Глава 21. И в постель
По дороге домой я впервые посетил Индо-Китай в Сайгоне и обнаружил, что он находится в самом неспокойном состоянии. Французам пришлось нелегко во время войны, и хотя британцы сделали все возможное, доставляя в страну на парашютах агентов и припасы, они были как капли в море на этой огромной территории. Теперь никто не мог выйти за пределы Сайгона без опасения подвергнуться нападению, и атмосфера была тревожной и неприятной. Я провел там один день, и, несмотря на трудности, наш представитель и его жена, мистер и миссис Мейклрейд, оказали мне теплый прием. Нас всех пригласил на обед французский губернатор Индо-Китая адмирал д'Арженлие, замечательный человек, сделавший необыкновенную карьеру. Адмирал был морским офицером во время войны 1914-18 годов, но вскоре после нее умерла его жена, и он оставил флот и стал монахом-кармелитом. В 1939 году, когда Франция вступила в войну, он снова поступил на флот и стал адмиралом, сражаясь со свободными французами, которые избрали его губернатором Индо-Китая. Позже его отозвали, и он вернулся в свой монастырь.
Из Сайгона я вылетел в Рангун, чтобы остановиться у бригадного генерала К. Л. Дюка, который служил со мной в 61-й дивизии в Оксфорде и Баллимене. Мы скромно пообедали, и я поднялся в свою комнату. Спускаясь вниз, я поскользнулся на кокосовом коврике в своих туфлях на кожаной подошве и рухнул на ступеньки. Я ударился головой о стену, почти потеряв сознание, сломал спину, раздробив позвонок, и мне очень повезло, что я не сломал шею. Когда я пришел в себя и понял, что со мной произошло, казалось, это был смертный звонок для всех надежд, удовольствий или работы, и в глубине души я уже не думал, что смогу снова ходить.
И снова мне повезло: в Рангунском госпитале работал хирург-ортопед высокого класса, полковник Боннин. Он наложил на меня парижский гипс, настоял на том, чтобы через несколько дней я начал делать упражнения, и вернул мне интерес и уверенность в себе. Гипс держался, и я смог кое-как передвигаться, а через месяц он отправил меня обратно в Англию на моем собственном самолете. Он прислал со мной отличную медсестру, и благодаря замечательным усилиям экипажа и моего личного денщика Причарда я совершил замечательное путешествие домой. Завязав узлы, я продолжила свое прощальное турне по миру, как примадонна, но, в отличие от большинства примадонн, я чувствовала, что это будет мое последнее путешествие.
Я снова остановился у Уэйвеллов в Дели. Они угощали меня шампанским, и я старался не сравнивать свое путешествие домой с путешествием из дома. Две ночи с генералом Олфри в Каире и с сэром Клиффордом и леди Нортон в Афинах помогли мне взбодриться, но я не был уверен в том, что попаду в Англию. Полковник Боннин позвонил домой и попробовал устроить меня в Королевский масонский госпиталь, который, по его словам, был одним из лучших госпиталей в Лондоне. Несмотря на то что он был закрыт как военный госпиталь, масоны любезно согласились, чтобы я отправился туда, хотя я и не принадлежу к их братству. В течение семи месяцев они оперировали меня, ухаживали за мной, размещали и кормили, и все это с неослабевающей добротой и мастерством; и ни у одного человека нет большей причины быть им благодарным. Они не только вылечили мою спину, но и привели меня в порядок внутри и снаружи, раскопали всевозможные старые куски железа и отправили меня более здоровым, если не более мудрым человеком. Я должен еще раз поблагодарить мистера Бакстона, хирурга-ортопеда, мистера Паннета из больницы Святой Марии, а также матрону, врачей и медперсонал, которые ухаживали за мной и творили свои чудеса.
Я пролежал слишком долго, чтобы согласиться на назначение генералиссимуса личным советником, но, думаю, и он, и мадам понимали, как горько мне было отказываться. Они написали мне письмо, предлагая сохранить за мной эту должность на неопределенный срок, но я чувствовал, что я - мошенник и могу оказаться бесполезным. Я любил Китай, его народ и страну, обрел там огромное счастье и не мог бы пожелать более приятной участи, чем вернуться и быть полезным генералиссимусу и мадам, но этому не суждено было случиться.
Мое выздоровление происходило медленно, и я все еще задавался вопросом, не ждет ли меня будущее в кресле в Брайтоне. Постепенно я обнаружил, что не разваливаюсь пополам, когда наклоняюсь, и меня осенило, что если мои ноги могут провести меня по проходу, то со временем их можно будет заставить идти в гору. Тогда я отказался от инвалидности, белого винограда и коварного сочувствия друзей и решил выздороветь, поспешно прибегнув к этим ненавистным, но, к сожалению, полезным утренним упражнениям! Я отказываюсь от них только под одним предлогом - из-за путешествия. Тогда я надеваю так называемое "дорожное лицо", становлюсь помехой для своих домочадцев и попутчиков и прибываю на вокзал, чтобы успеть на поезд, отправившийся накануне.
Мое первое путешествие после выхода из больницы было в страну моих предков, Бельгию, где друг моего детства и кузен граф Анри Картон де Виарт и его жена праздновали золотую годовщину свадьбы. Я остановился у другого своего кузена, барона Эдмона Картона де Виарта, и хотя прошло уже пятьдесят лет с тех пор, как мы были вместе мальчишками, годы между нами казались очень короткими. Я стоял там, окруженный представителями последующих поколений, и испытывал странное чувство, что круг замыкается и я снова оказываюсь в самом начале. Все меняется и все остается по-прежнему.
