Я замедляю шаг рядом с ним.

— Какое нападение?

Рубен останавливается, когда замечает, что я остался позади.

— О, боже. Я думал, ты знаешь. Она не говорила? — он отводит взгляд, словно стыдясь. — Прости, может, мне не стоило…

Я медленно подхожу ближе, стараясь оставаться спокойным.

— Рубен, что случилось?

— Её изнасиловали, — тихо отвечает он, и у меня перехватывает дыхание. — Почти год назад, когда она возвращалась домой поздно вечером, кто-то схватил её и затащил в переулок за зданием. Камеры наблюдения показали, что она сопротивлялась, но этот ублюдок ударил её, вырубив, а потом надругался. Утром её нашёл прохожий, выгуливавший собаку, она была без сознания и вся в синяках.

— С тех пор она сама не своя, — продолжает Рубен. — Она по-прежнему милая и веселая, но, честно говоря, Беа, которая приехала к нам два года назад, — не та, которую ты видишь сегодня. Раньше она была жизнерадостной, всё время улыбалась и горела желанием начать самостоятельную жизнь после того, как покинула родительский дом. — Рубен усмехается, задумавшись.

— Не знаю, встречался ли ты с её семьёй, — добавляет он. — Она обожает своих сестёр, хотя они такие разные. У неё хорошие отношения с отцом, и мама тоже её поддерживает, но Тереза, если честно, бывает чересчур придирчивой. А вот её дед…бессовестный придурок… Он всегда казался мне милым стариком, но будь он помоложе, я бы с удовольствием набил ему морду.

— Она по-прежнему вспыльчивая, — комментирую я, пытаясь осмыслить услышанное.

Рубен тихо смеётся.

— О да, без сомнения, но теперь она как будто сдерживает себя. Она самый сильный человек, которого я когда-либо встречал. Может, ей не всегда бывает легко, но она не сдаётся. Ты должен восхищаться тем, что она живёт одна, после всего, что произошло, и всё равно каждый день выходит на работу. А её работа… — он качает головой. — Её работа привлекает внимание, и, конечно, слухи быстро разлетаются.

Рубен замирает и вздыхает.

— О, боже мой! — его взгляд устремляется к барной витрине.

Беатрис танцует и поёт на вершине барной стойки. Толпа вокруг подбадривает её, но я замечаю, что несколько человек снимают её на телефоны.

Чёрт.

Несколько прохожих устремляются внутрь.

— Здесь так весело! — замечает одна из них.

Я иду следом, пробираясь сквозь толпу, но танцующие мешают мне пройти. Они подпевают песне “Love Shack”, а Беатрис зовёт нескольких девушек к себе, чтобы спеть и потанцевать вместе с ней. Когда песня заканчивается, зал взрывается радостными криками.

Беатрис машет толпе и говорит в микрофон:

— Какая замечательная публика! — она смеётся, лучезарно улыбаясь людям. — Но давайте на минуту опустим веселье… поговорим о личном. — Она понижает голос, делая его глубоким и тягучим, и по толпе прокатываются смешки.

— Следующая песня для всех моих девушек, которых когда-либо бросали, предавали или вытесняли из жизни. Для тех, кто не оказался «той самой». Мои девушки-дублёры, где вы? — Женщины в баре поднимают радостный гул, кричат и свистят. — Знаете что? Это касается и мужчин, почему бы и нет? Я права? — мужчины тоже шумно приветствуют её, некоторые стучат кулаками по столам. — Йоу! Большой Майк, ты знаешь, что делать!

Я следую за её взглядом и замечаю массивного мужчину с длинной бородой, спускающейся до его внушительного живота. Он показывает Беатрис большой палец и запускает песню на музыкальном автомате.

Она закрывает глаза, начинает покачиваться в такт и выводит первую строчку:

— В моём сердце разгорается огонь… — Женщины радостно визжат и подбадривают её. Меня удивляет, насколько у неё хороший голос и как уверенно она держит мелодию, несмотря на явное опьянение. Она танцует вдоль барной стойки, приглашая толпу подпевать вместе с ней, когда начинается припев.

— Рубен. — К нам подходит здоровенный бармен. — Давно не виделись, брат. — Они обмениваются крепким рукопожатием и короткими объятиями. — Если бы я знал, что она не грустит из-за чего-то серьёзного, я бы просто наслаждался её выступлением. Она всегда любила петь для публики, — говорит Майк, наблюдая за Беатрис. — Ты в курсе, что произошло?

— Понятия не имею, — признаётся Рубен. — Но уверен, что узнаю по дороге домой.

— Она сегодня видела Лео… с его невестой. — Оба мужчины бросают взгляд на меня, но я продолжаю смотреть, как Беатрис поёт и танцует.

Майк скрежещет зубами.

— Этот сукин сын женится? И хватило наглости водить Беа за нос полтора года?

Рубен тяжело вздыхает.

— Два года.

— Два года! — Майк бьёт кулаком по стене, и гипсокартон трескается. — А потом случается вся эта мерзость, и он не выдерживает и сбегает?! Если я хоть раз увижу здесь его тупую рожу, я за себя не ручаюсь.

Когда песня заканчивается, Беатрис падает обратно в толпу, и люди ловят её, аккуратно опуская на пол. Если бы я не знал того, что знаю сейчас, я бы подумал, что она самый счастливый человек на свете. Она улыбается, раздаёт «пять» всем, кого проходит, и даже успевает сделать пару селфи с окружающими, складывая пальцы в знаки мира.

— Рубиновый вторник! — она весело вскрикивает и, хихикая, подбегает к нам, запрыгивая на Рубена.

Тот, смеясь, едва удерживает равновесие:

— Беа-а, почему ты веселишься без меня?

— Ты работал, помнишь? — отвечает она, когда он аккуратно ставит её на землю. — Но теперь ты здесь, и это главное. Только зачем ты притащил с собой мистера Сварливые Штаны? — Беатрис наклоняется к Рубену, делая вид, что шепчет, но её шёпот звучит громче обычного голоса.

— Я пришёл проверить, как ты. Слышал, ты здесь.

— Да я в порядке, видишь? Я со всеми своими друзьями, — она с кривой улыбкой смотрит на меня.

— Да? А кто твои друзья?

— Ну давай посмотрим… Вот Билл, но все зовут его Тренер, потому что он без ума от футбола и знает о нём всё. Вон Джон-Джон, Салли, Яблочко-Бобби — с ним лучше в дартс не играть, Мона, она раньше была рокеткой, Джимми, Кейси, Дилан…

— Ладно, я понял, ты знаешь всех, — прерываю я её. — Пойдём, отвезём тебя домой.

— Зачем? Веселье только начинается, — она пытается опереться на стойку, но промахивается и начинает падать. Я успеваю подхватить её прежде, чем она ударяется.

— Мой герой! — она улыбается и обнимает меня. — Ммм, ты всегда так вкусно пахнешь.

Я аккуратно прижимаю её к себе, пытаясь не потерять равновесие.

— У тебя завтра фотосессия, помнишь? — бормочет она, но тут же снова начинает обнюхивать мою шею. Я поворачиваюсь к бармену.

— Сколько она должна?

— Всё нормально, чувак. Она мне помогает с фото и другой рекламой для бара, — отвечает Большой Майк. Я киваю и начинаю выводить её из заведения.

Рубен подхватывает её с другой стороны, закидывая её руку себе на плечи:

— Пойдём домой, девочка.

Прогулка занимает больше времени, чем я рассчитывал. Она утверждает, что знает каждого встречного, и настаивает на том, чтобы поговорить с ними, расспрашивая о семье и работе. Большинство просто её игнорируют, а некоторые отвечают, на мой взгляд, из жалости.

Когда мы наконец заходим в здание, она начинает петь:

— Никто не знает, с какими неприятностями я сталкивалась… никто не знает моих печалей… иногда я в приподнятом настроении, иногда в подавленном… Эй, Джорджи, как ты там поживаешь, старик?

Джордж выходит из-за стойки:

— Я в порядке, мисс Беа, а с вами всё хорошо, дорогая?

— Я? Конечно, — она продолжает петь. — Никто не знает, с какой бедой я столкнулась…

— Вот и привёл её, Рубен, — говорю я, поддерживая её за талию. — Спасибо, что помогаешь.

— Дай я хоть дверь тебе открою, папочка, — ухмыляется Рубен, когда мы входим в лифт.

Беатрис прижимается ко мне, и я подхватываю её на руки, зная, что она не сможет пройти до своей квартиры.

— Ого! Ребята, посмотрите на меня, я лечу! Я верю, что могу летать, верю, что коснусь неба…

— Да, Беа, девочка моя. Потише, а то разбудишь миссис Джо…