней. А какого сына она могла бы ему родить…
Нет!
К черту эту треклятую девчонку!
Громко выругавшись, он швырнул бокал в стену. Тот разбился, осколки посыпались на пол, на стене расплылось темное пятно.
Вернер тотчас же встал, взял другой бокал и наполнил его коньяком.
Глава 6
«Малверн» просто покорил Ханну.
Когда-то давным-давно они с матерью проезжали мимо этой плантации, и Ханна мечтала, что однажды увидит, что находится внутри большого дома. И увиденное превзошло все ее ожидания.
От мыслей о матери Ханну охватило чувство вины. Она знала, что та будет беспокоиться и переживать, узнав о необъяснимом исчезновении Ханны, но она также знала, что, если попытается передать весточку матери, об этом узнает Сайлас Квинт и сразу же сообщит Стритчу. Ханне оставалось лишь надеяться, что ее мать, которой пришлось столько в жизни вынести, переживет и это. И также надеялась, что скоро все изменится.
Эти мысли причиняли Ханне сильную душевную боль, поэтому она постаралась выбросить их из головы и заняться осмотром огромного особняка.
Хотя ей с матерью приходилось и раньше бывать в роскошных домах богачей Уильямсбурга, казавшихся ей тогда вершиной богатства, но те дома не шли ни в какое сравнение с этим особняком.
«Малверн» был построен позже многих домов плантаторов. Большинство из них возводилось по частям, по мере надобности комната пристраивалась к комнате. Но «Малверн» проектировался изучавшим архитектуру специалистом и строился с соблюдением всех правил зодчества. Высокие белые колонны у главного входа были для того времени необычны, а широкая лестница, ведущая на второй этаж, разительно отличалась от узких витых лесенок, сохранившихся во многих домах постарше.
В «Малверне» имелся коридор, тянувшийся сквозь центр дома и в двух местах огибавший лестницу, как поток огибает валун, и, когда были открыты парадная и черная двери, там дул освежающий ветерок даже в летнюю жару. А окружавшие с трех сторон дом огромные дубы давали прохладную тень.
Ханна неустанно осматривала множество комнат с мебелью, которую она раньше никогда не видела. Ей очень нравилась комната, которой ей разрешили пользоваться. Девушка с большим удовольствием валялась на огромной кровати с четырьмя столбиками и бархатным балдахином, тонким постельным бельем и шелковым покрывалом. На полу возле большого открытого камина лежал красивый зеленый турецкий ковер. Также имелся украшенный изящной резьбой платяной шкаф, вот только он пустовал, так как платьев у Ханны не было.
Одной из самых любимых ею комнат была музыкальная гостиная – парадная комната с клавесином, двумя скрипками, лирой, блок-флейтой и обычной флейтой. Хотя Ханна впервые видела большинство присутствующих инструментов, разве что кроме скрипок, ей все же нравилось держать инструменты в руках, а когда вокруг никого не было, она научилась подбирать на клавесине простенькую мелодию.
Она также обошла всю усадьбу за пределами дома. Помимо понравившихся ей ухоженных садов, там располагались надворные постройки, состоявшие из кухни, коптильни, оранжереи и отхожего места. Большинство построек соединялось с главным зданием крытыми переходами, чтобы можно было беспрепятственно передвигаться в плохую погоду. Все это представляло воплощение роскошной жизни, о которой Ханна раньше и понятия не имела.
Хотя просторные лужайки и сады, тянущиеся на двести метров от берегов реки Джеймс, соответствовали врожденному чувству красоты Ханны, больше всего ее восхищало внутреннее убранство особняка. И вызывало массу вопросов. Несмотря на изысканность и изящество, Ханна чувствовала, что в этом доме нет счастья. В комнатах царил неясный призрак печали, словно оставшийся после похорон запах погребальных цветочных венков. Ибо комнаты эти были пусты, если не считать присутствия Ханны и служанок-рабынь, прибиравшихся здесь с горем пополам.
В огромной гостиной все было покрыто слоем пыли, мебель затянута муслиновыми чехлами. Ханну не покидало ощущение того, что дом спит, ждет кого-то или чего-то, что снова вдохнет в него жизнь.
Кроме комнаты для приемов или гостиной, были еще полная книг библиотека внизу с аскетичной кожаной обстановкой, небольшой кабинет, где каждый день запирался Вернер, и огромная столовая по одну сторону коридора и лестницы. С другой стороны, как вскоре выяснила Ханна, располагался шикарный бальный зал.
Шикарный бальный зал!
Ханна о таких слышала, но никогда не видела. Хоть воздух и был пропитан пылью, это не могло скрыть дивной красоты зала. Вдоль длинных стен стояли ряды стульев, теперь в муслиновых чехлах. В одном конце помещения стояли изящно украшенный клавесин, большая арфа и несколько пюпитров. Ханне не пришлось особо напрягать воображение, чтобы представить себе играющих музыкантов и изящно скользящих по вощеным полам танцоров. В центре зала висела огромная хрустальная люстра, потускневшая от пыли, которую можно было опускать, чтобы менять и зажигать свечи. С двух сторон вдоль стен зала висели люстры поменьше, но не менее роскошные.
Ханна подумала, как жаль, что такой красивый зал, способный дарить много радости, остается пыльным и пустым.
При первой же возможности она спросила у Дженни, когда бальным залом пользовались в последний раз.
Лицо у Дженни сделалось испуганным, она украдкой посмотрела на закрытую дверь кабинета Вернера.
– Ни разу с тех пор, как уехал масса Майкл, мисси.
– Сын мистера Вернера?
Дженни кивнула.
– Это был единственный раз, когда хозяева пользовались этой комнатой. Слыхала, как рассказывали, что масса собирался дать большой званый бал и пригласил соседних господ, когда построили этот дом. Но тут умерла его жена, и бала так и не было. А потом, когда массе Майклу исполнился двадцать один год, масса велел отпереть зал и закатил большой бал. Слыхала я, что тот бал надо было видеть. А после масса Майкл уехал, и хозяин запер зал, и с тех пор его ни разу не открывали.
